История Энн Ширли. Книга 1 - Монтгомери Люси Мод - Страница 93

— Вот уж не думала, что для того чтобы с ним подружиться, мне придется его побить, — обескураженно сказала Энн, чувствуя, что ее убеждения опять ее подвели. — Тут что-то не так. Я по-прежнему уверена, что от детей всего можно добиться добром.

— Может, оно и так, только Пайны все делают вопреки правилам и здравому смыслу, — убежденно заявила миссис Рэйчел.

Мистер Гаррисон, когда услышал про историю с Энтони, сказал:

— Я так и знал, что без порки ты с ним не справишься.

А Джейн с торжеством произнесла:

— Ну вот, что я говорила?

Энн заперла дверь школы в последний раз в этом учебном году. Стоял тихий светлый вечер, ветерок мурлыкал в верхушках елей вокруг игровой площадки, а у подножия деревьев растянулись длинные ленивые тени. Энн с удовлетворенным вздохом положила ключ в карман. Учебный год окончился, ее контракт продлили на следующий год, ее хвалили… Из всего попечительского совета один мистер Хармон Эндрюс выразил неудовольствие, — по его мнению, детей надо чаще сечь. Впереди призывно манили два чудесных месяца каникул, которые Энн честно заслужила. Она спустилась со школьного холма. На душе ее царил покой, в руках она несла букет цветов. С ранней весны Энн каждую неделю носила цветы на могилу Мэтью. Жители Эвонли, за исключением Мариллы, уже забыли тихого застенчивого Мэтью Кутберта, но Энн по-прежнему хранила в своем сердце благодарную память об этом человеке. Он первый отнесся к ней с сочувствием и любовью, по которым так изголодалась ее детская душа.

Спустившись с холма, Энн увидела в тени развесистых елей мальчика с большими мечтательными глазами и красивым задумчивым лицом. Улыбаясь, он подошел к Энн. Однако в глазах у него поблескивали слезы.

— Я решил вас подождать, мисс Энн, потому что знал, что вы собираетесь на кладбище, — сказал он. — Я хочу пойти туда с вами… Бабушка попросила меня положить этот букет герани на могилу дедушки. А вот этот букетик роз я положу рядом с дедушкиной могилой. Это для мамочки… я уже не могу пойти к ней на могилу. Но ведь она все равно узнает, что я принес ей Цветы, правда?

— Конечно, Поль, конечно, узнает.

— Знаете, мисс Энн, мамочка умерла три года назад.

Вроде уже прошло много времени, а я по ней так же горюю, мне все так же ее не хватает. Иногда так болит душа, просто сил нет.

Голос Поля дрогнул, и у него задрожали губы. Чтобы скрыть слезы, он опустил глаза к букету цветов.

— Но тебе ведь не хотелось бы, чтобы ты совсем перестал тосковать по маме, Поль… чтобы ты ее забыл?

— Нет-нет, не хотелось бы. Вы так хорошо все понимаете, мисс Энн. Никто так хорошо меня не понимает… даже бабушка, хотя она ко мне очень добра. Папа тоже все хорошо понимал, но я не мог с ним разговаривать о мамочке — он страшно расстраивался. Я уже знал: если он закрыл лицо руками, больше про нее говорить не надо. Бедный папа. Ему, наверное, ужасно одиноко без меня, но у него сейчас ведет хозяйство экономка, а он считает, что экономке нельзя поручать воспитание сына, особенно когда отец так часто уезжает по делам. Для этого лучше годятся бабушки, если уж нет мамы. Вот когда я вырасту и мое воспитание закончится, я вернусь к папе, и мы уже никогда не будем расставаться.

Поль так много рассказывал Энн про своего отца и мать, что ей казалось, будто она была с ними знакома. Мать Поля, наверное, была похожа на него самого — такая же нежная, чувствительная, наделенная богатым воображением. А у Стивена Ирвинга под внешней сдержанностью, видимо, скрывалась глубокая и нежная душа, в которую он впускал не всякого.

— С папой не так-то легко подружиться, — как-то поведал ей Поль. — Я по-настоящему узнал его только после смерти мамочки. Но когда его узнаешь, то поймешь, какой он замечательный человек. Я его люблю больше всех на свете, потом бабушку, а потом вас, мисс Энн. Может быть, я поставил бы вас на второе место, сразу за папой, но любить бабушку — мой долг. Она ведь очень заботится обо мне. Только жалко, что она уносит из моей комнаты лампу сразу, как уложит меня спать. Она говорит, что мальчики не должны бояться темноты. Я не боюсь темноты, но мне было бы спокойнее, если бы на столе горела лампа. Мамочка всегда сидела рядом с моей постелью, пока я не засну. Наверное, она меня избаловала. Матери ведь часто балуют своих детей.

Нет, этого на собственном опыте Энн не испытала, хотя могла вообразить. Она с грустью подумала о собственной мамочке, которая считала ее маленькой красавицей и которая умерла так давно и похоронена рядом со своим юным мужем в могиле, которую никто никогда не навещает и куда никто не приносит цветов. Энн не помнила своей матери и почти завидовала Полю, у которого, по крайней мере, остались светлые воспоминания.

— На следующей неделе у меня день рождения, — продолжал Поль. — Папа написал, что послал мне подарок, который мне понравится больше всего на свете. По-моему, бабушка его уже получила и заперла в ящик комода. Раньше она никогда так не делала. Когда я ее спросил, почему она заперла тот ящик, она поглядела на меня с таинственным видом и сказала, что любопытство большой грех. Правда, день рождения — это ужасно интересно? Мне исполнится одиннадцать лет. А на вид все дают мне меньше. Бабушка говорит, что я плохо расту, потому что ем мало овсяной каши. Я стараюсь ее есть, но бабушка накладывает мне на тарелку такую гору… она всего дает по многу. Я просто не могу все это съесть. Бабушка говорит, папа вырос на овсянке, и ему она пошла на пользу — видели бы вы, какие у него широкие плечи. А мне иногда кажется, что эта овсянка в могилу меня загонит, — грустно закончил Поль.

Энн тихонько улыбнулась — Поль не смотрел на нее, и она знала, что он не заметит ее улыбки. Весь Эвонли знал, что старая миссис Ирвинг кормит и воспитывает своего внука по проверенным дедовским рецептам.

— Ничего, милый, будем надеяться, что этого не случится.

Они дошли до кладбища. Оно густо заросло высокой травой, и общество уже подумывало о том, чтобы привести его в порядок и украсить. Они собирались скосить траву, поднять покосившиеся надгробные плиты и кресты и заменить старый полусгнивший деревянный забор красивой чугунной оградой.