Невеста по приказу, или Когда свекровь ведьма (СИ) - Семенова Лика - Страница 14

Я растерянно кивнула. Смотрела, как незнакомец ушел в дверь, за которой виднелась другая комнатушка. Чиро исчез следом и плотно прикрыл створку.

Я сняла, наконец, плащ, шапку. Стряхнула образовавшуюся воду. Разложила вещи поближе к очагу, чтобы просохли. Пилар там, наверное, с ума сходит… Как, все же, мы здесь оказались? Колдовство? Но ведь он — мужчина, он не может владеть магией.

В окно снова залепило снегом, да с таким грохотом, что я вздрогнула. На улице гудела и свистела невиданная метель, и дом буквально сотрясался и выл. И сердце сжималось. Казалось, я здесь была совсем одна. Зачем они закрылись?

Я подошла к очагу. Приподняла крышку котла, понюхала. На блюдо это походило мало, скорее, на какой-то травяной отвар. Вдруг дверь открылась, и показался Чиро. На меня даже не посмотрел. Прямиком направился к котлу, понюхал. Порылся на полке и что-то добавил в варево. Потом достал деревянную миску, черпак, плеснул из котла, разбавил холодной водой из ведра. Неловко подцепил чашку одной рукой и снова исчез за закрытой дверью. Что там происходит? Я прислушалась, но метель гудела так, что уловить что-то другое было просто невозможно.

Чиро выходил за отваром еще несколько раз, и это становилось все чаще и чаще. Его перебинтованная рука не действовала совсем, вероятно, была попросту сломана. Но и вторая, кажется, была не совсем здоровой. Удерживать чашку ему с каждым разом становилось все труднее и труднее. Наконец, он ее выронил. С ужасом посмотрел на меня. А я заглянула в приоткрытую дверь…

Глава 11

Незнакомец лежал на низкой грубо сколоченной кровати. Его руки над головой удерживали массивные деревянные колодки. Глаза закрыты, зубы сжимали обструганную палочку. Невозможно было понять, в себе ли он. Но происходило что-то… непостижимое и пугающее. Голова запрокинута, лицо наливалось уже знакомым голубым светом, который будто расползался по шее, спускался на гладкую грудь, видневшуюся в вороте разорванной сорочки. Белая ткань сейчас была мокрой и желто-зеленой в свете горящих свечей. Вероятно, Чиро пролил отвар.

Сердце пропустило удар. Незнакомец велел мне никуда не лезть. Но ведь я уже здесь. И я все увидела. Как любит говорить иногда Пилар: обратно не развидеть! А раз не развидеть, я могу хоть немного помочь. Слуга искалечен из-за меня. Я повернулась к Чиро. Тот как раз снова наливал в миску из бурлящего котла, разбавил водой. С трудом поднял со стола — и та заплясала в его руке. Содержимое расплескалось. Я поймала его перепуганный взгляд. Лицо пошло нервными пятнами, взмокло, глаза покраснели. Я буквально чувствовала его отчаяние и панику.

Я подошла и решительно забрала миску:

— Я помогу. Я и так все увидела. Чего, уж, теперь… От меня тоже может быть прок. Только покажи, что делать.

Слуга колебался, я видела яростное смятение в его глазах. Наконец, он решительно покачал головой, замычал, выражая протест, взял чашку у меня из рук. Поставил на стол и вновь принялся наливать. Но забрать я ему не позволила. Подхватила сама и решительно направилась в комнату:

— Показывай, что делать! Вдвоем у нас получится лучше.

Бедняга Чиро лишь мычал у меня за спиной, но я не обращала внимания. Проснулась какая-то азартная решимость.

Работы я не боялась. Да и не считала ее ниже своего достоинства, как сестрица Финея. Нянька правильно говорила: хоть я девица и благородная, с именем, но все должна уметь сама. Потому что никто не знает, как жизнь сложится, да какой муж достанется. Чтобы вести хозяйство, нужно знать все изнутри, чтобы слуги не обманывали. И самой руками почувствовать, и не брезговать. А когда Пилар болела — я с малолетства сама за ней ухаживала.

