Инженер Петра Великого 6 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 37

Она действовала как мой начальник штаба. Неплохо.

— Благодарю, Изабелла, — искренне сказал я. — Но твой отец все равно что-то удумал, я прав?

Она опустила глаза.

— Он отправит сотню всадников вперед. За два дня до вашего отъезда. Их задача — пройти по всему маршруту и зачистить его от «неприятностей». А в хвосте, на расстоянии дневного перехода, пойдет еще десяток драгун как вспомогательный отряд. Прошу, не гневайтесь на него. Он отвечает за вашу безопасность своей головой.

Гнева не было. Скорее, упрямая отеческая забота старого вояки меня тронула. Он нашел идеальный компромисс.

— Что ж, — сказал я Изабелле. — Передайте капитану мою благодарность. По крайней мере, его люди не будут мельтешить у меня перед глазами, и иллюзия одиночного путешествия будет сохранена.

В морозное и ясное утро отъезда скупое солнце слепило глаза, отражаясь от бескрайнего снежного покрова. Тяжело дыша паром, посреди заводского двора стоял мой гусеничный монстр, которого мы с Нартовым в шутку окрестили «Лешим» за его способность идти там, где нет дорог. Провожать меня к нему вышел весь мой негласный совет.

Прощались как-то скомканно. Первыми подошли Нартов и Магницкий.

— Вот, Петр Алексеевич, — Андрей протянул мне тяжелый ящик с инструментами и самыми ходовыми запчастями. — Прокладки, клапаны, несколько звеньев для гусеницы. На всякий случай. Да хранит вас Господь.

— И не полагайтесь на машину больше, чем на разум, — добавил Магницкий, вручая мне толстую тетрадь с баллистическими таблицами для «Шквала». — Помните, что даже самый точный механизм бессилен перед человеческой глупостью.

Следом подошла молодежь — Федька с Гришкой.

— КБ «Бурлак» готово к самостоятельной работе, — отрапортовал Федька. — План работ до весны составлен. Не подведем.

Гришка же, смущаясь, протянул мне небольшой, грубо собранный механизм из шестеренок и медной пластины.

— Еще не воет, Петр Алексеич, но уже жужжит, — виновато пробормотал он. — Я тут понял, как зубья подогнать, чтобы звук чистый шел. Через неделю выть заставлю.

— Главное — начало положено, — я ободряюще хлопнул его по плечу. — Возвращайся в свою вотчину, творец. И знай: жду к весне остальные прототипы, возьмешь чертежи у Андрея.

Нартов кивнул.

Подошли Де ла Серда с дочерью. Старый испанец молча приобнял и постучал по плечу, а Изабелла протянула запечатанный пакет.

— Здесь последние донесения от наших людей с юга. Возможно, пригодятся. Будьте осторожны.

Последней ко мне подошла Анна Морозова. Одетая в дорожную шубку, отороченную соболем, она выглядела так, словно сама собралась в дальний путь.

— Берегите себя, Петр Алексеевич, — тихо сказала она. — Вы нужны не только Империи, но и… вашим партнерам.

С этими словами она шагнула ближе, словно для того, чтобы поправить воротник моего тулупа, и быстро, почти невесомо коснулась губами моей щеки.

— Чтобы дорога была удачной, — прошептала она и, не давая мне опомниться, резко развернулась и пошла прочь, оставив меня в полном недоумении, с легким ароматом дорогих духов на морозном воздухе.

Официальная версия моего отъезда — срочная доставка Государю чертежей и секретных депеш — была безупречна, однако истинная цель путешествия крылась в другом. В тяжелом, обитом железом ящике, надежно притороченном к платформе «Лешего», я вез опытный образец СМ-2 «Шквал» и три ящика кассет к нему. Я собирался доложить Петру о новом оружии и продемонстрировать его в деле.

Команду для этого рискованного предприятия я подобрал под стать задаче. Она состояла из одного человека.

— Василий, — обратился я к Орлову, который уже устраивался на платформе. — Ты в этой поездке — мои глаза, уши и, если понадобится, кулаки.

— Не извольте беспокоиться, Петр Алексеевич! — гаркнул он, его лицо расплылось в счастливой мальчишеской улыбке. — Прорвемся!

Его оптимизм подкреплялся внушительным походным рюкзаком, подозрительно тяжело и мелодично звякнувшим при каждом движении.

