Инженер Петра Великого 6 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 45

Глава 19

Перевалив через последнюю гряду лесистых холмов, мы словно вырвались из тесного, зеленовато-серого сумрака в совершенно иной мир. Перед нами, насколько хватало глаз, расстилалась степь. Белая, бескрайняя, идеально ровная, она уходила к самому горизонту, сливаясь с низким, свинцовым небом. Ветер, которому больше не мешали деревья, гулял здесь напропалую, с шипением и злым посвистом перегоняя по твердому насту потоки колючей снежной пыли.

Здесь, на слепящем просторе, наш «Леший» наконец-то попал в свою стихию. Стоило мне до упора толкнуть рычаги паровых клапанов, как двигатели, до этого работавшие вполсилы, взвизгнули в полную мощь. Машина, вздрогнув всем своим многотонным телом, рванула вперед. После мучительного черепашьего хода в лесных зарослях этот рывок пьянил. Мы летели над белой пустыней, оставляя за собой вихри снежной пыли.

Орлов, сохранявший солдатскую сдержанность, не выдержал и заорал что-то разудалое, перекрывая свист в ушах. Его восторг был мне понятен — это пьянящее чувство абсолютной свободы и почти божественной мощи.

На второй день пути по степи, когда до цели оставалось не больше сотни верст, я, разглядывая горизонт, зацепился взглядом за темную точку далеко позади. Она упрямо двигалась параллельно нашему курсу.

— Василий, — позвал я, вглядываясь во все глаза. — У нас, похоже, хвост образовался.

— Где? — Орлов подскочил со своего места, едва не приложившись головой о потолочную балку.

— Да вот же, любуйся. Беда, Василий. Лоси-то за нами увязались. И, похоже, преобразились. Теперь они и в киверах, и на конях скачут. Еще и целым стадом.

Орлов сперва растерянно похлопал себя сзади, словно искал реальный хвост, затем медленно перевел взгляд на меня. Несколько секунд он силился сохранить серьезную мину, но подбородок его задрожал, и он, наконец, сдался — расхохотался громко, до слез.

— Эх, Петр Алексеич, зоркий вы! — выдохнул он, утирая рукавом мокрые щеки. — Де ла Серда велел молчать, аки рыба об лед, дабы вашего благородия не нервировать. Говорит, вы человек впечатлительный, уединения ищете.

— Впечатлительный… — проворчал я, ухмыляясь. — Эх, Василь, где ж эти лосиные кавалеристы были, когда мы мост через реку строили? Их рога — бревна таскать — очень пригодились бы!

К вечеру ветер принес с собой шум. Сперва низкий, едва различимый гул, будто где-то впереди гудел потревоженный гигантский улей. Вслед за гулом пришел запах — острая, въедливая смесь дыма от тысяч костров, конского пота, прелой каши и сыромятной кожи. А когда мгла на горизонте чуть поредела, нашим глазам открылось и само зрелище. У самого края земли, там, где небо сливалось со степью, тянулась длинная, темная полоса. Она шевелилась, жила, дышала, испуская сотни тонких струек дыма. Это был кочевой город из палаток, раскинувшийся на многие версты. Великая русская армия. Мы почти у цели.

— Ну вот, Петр Алексеич, — произнес Орлов серьезным и даже торжественным тоном. — Кажись, доехали. Вон они, наши орлы.

В его голосе звучали радость и глубокая ностальгия. Старый солдат возвращался в родную стихию. Для меня же этот дымный, пахнущий войной горизонт был лишь конечной точкой маршрута, за которой начиналась самая сложная часть работы.

Мы остановились на ночлег, не доезжая до передовых постов верст десять — не хотелось заявляться в лагерь посреди ночи, уверен Государь сразу вызовет к себе, а там и до утра у него можно засидеться. Уж лучше утром, как положено, направимся с докладом. Сидя у костра и глядя на далекие огни, я мысленно подводил итоги нашего путешествия. Почти три недели пути. Сотни верст по абсолютному бездорожью. Поломки, экстренное строительство моста. Мой «Леший», неуклюжий сырой прототип, выдержал все. И при этом выпятил огромное количество изъянов.

— Хорошая машина получилась, Петр Алексеич, — нарушил тишину Орлов, словно прочитав мои мысли. Он методично чистил свою фузею, и в его привычных, отточенных годами службы движениях сквозило спокойствие. — Надежная. И злая.

