Осколки света - Харрис Джоанн - Страница 17

День состязаний в «Малберри» выпадал на конец летней четверти. Участвовали все ученицы, от десятилеток до выпускниц. Соревнования были разные: и бег, и теннис, а под конец – всеобщий забег на восемьсот метров. Родители смотрели на нас с трибун, а девочки сидели на траве с подружками, болтали, делились вкусностями, подбадривали свои команды, плели венки из ромашек и вообще наслаждались летним солнышком.

Казалось бы, чудесный день. Четвертные контрольные закончились, учителя махнули на нас рукой, и на уроках нам только устраивали викторины и игры. Меня отобрали для трех соревнований в моей категории: бега на четыреста метров, эстафеты и стометровки с препятствиями. Моя мама и мама Берни собирались прийти. Вдобавок пригласили почетную гостью, даму Хэтти Рендалл, давнюю выпускницу школы, – много лет назад ее наградили серебряной медалью на чемпионате Европы. А я взяла и растянула лодыжку, когда дурачилась на турнике, и мистер Дэвис меня отстранил. Сама виновата, и все равно на душе было гадко. Конечно, я бы не обошла Грейс Оймейд, но теперь мне пришлось сидеть на складных стульях с другими девчонками, не допущенными до состязаний, – мы этот ряд называли «отстойный уголок».

Мои подруги устроили пикник по другую сторону беговой дорожки. Лорелей, судя по виду, веселилась больше всех, смеялась пронзительно и немного издевательски. Иногда она поглядывала на меня и остальных девчонок – Эми Уоттс, страдающую церебральным параличом, Джози Флетчер, сломавшую лодыжку, и девочек, у которых пошли месячные, – и смеялась еще громче. Противно. Терпеть не могу, когда все вместе, а я сижу одна. На миг мелькнула мысль: «А ведь у Берни всю жизнь так», и меня кольнул потаенный стыд.

Берни сидела на траве поодаль от меня. Одна-одинешенька, словно от нее расходились круги, как от брошенного в лужу камня. Другие девочки сидели группками, или болтали, или делали растяжку. Впервые за три года я немного пожалела Берни.

Потом начался бег на четыреста метров. Из громкоговорителя раздался голос мистера Д.: он велел участницам приготовиться. Грейс встала с травы. Ее длинные коричневые ноги в темно-синих шортах привлекали внимание – такие крепкие, стройные. Берни тоже поднялась, коснулась ее руки и что-то сказала. Возможно: «Ну, удачи». Хотя, зная Берни, скорее что-нибудь о лошадях или книгах, или спросила, какую суперспособность Грейс выбрала бы – становиться невидимой или уметь летать. Только вот ее лицо… Напряженное, почти сердитое…

Грейс растерялась, словно Берни сказала нечто странное, а потом пошла к линии старта. К ней присоединились остальные: Лорелей Джонс, Кейт Линдси, Дженни Эшфорд, Линда Кайт – в общем, все талантливые бегуньи школы. Мистер Дэвис пожелал им удачи. Выстрел стартового пистолета – и Грейс побежала первой, как всегда. Природный талант. Никто и не надеялся ее перегнать. Даже участвовать было незачем, разве только за дополнительные баллы, и потом, никто не хотел опозориться перед мистером Д.

Настало время Второго Случая. Да-да, того самого. С виду ничего особенного не произошло, просто Грейс вдруг замерла. Я сидела далеко и не видела ее лица, но помню впечатления: она остановилась резко, будто врезалась в стену. Кое-какие девочки тоже замедлили бег, а потом неохотно ускорились, как машины на скоростной магистрали после аварии. Дженни и Лорелей добежали до финишной прямой одновременно, а Грейс сошла с дорожки, взяла спортивную сумку и отправилась к воротам школы. Несколько девочек пытались ее догнать, но мистер Д. жестом велел им остаться и побежал сам. Пока он поравнялся с Грейс, она уже дошла до парковки. Они стояли вдвоем среди машин. Мистер Д. положил руку ей на плечо, но Грейс высвободилась. Ветер донес до ушей ее крик: «Нет! Больше никогда!» Потом она убежала прочь, а бедный мистер Д. остался стоять, растерянный и удрученный. Потом он объяснил нам, что у Грейс сдали нервы, однако она не вернулась в школу, а на следующий год мы узнали: она ушла из «Малберри» в «Солнечный берег» – обычную общеобразовательную на другом конце города.

