Одинокий путник - Денисова Ольга - Страница 11

– Слушай, Лытка, а что будет, если нас поймают? – он приостановился, раздумывая.

– Высекут, – усмехнулся Лытка.

Таким отчаянным трусом, как год назад, Лешек уже не был, но у него все равно передернулись плечи: к розгам он так и не привык, и каждое наказание воспринимал примерно как конца света. Теперь ему хватало мужества не унижаться до мольбы о пощаде, но сдерживать слез он не научился.

– А ты что, боишься? – спросил Лытка и посмотрел на Лешека с вызывающей улыбкой.

– Нет, – поспешил ответить Лешек – он во всем хотел быть похожим на Лытку, – я не боюсь. Но, знаешь, мне кажется, так легко мы не отделаемся… Наверняка, об этом расскажут не Леонтию, а Полкану.

– Да ну! Ты слышал, что Полкану запретили бить приютских его плеткой? Чтобы он не убил никого ненароком.

– Нет. Ну и что, что запретили. Он все равно с ней ходит… – Лешек не сомневался, что нарушить запрет Дамиану ничего не стоит.

– Да ладно, пошли, никто нас не поймает! – рассмеялся Лытка, – я целый месяц хожу, и ничего.

Но Лешека мучило нехорошее предчувствие, он все чаще вздыхал, однако делиться с Лыткой опасался – чего доброго, его друг и вправду решит, что ему страшно.

Они успели залезть в смородину до того, как в скиту появились монахи, но сидеть без дела им пришлось недолго. У Лешека от волнения стучали зубы – он так долго ждал этой минуты, и, наконец, его мечта сбывается! Он даже забыл о своих смутных сомнениях, а страх только усиливал остроту ощущений. В глубине души он, конечно, мечтал, чтобы все поскорей закончилось благополучно, и они с Лыткой вернулись в приют довольные и полные новых впечатлений. Лешек уже представлял себе эту обратную дорогу по солнечному лесу, и их разговор, и гордость собой за столь дерзкую авантюру.

Монахи подошли к трапезной бесшумно, Лешек услышал их только когда раздался скрип двери. И волнение его было вознаграждено сторицей: поговорив немного о запасах зерна на конец лета и сборе податей будущей осенью, монахи начали обсуждать Дамиана. Разговор их был долгий и путаный, Лешек не все в нем понимал.

– Я думаю, Дамиана рано поднимать наверх, – мрачно сообщил Эконом, – он не вполне владеет своими чувствами, гневлив, и, между прочим, понимает, что авва ему благоволит, поэтому ведет себя не всегда выдержано.

– Ну и что? – возразил Благочинный, – он молод, а этот недостаток со временем, как известно, проходит. Не забывайте, в одночасье он ничего не добьется, ему потребуется несколько лет для того, чтобы он начал приносить реальную пользу.

Монахи говорили по очереди и не перебивали друг друга, Лешеку показалось, что кто-то – наверное, авва, делает им знак, когда можно начинать говорить.

– Я считаю, что у него есть другой существенный недостаток, – сказал иеромонах, голоса которого Лешек не узнал, – он совершенно равнодушен к мнению о нем братии, и, что будет сильно мешать, к мнению иеромонахов. Духовники мальчиков жалуются на него, Паисий только и ищет повода прижать его к ногтю, а Дамиану – как с гуся вода.

– Паисий ничего не решает, – не согласился Благочинный.

– Паисий – да, но лишний ропот нам тоже не нужен. И потом, Дамиан действительно превратил приют в казарму.

– Э, тут ты не прав, – снова вступил в разговор Эконом, – мы позволили ему действовать по его усмотрению и не чинили препятствий. И посмотрите, как грамотно он расставил людей, добился привилегий для воспитателей. Я посмеивался и восхищался тем, с какой легкостью ему удалось сократить послушания для мальчиков, как он наладил хорошее питание – между прочим, мальчики сейчас едят больше, чем некоторые монахи, а с послушниками я бы и сравнивать это не стал. Он отличный хозяйственник, и, при всем при этом, приют начал приносить пользы больше, чем потребовал расходов. Практически вся заготовка грибов и ягод лежит на детях, а пять лет назад они не собирали и трети всех запасов. Раньше монахи отказывались от помощи приютских, и считали их обузой, а не подспорьем, а теперь наоборот – рады, и даже просят в помощь мальчиков. А ведь время, отпущенное на послушание, он сократил почти вдвое.