— Еще сырая, Василий. Доводить до ума — минимум год работы, — возразил я, подбрасывая в огонь сухую ветку.

— Зато своя, — он вскинул голову, и его глаза блеснули в свете пламени. — Не немецкая. Наша.

В этих простых словах заключалась вся суть того, что мы делали, строили машины, которые дарили независимость.

Глядя на далекие огни, я ощутил, как возвращается тревога, которую все эти дни удавалось успешно давить где-то на задворках сознания. Там, в этом дымном, бурлящем муравейнике, меня ждал Император. Я вез ему не просто отчеты и чертежи. Я вез новое оружие. Новую тактику. Целую философию войны. И у меня не было ни малейшего понятия, как он, апологет чугунной мощи, отнесется к моей «немецкой хитрости». Я мысленно готовился к тяжелому разговору.

Утро мы встретили без спешки. Несколько часов я посвятил финальной проверке и обслуживанию «Лешего»: каждый узел и рычаг был осмотрен, смазан и подтянут. Машина должна была явиться пред государевы очи в идеальном состоянии. Орлов же, начистив до зеркального блеска свою фузею и амуницию, расхаживал вокруг нашего бивака с видом заправского гвардейца перед смотром. Наше долгое путешествие подходило к концу.

К полудню на горизонте проступила темная цепочка всадников. Десяток гвардейцев в заснеженных плащах неторопливо приближались. В их уверенной выправке безошибочно угадывались люди де ла Серды. Наши молчаливые хранители наконец-то решили явить себя миру. Возглавлявший отряд молодой поручик, поравнявшись с нами, лихо соскочил с коня и, щелкнув каблуками, отдал воинское приветствие:

— Поручик Дубов, ваше благородие! Отправлен для встречи и сопровождения. Велено вас до самого лагеря проводить, дабы уберечь от неприятностей.

Он говорил громко, по-уставному четко, при этом в глазах плясали смешливые искорки. Спектакль продолжался.

— Благодарю за заботу, поручик, — ответил я, с трудом сдерживая улыбку. — Хотя, признаться, мы и не ждали такой чести.

— Так точно, дикие места, — с непроницаемым лицом подтвердил Дубов. — Потому и велено было нам дорогу для вас блюсти. Мало ли, зверье какое…

Слова поручика стали последней каплей для Орлова. Тот, до этого с самым невинным видом изучавший небо, больше сдерживаться не смог.

— Надо же, Петр Алексеич! — громыхнул он, хлопнув себя по бокам. — А я-то, дурак, думал, это все те же лоси с киверами на рогах за нами бегают! А это, видать, наш патруль был! Вот ведь как бывает!

Кавалеристы, до этого сохранявшие каменные лица, не выдержали и прыснули со смеху. Только один безусый парнишка (видать, тот, кто и потерял кивер) не подержал смех, буквально впитывая смешливые взгляды своих соратников. Даже поручик Дубов позволил себе широкую, обезоруживающую улыбку. Игра была окончена.

— Бывает, бывает, служивый, — сказал он, хмыкнув, ненароком бросив взгляд на своего подчиненного, крепко сжимающего запасной головной убор, что еще больше веселило сослуживцев. — Лоси тут у нас и впрямь диковинные водятся. Ну что, ваше благородие, дозволите сопроводить?

— Ведите, поручик.

Во главе эскорта мы наконец двинулись к лагерю. Дубов, пристроившись на коне рядом с моей рубкой, ввел в курс дела.

— Сидим, ваше благородие, киснем! Генералы карты двигают, а турка со стен крепостных посмеивается. Государь зол, как сто чертей. Порох отсырел, кони сено жуют вперемешку с гнилой соломой. Тоска смертная!

Вот значит как. Армия измотана бездействием и унылой осадой.

Когда мы подъехали к первым постам, лагерь буквально взорвался шумом сотен голосов. Часовые, разинув рты, застыли, глядя на пыхтящего, лязгающего гусеницами стального монстра. Из землянок и палаток высыпали солдаты, мгновенно обступив нас плотной толпой. В воздухе раздались восторженные крики: «Гляди-ка, самоходная печь!», «Не иначе, барон Смирнов со своими чертями приехал!», «Вот на этой штуке мы их, басурман, и раздавим к лешему!».