Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег - Страница 27

Солано благодарно кивнул и перешёл к теме земельных кооперативов. Тема немного преждевременная с экономической точки зрения, но Солано решил, что в попытках создавать такие кооперативы быстрее выяснятся ценные кадры для организации. Да и свое нутро многие покажут. Так что вбросить тему он счёл нужным.

— Нет второго такого народа на земле, — беззастенчиво начал он льстить аудитории по заветам Джина Шарпа (2), — кто был бы так отзывчив к бедам своего соседа, как народ кечуа. В самой глубине наших сердец живёт понимание, что только вместе можно противостоять угрозам этого мира. Я говорю о «Айни».

Старцы понимающе закивали. Слово это имело широкий смысл и в общем случае обозначало обмен трудом с соседом по принципу «ты мне — я тебе». Но равновесность услуги не была обязательной. Главное было — помочь соседям в тяжёлой ситуации, а там уж на их усмотрение. Такой массовый альтруизм действительно встречался нечасто в истории. И во многом именно он позволил кечуа выдержать геноцид со стороны завоевателей.

— Христианство, как вероломный грабитель, в первую очередь набросилось на эту нашу особенность, которая даёт нам силу. Нас всеми силами превращают из сплочённых взаимной выручкой общин в одиноких и беззащитных пеонов на чужих землях. Айни — это наша линия обороны. Наш щит и стержень. И надо придать ей ещё больше силы, чем доселе. Новая айни требует, чтобы землю обрабатывали всей общиной, не деля её на участки. Стада лам и альпак тоже должны быть объединены. Все работают сообща и делят только результат труда, оставляя часть на развитие.

— Как же так! — перебил его один из стариков с лицом, похожим на безжизненную маску от оспин. Его голос дрожал от возмущения. — Всегда найдётся лентяй, который будет лежать в тени, пока другие пашут. А те, кто пасёт альпак, и вовсе не захотят вступать в такую айни. Они привыкли к свободе.

— Айни — дело добровольное, — подчеркнул Солано. — Кто не хочет работать сообща, волен работать в одиночестве. Но община не должна таким помогать. Ни в чём. Я говорил, что всему народу кечуа надо обрести единство? Оно начинается с айни. Отныне тот, кто не готов работать сообща и ставить общинное выше личного — не кечуа.

— Будет много ссор. Нехорошо это, — покачал головой Атау.

— Бывает, что у некоторых не лежит душа к крестьянскому труду, — вступил в разговор Кураку Акуллек. — До сих пор у них выбора не было. Но теперь общины могут отправлять таких к Патиньо. Он найдёт применение их талантам. Так что ссор можно и нужно избегать.

— Я объясню, почему нужна новая айни. Общины, устроенные по-новому, смогут обрабатывать больше земель и выпасать больше лам меньшим количеством рук. Общий инвентарь будет лучше и полнее использоваться и даст прирост товарной шерсти, нитей и ткани. Везде новая айни позволит немного, но увеличить доход и обустроить быт.

— Ты всё верно говоришь, посланник, — подал голос ещё один старец, его голос звучал устало. — Но не получится у нас жить лучше. Трибуто, будь оно проклято, высасывает из нас все соки. Не будет у нас даже маленького богатства, пока с нас требуют выплачивать этот налог (3).

Все старцы горестно закивали. Кивнул и Солано. Он прекрасно знал, что это удавка на шее коренного населения, накинутая ещё конкистадорами. Его величина устанавливалась совершенно произвольно. Не было никаких критериев его начисления. Если земли нравились властям, то трибуто убивало и разоряло всех, кому не повезло на них жить. Продажа земли для уплаты налога была нормой. А безземельным была одна дорога — в шахты. Где смертность доходила до 80%.

— Мы будем бороться против трибуто. Но для начала — не насильственно. Я говорил про новые кооперативы-айни не просто так. Они будут самым маленьким звеном сети сопротивления. Принципы у него должны быть такие. По мере организации кооперативов кечуа больше ничего не должны покупать сделанное не кечуа. Инструмент должен быть только из кооперативных мастерских кечуа. Соль мы должны брать только напрямую у наших братьев, что добывают её на солончаках. Не покупайте никакой одежды и вещей, сделанных не кечуа. Даже если они хороши и дешевле, чем сделанные соплеменником. Пусть ни одно судебное разбирательство не выйдет за пределы общин. Судите своим судом и игнорируйте суды белых господ.