– Конечно, дети настолько запуганы воспитателями, что опасаются отлынивать от работы.

– Нет. Это, конечно, тоже имеет значение, но основная заслуга Дамиана не в этом – мальчики высыпаются, достаточно отдыхают, хорошо едят – естественно, их работа более продуктивна, чем у голодных сонных мух, которых мы видели пять лет назад. Знаете, как он добился полных корзинок с ягодами, которые приносят ему из леса? Во-первых, поход в лес в приюте считается поощрением, туда не пускают тех, кто нарушает дисциплину. Во-вторых, мальчикам не запрещают есть ягоды, но при этом они должны собрать какую-то установленную норму. Раньше дети выбирались в лес, чтобы набить живот и подремать под кустиками, теперь же – чтобы погулять с пользой дела.

Лешек слушал, открыв рот: ему никогда не приходило в голову, что Дамиан заботиться о них и добивается для них каких-то привилегий. Он, конечно, слышал, будто раньше послушания начинались в шесть утра и заканчивались в десять вечера, но никак не связывал это послабление с Полканом – в те времена он был слишком мал, чтобы понимать отличие между воспитателем и Инспектором приюта.

– Но в приюте действительно не уделяют должного внимания вопросам веры, – сказал кто-то незнакомый Лешеку по голосу, – детей заставляют вызубривать непонятные для них канонические тексты, и, если бы не проповеди, они бы вообще не имели представления о боге.

– Ну, это можно отнести к недоработкам Дамиана, и даже поставить ему это на вид, но сейчас-то мы речь ведем не об этом, – вставил Благочинный.

– Дамиана нужно удерживать в рамках, – этот голос Лешек тоже не узнал, – он слишком… пронырлив, и слишком любит власть. И его руководство приютом это лишь подтверждает. Я думаю, он может стать опасным не только для наших врагов, но и для нас, рано или поздно.

– Дамиан никогда не подставляет своих людей, – добавил Благочинный, – заметьте, он ни разу ни одной своей неудачи не списал на подчиненных. Он принимает ответственность за их поступки на себя, и разбирается, как с детьми, так и с воспитателями, самостоятельно.

Все замолчали, и молчание длилось довольно долго, пока, наконец, Лешек не услышал голос аввы:

– Я выслушал всех, кто хотел что-то сказать? Тогда я скажу так: Дамиана не стоит продвигать по служебной лестнице. Пока. Пусть остается Инспектором еще некоторое время, вернемся к этому вопросу через год-другой. Но мы можем ввести его в наш круг – это будет для него полезно и приятно, даст толчок для дальнейшей деятельности. Он будет понимать, в чем состоит его задача, и, возможно, уже сейчас начнет ее решать. Таким образом, те несколько лет, которые отделяют его от принесения реальной пользы, он может благополучно совмещать с должностью Инспектора.

Лытка, слушавший монахов сжав зубы и сузив глаза, от злости хлопнул кулаком по коленке – никакие заслуги Инспектора не могли поколебать ненависти Лытки к нему. Лешек отлично понял, что чувствует Лытка: разочарование в авве и крушение надежд на то, что Полкан когда-нибудь будет наказан по заслугам. Его детское, немного наивное представление о руководстве монастырем, трещало по всем швам, и если Лешек спокойно принял некоторый цинизм и откровенность этого обсуждения, то Лытка принимать такого не желал.

Он был так возмущен, что еще раз хлопнул рукой по коленке и со свистом втянул в себя воздух. Это он сделал напрасно – монах, обходивший трапезную дозором, услышал странный звук и быстрыми шагами направился в их сторону. Лешек сполз на землю, поглубже зарылся в кусты и прикрыл руками голову, стараясь слиться с травой и смородиной, но Лытка был слишком большим для такого маневра – как только сторож раздвинул ветки, он тут же обнаружил его вихрастую голову, которую и ухватил за волосы.

– Хоп! – крикнул монах, и разговор за стенкой немедленно стих.

Лешек лежал ни жив, ни мертв. В голове появилась мысль немедленно кинуться на сторожа и попытаться вызволить друга, но страх сковал его движения, и за то короткое время, пока монах вытаскивал Лытку из кустов на тропинку, Лешек так и не собрался с духом это сделать. А потом было поздно, потому что неожиданно подбежать к монаху сзади у него бы точно не получилось.