Невеста по приказу, или Когда свекровь ведьма (СИ) - Семенова Лика - Страница 39

Я поспешила взять себя в руки, улыбнулась:

— Нет, что ты. Просто очень неожиданно. Приглашена вся семья?

Он покачал головой:

— Нет. Только мы вдвоем. Это очень большая честь.

Я задумчиво кивнула:

— Конечно, я понимаю.

Да, ведь тогда они говорили о том, что ведьме ко двору путь заказан… Я бы очень хотела узнать, что на самом деле там случилось. Но едва ли до сих пор могли гулять какие-то сплетни.

— Времени совсем мало. Я уже распорядился выписать для тебя портных и ювелира. Суконщики должны прибыть со дня на день, чтобы ты могла выбрать ткани и кружева. Не старайся экономить, выбирай то, что будет достойно твоего положения. Я сам оплачу эти расходы, твоих личных средств эти траты не коснутся. Не забывай, что король прислал тебе щедрый дар. Драгоценности нужно непременно надеть и выбрать для них подходящий туалет. Это наш первый совместный визит. Мы должны выглядеть наилучшим образом.

Я лишь кивала и кивала, но в ушах гудело. Нет… посланник напоминал о себе не просто так. Я должна разгадать тайну этого проклятого медальона до того, как мы отправимся в столицу. Я буквально кожей чувствовала, что именно этого от меня хотят. И вопросы снова осами загудели вокруг. Я мучительно хотела остаться одна.

К счастью, Вито разыскал управляющий Пако. Муж извинился и ушел с ним. Я побрела по дорожке, глубоко вдыхая весенний воздух, и не могла отделаться от едва уловимого чувства, что и Желток, и проклятое зеркало, и это письмо посланника — звенья одной цепи.

Глава 37

Я поспешила в комнаты, чтобы скорее прочесть письмо посланника. Дошла до собственной спальни и дернула дверную ручку. Оказалось заперто. Я не сразу вспомнила, что велела Пилар запирать Желтка на ключ. Постучала.

Та открыла почти тут же, с облегчением выдохнула:

— Барышня, наконец-то! Я уже вся извелась! Ну, как все прошло?

Она вновь заперла дверь, приняла мой плащ, встряхнула его и положила на кровать.

Я кивнула:

— Не переживай, все хорошо.

Ее черные глаза искрились почти нездоровым любопытством:

— Зачем вас звал сеньор?

Я не сдержала улыбку:

— Какая же ты, все же, любопытная!

Та ничуть не смутилась:

— Хорошей прислуге так положено. Чтобы все знать и все примечать. Для блага госпожи, конечно!

Уж, конечно!

Известие о том, что мы поедем ко двору, привело Пилар в бурный восторг.

— Красота! Наверняка и ваш отец будет приглашен. С сестрицей и мачехой. Как же я хочу, чтобы они обе от зависти полопались! Пускай посмотрят, как вам повезло! При положении, при туалетах, да с таким супругом! Боже! Да дайте же мне хоть одним глазком на их лица взглянуть!

Пожалуй, я бы тоже взглянула. Мачеха точно позеленеет. Тем более, ведь никто из них не знает, как обстоят дела на самом деле…

А как на самом деле? Я сама этого не понимала. И крупицы восторга, которыми я невольно заразилась от Пилар, тут же поблекли. Вито говорил сплошными загадками… но сейчас мне казалось, что он сказал больше, чем я смогла услышать. Намного больше.

К счастью, Пилар оставила меня одну — понесла собранное белье в прачечную. Нарочно дожидалась моего возвращения. Я снова закрыла за ней на ключ и достала из-за корсажа письмо посланника. И руки затряслись.

Глупости… ведь Вито сам сказал, что письмо ничего не стоит. Но меня охватило такое волнение, что я залпом осушила бокал воды с лимоном. Потом достала вазочку со сладкими орехами и сосредоточенно жевала. Желток, судя по всему, где-то спал, иначе бы мигом явился. Разве можно было мимо него пронести орехи?! И я была рада, что он не пронюхал. Наконец, села у окна и развернула бумагу.

