Осколки света - Харрис Джоанн - Страница 3

– А теперь что? – спросили девочки, хихикая и перешептываясь.

– А теперь я угадаю, что Кэти выбрала. – Берни многозначительно умолкла. Потом, наверное, взмахнула палочкой и плащом. – Готовы? Она выбрала… клубничную!

Опять смешки и перешептывание.

– Подумаешь. Ты подсмотрела, вот и все. – Я потянулась к повязке.

– Нет, не снимай! Сейчас будет самое интересное!

Шорох, звяканье ножа о тарелку. Я понемногу теряла терпение. Казалось, надо мной втихомолку издеваются. Потом Берни сказала:

– Этот.

– Не-ет, этот! – возразила Лорелей.

– Фи-и!

– Тсс!

– Тише!

Хихиканье. Я опять скорее уловила, чем услышала движение. Берни взяла меня за руку. Я как-то сразу поняла, что это она. А потом…

Не забывайте, мне было десять, детская память устроена иначе. К тому же я три года как близко не общалась с Берни. Выросла с тех пор на целую голову. Даже молочные зубы выпали. Появились новые воспоминания. Я, можно сказать, стала другим человеком.

Контакт. Вспышка.

– Абракадабра! – крикнула Берни.

Не знаю, что произошло дальше. Может, я неточно запомнила. Когда Берни прикоснулась ко мне, внутри меня будто что-то перевернулось. Смутно знакомое чувство, словно из навязчивого сна.

– А теперь какой вкус? – глухо спросила Берни с полным ртом. – Подумай. Что у тебя во рту на самом деле, а?

– Клубничный «опальчик». Ерунда какая! – проворчала я. Меня злили смех и повязка, а еще неприятное подозрение, будто со мной не поделились общей шуткой. Я снова потянулась к повязке. – А ты думала, ч…

И вдруг другой вкус грубо вытеснил клубнику. Фруктовая кислинка сменилась на знакомый вкус и текстуру, но так внезапно, что я не смогла их определить. Во рту по-прежнему лежала конфетка, ничего нового туда не клали. А язык ощущал соленое, жирное, непонятное…

Это было вторжение.

Я подавилась и испуганно закашлялась. Начала дергать повязку.

– Нет, не жульничай! – воскликнула Берни. – Какой вкус?

– Н-не знаю… П-пирог со свининой?

Берни довольно рассмеялась. Остальные тоже, хотя чуть скованно. С меня сняли повязку. В руке Бернадетт держала недоеденный кусок пирога со свининой. «Я ведь только что его ела, – отрешенно подумала я. – Ощущала во рту». Нет, там были лишь остатки «опальчика». Я выплюнула конфету в ладонь. Больше ей не доверяла.

Знаю-знаю. Это сложно объяснить. А вам сложно понять, особенно из уст человека вроде меня. Поверьте, я была не из внушаемых детей. И воображением особым не обладала. Да, уступала давлению сверстников, как и всякая компанейская девочка, которая перешла в новую школу и мечтала стать популярной. Только не в тот раз. Я не просто поддакивала. Да и кому было поддакивать? Берни Мун? Добиваться ее расположения? К чему? Так или иначе, произошедшее я называю Первым Случаем.

Будь я постарше, решила бы, что она меня загипнотизировала или даже подмешала наркотик. Однако в десять лет мне и в голову такое не пришло бы, пусть я и притворялась искушенной перед друзьями. Осталась одна мысль: «Она умеет внушать. Заставляет чувствовать то, что чувствует сама». Что еще она могла со мной сделать? Напустить головную боль? Заставить описаться? Пожалуй, и то и другое. А может, даже больше… Изумление сменилось яростью. Я швырнула недоеденную конфету в Берни.

– Ты мерзкая!

– Да перестань! – удивилась она. – Ты разве не любишь пирог со свининой?

– Не в этом дело!

– Это же магия! – недоумевала Берни, будто ничего особенного не произошло. – Неужели не помнишь?

– Чего не помню?

Меня охватила дрожь. И снова тускло вспыхнуло знакомое чувство, словно воспоминание осколком стекла хотело вонзиться в сердце.

– Ладно тебе, – вздохнула Берни. – Попробуем еще. Теперь с Лорелей. Ты последняя, ты и выбирай.

– Что «выбирай»?

– Какой ей достанется вкус, ясное дело! Такая магия. Ты же знаешь!

