Кто такая Марта (СИ) - Началова Екатерина - Страница 24

Полностью полагаясь на своего попутчика, я шла молча, стараясь не отставать. Внутренне крыло облегчение, что я, наконец-то, свободна, что иду к озеру, что не одна. Одновременно скребло сожаление — о Сокуре, который остался лежать в повозке, о Таране, на которого я не держала зла, и даже об Ингее, который остался беспомощно стоять на дороге.

…о Сокуре. Особенно, о Сокуре. Я не хотела с ним так расставаться.

Я над тобой не смеялся, честно. Ты так красиво веришь…

«Высокородный… Высокородные…»

Перебирая воспоминания, я накладывала их на новую информацию и все равно не могла понять, что они делали, зачем тянули меня в Денир. Разве им могут быть нужны только деньги? Туманная надежда, что мы еще можем увидеться, упорно смешивалась с отрезвляющим «скорее всего нет».

Вечер спускался все ниже. У неба воздух был светлым, но чем ниже к земле, тем темнее он становился. Просто черное одеяло, густо сшитое из шепчущих теней и пронизывающего холода.

От перехода по лесу я ужасно устала, посадила на руки и щеку несколько царапин от злых веток и насквозь промочила ноги. Ботинки противно хлюпали на каждом шаге. Мокрые листья, сбитые нахлынувшим ветром, шуршали под ногами. Сначала шорохи заставляли сердце биться быстрее, затем стало все равно — усталость забрала себе эмоции. Дождь к тому же снова начал накрапывать.

— Почти на месте, — уже глубокой ночью произнес Стэк. Он уже несколько раз оборачивался вороном и возвращался. Мы подходили к Дениру, только вот никакого облегчения это осознание не несло.

«Никакого общения, никаких больше встреч, — ультимативно заявил Стэк еще на подходе. — И никаких трактиров. Зайдем в Денир только для галочки, чтобы выполнить обещание, затем сразу выйдем».

Вместо леса впереди темнели дома, кое-где освещенные маняще-желтыми фонарями. Едва передвигая ноги, я уныло шла к ним, зная, что фонари мне не светят — придется уйти. Ноги гудели — нам пришлось порядочно обойти город, чтобы идти по главной дороге. Там стояла охрана, с ней встречаться не хотелось, поэтому Стэк нашел в темноте другую, крохотную грязную дорогу. Она служила, наверное, для скота, и мы шли по ней. Дождь то прекращался, то моросил, то опять прекращался.

По колено в грязи, по макушку в ночи, я едва поднимала ноги, но не жаловалась. Чего мне жаловаться, я и так обуза для быстрого крылатого…

Мы встали под узкий карниз крайнего дома. Дом спал, как и весь город, даже собаки не брехали. В Денире царствовали только дождь и ночь. Стэк оценивающе оглядел меня. Стоял он прямо, уставшим не выглядел. Плащ блестел от влаги.

Стараясь не застонать, я оперлась спиной о мокрый камень и выжидательно посмотрела на Стэка, ожидая команды.

— Терпи, Марта. Ночуем за городом, — тихо и строго напомнил он, будто я умоляла его остаться.

— Теплю. — Не прекословя, я кивнула и поглубже натянула на голову капюшон. Парик я второпях забыла в повозке. Его теплого слоя на голове ужасно не хватало.

Будто решив испытать наше терпение в полной степени, дождь злорадно полил стеной. Я обреченно посмотрела в оглушительную мокрую черноту. Как в ней ночевать, я не представляла, но была готова пробовать. Зайцы они же как-то спят в непогоду? Волки, лоси… Будем как лоси. Водоплавающие…

— Идем? — сдавленно чихнув в рукав, я подняла глаза на Стэка.

Сдвинув брови, Ворон мрачно поглядел на грозу. Его губы скривились, красноречиво выражая сразу несколько десятков неприличных слов. Молча и раздраженно мотнув головой, Стэк потянул меня в город.

Глава 23. Я спокоен

— Никуда они не денутся, — повторяю Соку. — Погода смотри, какая… Нелетная! Некуда им деться. Найдем!

В голове слегка шумит после удара. Но я вполне бодр, в словах уверен. Кроме Денира податься этой парочке некуда.

Ночной въезд не поощряется, главные ворота закрыты. Сую мокрому охраннику монету, чтобы не ерепенился. Он меня и так знает, но монету берет, не стесняется.

— Девица с вороном не заходила? — спрашиваю.

Качает головой.

— Если зайдут, дай знать. Не поскуплюсь.