— Что там у тебя, сокровища? — хмыкнул я.

— Почти, ваше благородие, почти, — подмигнул он. — Душевное спокойствие в жидком виде. Для долгих зимних вечеров.

Перед самым отъездом подошел Алексей. Молча протянул мне тяжелый, запечатанный сургучом пакет.

— Здесь полный отчет по делам «Казны» для отца, — сказал он. — И… вот.

Затем он сунул мне в руку небольшой увесистый кожаный кошель.

— Это из моих личных. На непредвиденные расходы. Мало ли что.

Я хотел было отказаться, но, встретив его серьезный, взрослый взгляд, понял, что этот жест не про деньги. А мальчишка растет. Меня даже гордость берет за него.

— Спасибо, — коротко сказал я. — Справитесь же тут без меня?

— Справимся, — твердо ответил он. — Не изволь беспокоиться, наставник.

Я забрался на свое место, сел за рычаги. Мощные паровые двигатели взревели, гусеницы с лязгом вгрызлись в наст. Орлов, уже вскочив на платформу, победно вскинул руку, прощаясь с оставшимися. «Леший», оставляя за собой две глубокие, невиданные доселе колеи, двинулся к воротам.

Середина февраля 1707 года. Впереди — сотни километров заснеженных просторов, путь к армии, к Императору. Мой первый отпуск в этом мире.

От автора: ставьте ❤️ если есть желание читать продолжение этой истории в 7 томе. Автору нужно понимать, надо ли это Читателям)))

Глава 16

Когда ворота Игнатовского окончательно растворились в снежной пелене, я впервые за много недель полной грудью вдохнул воздух свободы. Не той эфемерной, что дарует власть или чины, а настоящей, инженерной — свободы творца, оставшегося один на один со своим детищем. Под моими ладонями вибрировали холодные рычаги, в унисон им тяжело дышали два паровых сердца, а гусеницы с хищным лязгом вгрызались в плотный, искрящийся наст. Многотонная махина, прозванная нами с Нартовым «Лешим», послушно ползла вперед, оставляя за собой две глубокие, невиданные в этих краях колеи. Пожалуй, это и был мой первый настоящий отпуск в принципе.

Морозный воздух, пропитанный запахом раскаленного металла и горьковатым дымом древесного угля, пьянил посильнее любого вина. Каждый толчок и вибрация стальной палубы отзывались в теле знакомой, почти родной дрожью — сейчас я не был бригадиром или наставником наследника, а был просто водителем, человеком, заставившим мертвое железо подчиниться своей воле. Первые дни пути обернулись сплошным, непрерывным триумфом. Наш «Леший» шел по заснеженному тракту, играючи преодолевая сугробы и овраги, в которых любой конный обоз увяз бы намертво. Он не ехал — он несокрушимо плыл над этим белым безмолвием, и его мощь казалась абсолютной.

Рядом на платформе, закутанный в тулуп до самого носа, Василий Орлов походил на мальчишку, которому подарили самую невероятную игрушку на свете. Он, как заведенный, то свешивался с края, со щенячьим восторгом пялясь на работу гусениц, то подбегал ко мне, силясь перекричать клацанье гусениц.

— Петр Алексеич, а ведь он, чертяка, прет! — орал он мне в ухо, и его раскрасневшееся от мороза и азарта лицо сияло. — Да на такой телеге мы до самого Царьграда доедем, и султан нам ключи от города на блюде вынесет!

С наступлением сумерек наш «Леший» затихал, и мы разбивали лагерь прямо у тракта. Пока я, поглощенный своим механическим божеством, проверял натяжение цепей и уровень воды в котлах, Орлов брал на себя роль заправского интенданта. Из его, казалось, бездонного походного рюкзака на свет появлялись копченое сало, краюха ржаного хлеба и заветная фляга с мутноватой жидкостью, гордо именуемой «душевным спокойствием». За ужином, под бездонным зимним небом, мы вели неспешные беседы. Увлекшись, я чертил ему на снегу палкой баллистические схемы, на пальцах объясняя параболу полета пули. Он же, в свою очередь, делился премудростями выживания в зимнем лесу: как по треску веток определить приближение зверя или как разжечь сырые дрова с помощью трута и кресала. В эти часы стирались все чины и звания.