Я сверлила ее взглядом. В голове не укладывалось, как Бернадетт Мун могла поменять вкус клубничного «опальчика» на пирог со свининой. Я решила отыграться за свой испуг.

– Ну ты и чудила! – зло выпалила я. – Понятно, почему никто не пришел на твой дурацкий праздник. Нельзя, что ли, заняться чем-нибудь нормальным?

В глазах Берни мелькнула обида. Огонек восторга померк, затем потемнел. Тут я немного испугалась. Как она ответит? На что способна? В ушах стоял гул, будто на меня ехал поезд, чье-то дыхание обжигало шею, а волоски на руках встали дыбом от первобытного ужаса…

Вдруг с подносом зашла мама Берни и нарочито беззаботным тоном спросила:

– Как дела, девчонки?

Пока мы наливали себе принесенный лимонад, напряжение рассеялось, и Берни опять стала собой – эдакой Уэнздей Аддамс в свадебном платье своей бабули, опьяненная сладостями и праздничной обстановкой. Таинственно-зловещий ореол испарился. Когда я допила лимонад, все снова шло своим чередом, и мне почти удалось себя убедить, что загадочный фокус Берни – лишь плод моего воображения.

Я покосилась на Грейс и Лорелей. Они-то осознали, что произошло? Застенчивая Грейс, похоже, не поняла «фокуса». А вот Лорелей радовалась, что до нее очередь не дошла. Остаток праздника мы с ней смотрели «Маппетов» и перешептывались, пока Берни тщетно старалась увлечь нас чем-нибудь нормальным. Сдавшись, она молча села смотреть фильм, а мы с Лорелей притворялись, будто ее не замечаем.

Временами из кухни заглядывала ее мама и с печальной улыбкой спрашивала, весело ли нам, хотим ли мы еще лимонада, потом уходила расстроенная, словно одноклассницы отвергли не дочь, а ее саму.

Отца Берни я видела только раз, под конец праздника. Он зашел на кухню, где убиралась мама Бернадетт, и заглянул в гостиную, где мы досматривали фильм. Мама Берни что-то ему сказала, а он ответил:

– Я так и думал. Пустая трата денег, Джин.

Она закрыла дверь, и я уже не могла разобрать слов, но поняла, что мама Берни расстроена, а папа сердит. Мне стало стыдно, а когда мы собрались домой и мама Берни отдала мне весь верхний ярус торта и вдобавок несколько мешочков с подарками, я смутилась еще сильнее.

– Возьми для мамы, ей понравится, – сказала миссис Мун с надеждой в голосе. – И сестренке возьми. Тут маленький набор косметики, а еще наклейки, конфеты и фенечки. – И вновь широкая улыбка, от которой разрывается сердце, столь похожая на улыбку Берни. – Многовато сделала, конечно. Но Берни полезно с тобой дружить. Ты хорошо на нее влияешь.

Пришлось из чувства вины взять мешочки, торт и сверток с бутербродами. Лорелей с Грейс взяли свои, и Берни помахала нам на прощание, звонко крикнула вслед:

– Увидимся в понедельник!

Будто ей невыносимо было с нами расставаться.

Увы, к понедельнику все знали, какой ужасный выдался праздник. Наверное, Лорелей разболтала. Магическое представление она опустила, но и остального оказалось довольно – за Берни пошла слава чудачки без друзей. Я этой темы избегала – частично из стыда за Берни, частично из опасения, что меня посчитают ненормальной с ней заодно. А если снились непонятные сны из далеких времен, когда магия казалась проще математики, я себя убеждала: таинственная игра на дне рождения Берни тоже просто сон.

В ту пору зародилось, годами ширилось и росло в тишине нечто. Сорок лет набирало силу. Нечто звенит разбитым стеклом, пахнет паленой резиной. И начинается как всякая подобная история.

С крови.

Песня вторая: Manchild[6]

«Беда! Проклятье ждет меня!» –

Воскликнула Шалот. Альфред Теннисон. «Волшебница Шалот»[7]

Все наши истории начинаются с крови. Из «Живого журнала» Бернадетт Ингрэм (под никнеймом «Б. И. как на духу1»)26 марта 2022 г.

1

Из «Живого журнала» Бернадетт Ингрэм (под никнеймом «Б. И. как на духу1»):

26 марта 2022 г.