Угукает. Добро…

Мы въезжаем уже глубокой ночью. Колеса грохочут по камню, и из какого-то окна доносится истошное:

— Да дайте же поспать! — Это все из содержательного, дальше голос истерично матерится. — Куски навоза, чтоб вас черви сожрали! Чтоб вас…

Нахохлившийся Сок сидит на козлах рядом и щурит желтые глаза, провожая ненавидящим взглядом окно, из которого прозвучал крик. Против обыкновения, ни разу не улыбнулся. Сидит, только шипит, поганец рыжий. В кои-то веки я успокаиваю его, а не наоборот.

У нас с Соком за год знакомства образовалась гармония. Не знаю, как. Вроде не должны были, но как-то приклеились друг к другу, дополняем по очереди. Я добрый — он злой. Я психую — он успокаивает. И наоборот. Сейчас я спокоен как утренний летний луг, хотя мог бы и волноваться, сама дочь верховного, как-никак… Но я не волнуюсь. Встреча с ней — это подтверждение, что сам Порядок одобрительно хлопает меня по плечу и улыбается. Значит, так и должно быть. Так и должно…

Я снова смотрю вверх.

— Найдем… — не спеша говорю. — Ладно, ворон он может свинтить… А она далеко не уйдет, сам посуди.

— Не уф-ферен, — Сокур фыркает как злой намокший кот. — Стэку что? Ему под дождем нормально, с-сел на веточку и сидит, хвост не промокает. Он не тупой, должен понимать, что в городе лучше не ночевать, что мы поедем в город. К ней может не прислушатьс-ся. Может заставил ее сидеть в луж-ж-же…

Ну, расшипелся… Кошу глазом. Еще и ногой дергает.

Слушаю, качаю головой. У меня другое мнение.

— Прислушается, — уверенно хмыкаю. — Вороненок только ершится. Сам скрывает, что воспитанный. Помнишь, как он ее от тебя защищал? «Не мешай», «отойди», «не спрашивай»…

На этой фразе Сок мрачнеет сильнее прежнего и быстро трогает языком ядовитые клыки, спрятанные в деснах.

— Здес-сь, — опять шипит.

Останавливаю Ингея у темного дома. Сок спрыгивает, я жду.

Смотрю на небо, пока жду. Его не разглядеть за дождем, но мне, кажется, доброе. Небо зачем-то послало дождь, хотя могло бы и не посылать. В сказках говорят, что дождь — это красный буйвол расщедрился, пробежал по небесной реке, вбил копыта в землю и выжал оттуда на нас всю воду. Взойдет трава, будет урожай, плоды, изобилие. Да…

Порой я думаю, что он просто мочится. Но выжимание с небесной реки воды поэтичнее звучит, так что я о своей теории особо не распространяюсь. Хотя сыновьям по секрету сказал, они хохотали. Герда потом меня тряпкой била — они ей тоже сказали по секрету.

Я смотрю, как Сокур стоит под крыльцом и что-то настойчиво втирает Тариусу, знакомому Ворону. Он прикормленный. Стоит, зевает… Сок поднял его с постели.

Слышу, как инструктирует:

— Все облети, ищи двоих. Девушка маленькая, мне по плечо. Красивая. Волосы как пламя. Глаза большие… Зовут Марта. С ней черный урод. Из ваших!

Усмехаюсь. Ясно… Опять влюбился. У Сока натура такая, что поделать… Я уже привык, не особенно волнуюсь. Змей стремительно влюбляется в каждую девчонку, которую встречает, затем так же быстро забывает. День-два и успокоится. Не всем же влюбляться раз и навсегда, как мне.

При мысли о жене в пустом брюхе становится теплее.

Что у Герды сегодня может быть на ужин?

Я думаю, она сварила суп… Хочу, чтобы это был суп. Густой, что ложка стоит, с кабачком, картошечкой и поджаренным до коричневой корки лучком. Я б три тарелки съел сейчас. А потом бы в кровать, сухую, теплую. Да вместе с женой под одно одеяло, и пусть снаружи льет сколько угодно… А я ее схвачу за мягкий животик, пока сыновья не проснулись… Скоро. Надеюсь, что скоро.

Сладкие мечты прерывает злое змеиное «с-с-с».

— Ес-с-жай.

Сок стискивает в руке лохматую черную тряпку. Приглядываюсь. Её парик. Мы едем к Иргену, а он Волк, которому только дай денег и запах — найдет. Город маленький…

Марта девчонка милая, даже жалко, что такая милая, могла бы быть и похуже. Было бы проще. Странно, как у такого мерзавца, как ее отец, такая уродилась. Еще и смесок. Мать, говорит, из наших… Чушь так-то, даже представить не могу, да и не хочу, противно. Я больше думаю, что подонок запросто мог телочку запугать, взять силой, а та сказала дочери иное… Такое вероятнее.