Девочки окружили мистера Д. Все, кроме Берни. Она стояла в своем маленьком одиноком кругу – несчастная, в спортивных штанах и с длинными косичками, как у маленькой. Прижимала ладони к животу, словно ей больно. А потом зашагала обратно к «отстойному уголку».

– Ты как? – спросила я.

– Больно, – тихо пожаловалась она и положила руку мне на плечо. Меня вдруг пронзило странное, яркое чувство. Кто-то словно открыл дверь в темный подвал и показал мне любимую детскую игрушку, теперь сломанную и позабытую. А следом появилась знакомая боль внизу живота и запах чего-то вроде монеток в грязи. Я поняла, каково Берни и почему.

– Наверное, у тебя месячные. – Я догадалась, что ей это в новинку. Ну конечно. Она ведь на полгода младше меня, а в таком возрасте каждый месяц на счету. Нет, она знала, что это такое (нам рассказывали в начале года), но иногда просто знать и понимать, как себя вести, – разные вещи. – Первые, да?

Берни молча кивнула.

– Ясно. Идем за мной. Возьмем прокладку в медкабинете.

Она пошла за мной, и школьная медсестра выдала ей прокладку из дешевой старомодной упаковки. Я повела Берни в туалет и гордо объяснила, как приклеивать прокладку. Словно взрослая. Может, Берни и чудаковатая, подумала я, но необязательно же вести себя, как Лорелей Джонс. Вновь вспышка необъяснимой вины, вновь будто приоткрылась дверь в темный подвал, где лежали позабытые детские игрушки – одинокие, покинутые.

– Спасибо, – отозвалась Берни из кабинки. – Они всегда такие большие? У меня между ног как будто матрас.

– Привыкнешь.

– Этого и боюсь.

Берни вышла из кабинки уже не такая бледная. «Какая она маленькая!» – удивилась я.

– Как думаешь, что там случилось у Грейс и мистера Д.?

Берни пожала плечами.

– Она так разозлилась! Ничего не понимаю. Он ведь всегда ей нравился, – продолжила я.

– Может, и нравился. Может, в том и беда.

– Ты о чем?

Берни опять пожала плечами.

– Наверное, она поняла, какой он мерзкий. Какой он на самом деле.

– Совсем он не мерзкий! Из всех учителей он один нескучный.

Она улыбнулась с легкой грустью.

– Ты повзрослела быстрее меня.

Снова вспышка вины. Откуда она взялась? Непонятно. Я ведь поступила правильно. Я ведь приглядела за Берни!

– Подстриги волосы, – посоветовала я. – С косичками ты как ребенок.

Я не хотела грубить. Просто вся эта история выбила меня из колеи. Под светом ламп лицо Берни в зеркале напоминало белый воздушный шарик, вылетевший из руки. Она бросила на меня странный взгляд, и я поразилась: неужто она казалась мне ребенком? Теперь она походила на старую цирковую обезьянку.

– Если это и значит взрослеть, то ничего хорошего тут нет.

– Ты скоро передумаешь, – пообещала я.

– Вряд ли.

В следующей четверти мистер Д. покинул школу при обстоятельствах, которые иначе как чудовищными не назовешь. Только никто не связал их с Берни Мун, по-прежнему необщительной и нелюдимой.

2

Из «Живого журнала» Бернадетт Ингрэм (под никнеймом «Б. И. как на духу1»):

Воскресенье, 27 марта

Я проснулась от ужасной менструальной боли, какой не испытывала со школьных времен, и потрясенно осознала: мне все приснилось. Ну конечно, приснилось. А как иначе? Я вытянулась под одеялом. Мышцы болели, суставы ныли. Я будто марафон пробежала (хотя откуда мне знать, каково это!). Наверное, очередной симптом? Мартин опять спал в свободной комнате: вернулся поздно и не хотел меня будить, по крайней мере, так он сказал, хотя на самом деле ему, скорее всего, противна кровь. Он очень щепетилен. Помню, выбросил рубашку из-за пятнышка под воротом. «Да никто и не знает, что оно там!» – удивилась тогда я. «Зато я знаю», – возразил Мартин.

Я встала и поменяла прокладку «макси». Вечером наклеила их одну на другую, и обе промокли насквозь. «Сколько теперь можно темного шоколада?» – отрешенно подумала я и включила телефон.