— Власти будут нас карать, — раздался голос из толпы, полный сомнения.

— Не вступайте в драку. Пусть карают. Семье схваченных будут помогать все айни вокруг и наша тайная организация. Мы будем давить власти протестом и неповиновением. Они не смогут сломить всех сразу и вынуждены будут договариваться. После того как кооперативов-айни станет много. Когда они охватят хотя бы половину кечуа, мы создадим народный конгресс и постановим прекращение выплат трибуто. Мы не откажемся платить налог, но мы сами установим его справедливый размер.

— Нас просто уничтожат, — проворчал тот же шаман, его голос звучал безнадёжно.

— Не смогут. Кечуа в десять раз больше, чем всех креолов и европейцев вместе взятых. И мы покажем им, что нас много. Мы будем проводить время от времени многотысячные марши протеста. У них просто нет столько тюрем, чтобы пересажать нас.

— Это ты с принявшими крест считаешь, а они нам не помогут.

— А это уже от вас зависит, — покачал головой Солано. — Относитесь к ним как к родне. Забудьте, что они приняли крест. Пусть кооперативы-айни включают их в свою работу. И они встанут на нашу сторону. И даже креолы поддержат нас, если мы будем справедливы и честны.

— Они будут убивать, не задумываясь, а выживших загонят в шахты, — тоскливо произнёс всё тот же пессимист.

— На насилие мы ответим точечным насилием и террором. Командиры вражеских отрядов будут просыпаться с перерезанными горлами. Будут гореть усадьбы сеньоров вместе с их семьями. Их скот будет умирать от отравы, а урожаи будут переполнены жучками и гнилью. Наши братья-шахтёры будут ломать оборудование шахт, а погонщики перестанут перевозить их грузы. Испанцы не выдержат долго. Они будут договариваться. И мы пойдём им навстречу. Но помните. Мы неизбежно смахнём всех господ с лица нашей земли и сами установим свои правила жизни. От Колумбии до Аргентины. К тому времени мы будем уже сильны и организованы для этого.

— Надеюсь, я не доживу, — хмыкнул пессимист.

— Трусишь, да? — поддел его пако Атау.

— Нет. Но я не хочу увидеть тысячи моих родичей, лежащих в крови. А это будет. Помяните моё слово.

— Я не буду обещать бескровной победы. Но даже тысячи жизней за нашу победу спасают миллионы погибших, если мы проиграем. Они, выжившие, будут благодарны нам, не испугавшимся и не отступившим.

В этот момент раздался выстрел. Что-то больно ударило Солано в бок, а сидевший напротив старик-пессимист вскрикнул и схватился за плечо. Его лицо было покрыто алыми брызгами, и из-под пальцев начала струиться кровь. Солано проверил себя, но, к счастью, раны не обнаружил. Пуля только чиркнула по толстому привязному ремню и полетела дальше.

Солано вскочил и обернулся. К месту, над которым поднималось облачко дыма, уже бежали молодые кечуа вместе с Патиньо. Солано тоже поспешил туда и подоспел в момент, когда несколько крупных камней смачно прилетели в незащищённую голову старика Санчо. Тот упал, держа окровавленный нож.

Один кечуа лежал рядом и стонал, зажимая рану.

— Не убивать! — закричал Солано, видя, что над бесчувственным стариком уже занесли булыжник размером с голову. Молодёжь с сомнением оглянулась, но команду выполнила. — Оказать помощь раненому, а старика связать.

— Хозяин, почему ты не хочешь его убить? — в волнении Патиньо забыл о договорённости. — Он не заслуживает снисхождения!

— Камрад Поликарпо, — одёрнул его Солано, — ни о каком снисхождении речь не идёт. Он обязательно умрёт. Но только когда я скажу.

В этот момент Санчо очнулся и застонал. Один глаз у него был залит кровью, но второй уставился на Солано с бешеной яростью.

— Ты! Дьявол!

И Санчо плюнул в Солано кровавым сгустком. Патиньо тут же засадил ему в живот носком сапога.