Вито был прав, письмо Трастамары было пустым. Если не сказать глупым. Он, действительно, позволил себе приятельский тон. Будто был не то что добрым другом, а близким родственником. Скажем, чудаковатым дядюшкой. Но если вспомнить, как посланник вел себя на нашей свадьбе, то тон был совершенно закономерен и неудивителен. Он со всеми был запанибрата. Сыпал пошлостями и нелепицами. Если бы не одно «но». Трастамара сам дал мне понять, что все это было лицедейством. И это наводило на мысль, что под нагромождением полудетских закорючек, вышедших из-под его пера, может скрываться что-то иное…

Я снова перечитала. О погоде, о его подагре, пара омерзительных дворцовых сплетен о людях, которых я знать не знала. Жалоба на то, что при дворе очевидный недостаток красавиц. Как выразился посланник: «Рыбьи глаза и кобыльи лица», на которые неприятно смотреть. Следом он выражал свое желание скорее увидеть среди придворных «молодую герцогиню Кальдерон, которая украсит этот унылый птичий двор, полный гусынь и цесарок». А ниже следовало упоминание о «бесценном королевском даре», под которым подразумевался драгоценный гарнитур, который Трастамара будет иметь счастье снова лицезреть на «достойной персоне». И выражалась надежда, что даже в собственном доме я не преминула изыскать случая, чтобы его надеть.

Надеть… И в ушах будто снова зазвучал шепот этого паяца: «Футляр гораздо ценнее подарка». И под футляром он, без сомнения, имел в виду медный медальон.

Я убрала письмо, достала из комода «железячку», как говорила Пилар. Она была права, ругаясь на Желтка — своим клювом он изрядно подпортил дверцу, пытаясь добраться до орехов. И снова пальцы ощутили заметное тепло от металла. Неужели посланник намекал на то, что я должна была надеть этот медальон на шею? Я не видела в этом нужды. Просто вертела в руках, а потом убирала в шкаф. Что ж… в конце концов, это совершенно несложно.

Я достала шкатулку с драгоценностями, вытянула тонкую золотую цепочку, совсем коротенькую. Продела в ушко медальона и застегнула на шее. Кругляш приятным теплом лег на грудь, чуть ниже ключиц. Но, вдруг, стремительно раскалился, обжигая. Стало совершенно нестерпимо. Я охнула, зажала его в кулаке, намереваясь сдернуть, но почувствовала, что в руку что-то осыпается. Я разжала пальцы и увидела на ладони горстку мелкой, как пудра, медной пыли. Провела другой рукой по груди: цепочка была на месте, но медальона на ней не было. Он рассыпался. И что это значило?

Я напряженно смотрела, как медная пыль потемнела и подернулась серым, превращаясь в самую настоящую золу. Ничего не оставалось, кроме как вытереть руку. Но медальон теперь бесследно исчез.

Меня бросило в жар. Я налила лимонной воды, опустилась в кресло. Рука снова потянулась к орехам. Они перекатывались в вазочке с сухим звуком. Желток улавливал его безошибочно, даже если спал самым глубоким сном. Сейчас явится. Но ничего не происходило… И это казалось странным.

Я нарочно пошевелила пальцами, стараясь шуметь погромче. Но грифоныш не отзывался. Я взяла орех.

— Желток, ты где?

Тишина.

— Желток, на орех!

Снова тишина. И внутри гадко заскребло: куда он делся? Я поднялась и пошла по комнате, осматриваясь. Даже залезла на стул, чтобы проверить его любимый шкаф. Но Желтка нигде не было. Я просмотрела все. Настолько хорошо, как только могла. Снова гремела орехами. Но Желтка нигде не было, и это стоило признать. Все как тогда, когда его искала Пилар…

О том, что он ускользнул из комнаты, не могло быть и речи. Я не сомневалась, что Пилар сделала так, как я велела, не оставляла дверь. Тогда куда он делся. Ведьминых зеркал здесь не было — только мое. Так не мог же зверек сквозь землю провалиться?

Мне будто не хватало воздуха, и короткая цепочка на шее теперь душила. Я потянулась к замочку, но пальцы казались такими неловкими, что я никак не могла подцепить крючок. Села у зеркала. Наклонилась, чтобы лучше видеть. Но от волнения ничего не выходило. Наконец, крючок щелкнул под ногтем. Я перевела взгляд на свое отражение — щеки лихорадочно пылали.

Вдруг зеркальная гладь будто дрогнула. Совсем как тогда, когда я выпроваживала Желтка. И отражение начало обретать какую-то невероятную глубину. Я в нем становилась все меньше и меньше. И, вдруг, увидела за собой знакомый желтый силуэт. Куда он залез? Я порывисто обернулась, но за моей спиной была лишь шпалера.