Инженер Петра Великого 6 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 40

Орлов покосился на кивер, затем перевел взгляд на меня. В его глазах не было и тени удивления — лишь легкое раздражение от того, что его втягивают в эту плохо срежиссированную игру.

— Хм, — протянул он, почесывая бороду. — Дела… Видать, разъезд какой-то тут проходил. Потеряли, бедолаги.

— Разъезд? — я картинно поднял бровь. — Посмотри на следы, Василий. Их там не десяток. Их не меньше сотни. Целый эскадрон прошел, причем совсем недавно. Идут параллельно нашему курсу. Что это, по-твоему, значит?

— Так может, это свои, Петр Алексеич? — с преувеличенной надеждой предположил Орлов. — От Государя, может, патруль какой?

— Может, и свои, — протянул я, подливая масла в огонь. — А может, и не свои. Вдруг это люди светлейшего князя решили нам «помочь» добраться до цели? Или беглые шведы короля Карла? Кто их разберет в этих глухих лесах… Однако самое любопытное не это.

Я выдержал театральную паузу, наслаждаясь каждым мгновением этой маленькой комедии.

— Понимаешь, Василий, я пришел к выводу, что кивер этот потерял не человек. Его обронил лось. Очень крупный, судя по следам. Рогатый, само собой. Он, видать, зацепился рогами за этот головной убор, где-то в Игнатовском, пробежал с ним, а потом тряхнул башкой и сбросил.

Орлов уставился на меня, и его непроницаемое лицо дрогнуло, а затем медленно расплылось в широченной улыбке. Дошло. Он наконец понял, что я откровенно над ним издеваюсь.

— Ваше благородие, — сказал он, с трудом сдерживая рвущийся наружу хохот. — До чего дошла природа в этих диких краях! Лоси в киверах скачут! Это ж уму непостижимо!

— Вот и я о том же, — подхватил я. — А это, Василий, верная примета. Если лось с кивером по лесу бегает — это к бурану. А от бурана, как известно, лучшее средство — согреться изнутри.

Орлов, больше не скрывая смеха, полез в свой бездонный рюкзак.

— Истинно так, Петр Алексеич! Против такой напасти у меня припасено лучшее лекарство!

На свет была извлечена заветная фляга. В этот момент обжигающая жидкость была более, чем кстати. Мы разлили ее по металлическим кружкам.

— Ну, — сказал я, поднимая свою. — За рогатых лосей! Чтобы мы им на пути не попадались.

— И за твой зоркий глаз, Петр Алексеич! — подхватил Орлов, и его глаза хитро блеснули в свете костра. — Чтобы мы их всегда вовремя замечали.

Мы выпили. В этой короткой, дурашливой сцене было больше настоящего взаимопонимания, чем в любых торжественных клятвах. Мы не одни в этом бескрайнем лесу. И наш невидимый эскорт, судя по всему, нужно будет потом проучить. Где это видано, потерять головной убор? Ох и достанется им. И лучше, наверное, если от меня — де ла Серда за такое и отлупить может незадачливую тетерю.

Глава 17

Победа над ледяным холмом оказалась пирровой: почти целый день пути и, что куда хуже, непростительный расход драгоценного древесного угля. Стремительно пустеющие мешки в грузовом отсеке были красноречивее любых приборов — мои первоначальные расчеты, сделанные в тепле игнатовского кабинета, летели ко всем чертям. Закладывая тройной запас, я ведь рассчитывал на укатанный зимний тракт, а не на эту полосу препятствий. Однако постоянные подъемы и глубокий рыхлый снег под тонкой коркой наста заставляли двигатели работать на пределе. Уголь сгорал с катастрофической скоростью, а недавний ремонт и штурм холма с помощью лебедки сожрали последние резервы.

Триумфальное путешествие выродилось в банальную борьбу за выживание. Мое чудо инженерной мысли, «Леший», оказался прожорливым и капризным зверем, заставив меня ввести режим строжайшей экономии. Каждый вечер — одно и то же: я гасил топки под тишину зимнего леса. Остывая и покрываясь инеем, «Леший» из грозного зверя превращался в груду мертвого железа. Ночное движение по такой местности — откровенная глупость, не говоря уже о том, что экспериментальный механизм требовал ежедневного осмотра. Каждое же утро начиналось с долгой, мучительной растопки, пожиравшей драгоценный на одно лишь пробуждение.

Наша скорость упала до черепашьей. Двадцать, в лучший день тридцать верст — вот и весь наш предел. Путь, который я планировал одолеть за две недели, теперь грозил растянуться на гораздо больший срок.

— Что-то приуныл ты, Петр Алексеич, — заметил Орлов как-то вечером, когда мы сидели у костра. — Неужто дьявольская твоя машина характер показывать стала?

— Характер-то ладно, — ответил я, помешивая в котелке нехитрую похлебку из зайчатины. — Аппетит у нее, Василь, больно хороший. Жрет уголь, как не в себя. Еще пара дней такой кормежки, и встанем намертво.

Орлов нахмурился.

— Так может, в деревне какой купим? Или в городке?

— В том-то и беда, что не купим, — покачал я головой. — Уголь древесный — товар для кузниц да для домен. В деревнях им не торгуют, там дровами топят, а на дровах наша машина едва сама себя тащит. Нам нужен город с кузнечным промыслом, но мы специально такой маршрут выбрали, чтобы от городов подальше держаться.

Над костром звенела тишина. Тупик. Возвращаться назад — позор и провал всей миссии. Идти вперед — риск замерзнуть в лесу рядом с остывшей грудой металла. Наши «невидимые» хранители, конечно, не дали бы нам погибнуть, но вытащить отсюда многотонную махину они бы не смогли.

Следующий день прошел в гнетущем молчании, каждый фунт угля был на вес золота. Орлов мрачно сидел на своем посту, вглядываясь в бесконечную череду заснеженных елей. В машине, половину пространства которой знимал уголь, стало и вовсе просторно.

К полудню топливо кончилось. В тендере оставалось угля ровно на одну растопку. Последний шанс, последний рывок. Я приберег его на всякий случай — мало ли.

— Ну что, Василий, — сказал я, заглушив двигатели. — Придется тебе сегодня снова на охоту идти. Только не за зайцами. Нужно выскочить к ближайшему городу и найти уголь. А там и на санях притащить топливо сюда.

Орлов вздохнул, проверил заряд в фузее и, натянув на уши шапку, скрылся в лесу. Я остался один на один с остывающей машиной и собственными мыслями. Я, человек, принесший в этот мир технологии будущего, оказался в положении первобытного охотника, у которого кончились стрелы. Вся моя гениальность оказалась бессильна перед простейшей нехваткой топлива. Горький, но полезный урок.

Час сменился другим. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая снег в холодные, синеватые тона. И вдруг тишину расколол далекий, едва различимый звук — мерный, ритмичный стук топора.

Я вскочил, пытаясь определить направление: северо-восток. Через несколько минут на просеке показалась фигура Орлова. Он шел быстрым, уверенным шагом.

— Есть! — выдохнул он, подбегая ко мне. — Верстах в трех отсюда. Дым видел, пошел на него. Поселение. Большое. И, судя по всему, богатое.

— Деревня?

— Не похоже, — Орлов покачал головой. — Скорее, скит какой-то. Крепкий, обнесен стеной, как крепость. И люди… странные. Бородатые, суровые.

— Староверы? — хмыкнул я. — Плохо дело. Эти с государевыми людьми и говорить не станут.

— А вот тут, Петр Алексеич, самое интересное, — в глазах Орлова блеснул азартный огонек. — Я ведь на рожон не полез. Засел в кустах, понаблюдал. Так вот, у ворот ихних стража стоит. Двое. С ружьями. И ружья эти… наши. Игнатовские. СМ-1. Я их хоть в темноте узнаю.

Я аж бровь приподнял. Мои винтовки. В руках у беглых раскольников, в глухом лесу. Это более чем странно.

— Заводи машину, Василий, — скомандовал я, и в голосе зазвенел металл. — Потратим последний уголь. Поедем к ним в гости. Только не как просители, а как хозяева, которые приехали проверить, как используется их добро.

Клацанье гусениц разорвало вечернюю тишину. Мы двинулись вперед, на звук топора, навстречу неизвестности. Впереди маячил шанс на спасение.

Последний уголь догорал в топках, когда мы выехали на широкую, расчищенную от снега поляну. Перед нами выросла стена частокола — добротный, рубленый из вековых сосен палисад в два человеческих роста, с массивными воротами и смотровой вышкой. За стеной виднелись крыши крепких изб и купол небольшой, ладно скроенной церквушки. Настоящая лесная крепость.