Я поставила чашку на табурет у кровати. Чиро, тут же, замахал на меня руками, чтобы уходила. Но усердствовал совсем недолго. Видимо, мы теряли время. Он кинулся к табурету, подхватил большую губку, смочил в желто-зеленом отваре и принялся обтирать своего господина. Там, где на коже проступало это голубое свечение. И оно на время затухало, а над губкой поднимались тенета сизого тающего дымка. Но все это надо было делать снова и снова. И менять чашку, как только отвар начинал терять цвет.

Рука Чиро дрожала. Я размотала свои бинты, забрала у него губку:

— Я все поняла — гасить этот свет.

Тот снова замычал, замотал головой, выражая протест, махал над чашкой, запрещая.

Я не обращала внимания. Села на край кровати.

— А ты возьми вторую чашку. Наливай, а когда надо поменять, чем-нибудь стучи — и я ее заберу. Так мы не будем терять время, и отвар все время будет свежим.

Слуга сдался и вышел за дверь.

Я смочила губку и только теперь поняла, почему Чиро запрещал — кожу ощутимо драло, будто крапивой. Но никаких следов не оставалось. Я сцепила зубы, сцеживая выдох. Ничего, нужно просто немного потерпеть. Это не самое страшное.

Я коснулась губкой лица своего спасителя, и заструился легкий дымок. Несчастный обмяк в своих колодках, дыхание стало чуть ровнее. Я обтирала его шею, грудь, не думая, что предо мной незнакомый мужчина, и это было попросту неприлично. Он был человеком, который боролся с какой-то неодолимой силой. Страшной силой, о которой я не имела никакого понятия. Он страдал. И я искренне хотела облегчить эти страдания. Чем бы это ни было… Он спас меня, а я очень хотела спасти его.

Я не считала, сколько раз бегала за новой порцией отвара. Много, очень много. Чиро готовил его, буквально не переставая. Наконец, это голубое свечение стало ослабевать, тускнеть, и мой подопечный начал легче дышать. Его грудь под моей рукой вздымалась медленно, размеренно. Зубы разжались, и на лице отразилось спокойствие. Теперь он будто безмятежно спал и был похож на поверженного прекрасного рыцаря.

Видимо, все осталось позади. Я прочитала это на блаженном лице Чиро. Бедолага выглядел очень уставшим, буквально раздавленным. А я понимала, что не окажись меня здесь, все могло кончиться иначе. Чиро мог не справиться. Не знаю, что было бы тогда с его господином, но что-то подсказывало, что ничего хорошего.

Чиро вытащил металлический штырек, запирающий колодки, освободил руки своего хозяина. Поклонился мне несколько раз, едва не встал на колени — травмы помешали. Я удержала его и усадила на табурет.

— Перестань. Меня не за что благодарить. Если бы не я, ты бы не нуждался сейчас в помощи.

И мы сидели молча, глядя на то, как ровно дышит мой спаситель. Через какое-то время я осознала, что снаружи уже не выло, и повисла странная непривычная тишина. Был слышен треск очага и свечных фитилей.

Длинные ресницы незнакомца дрогнули, и он, наконец, открыл глаза. Какое-то время смотрел на нас с Чиро мутным взглядом. Его глаза изменились. Стали серыми, как сталь. Без всяких голубых отблесков. Такими я их и запомнила. Или почти такими.

Придя в себя, он посмотрел на меня и отвернулся, будто стеснялся собственного положения. Процедил с раздражением:

— Выйди отсюда. Я должен переодеться.

Я не заставила просить дважды, сама чувствовала себя неловко. Я прикрыла за собой дверь, собрала свою просохшую одежду. Сколько времени прошло? Я не могла даже предположить. Может, час.. А, может, пять … Но оконце казалось серым. Значило ли это, что уже спускались сумерки? Пилар там с ума сошла!

Скрипнула дверь, и я обернулась. Незнакомец сменил одежду и стоял, прислонившись к стене. Он зря поднялся. Наверняка был еще слаб, это чувствовалось в каждом движении. Едва стоял на ногах. Но я промолчала.

Он стиснул зубы:

— Пообещай, что ни одна живая душа не узнает о том, что ты здесь видела. Пообещай мне!

Наверное, ожидаемо… Я с готовностью кивнула:

— Конечно, я обещаю.

Он двинулся на меня:

— Ни одна живая душа. Клянись.

Я снова кивнула:

— Если я пообещала — можешь быть спокоен. От меня не узнает никто. Клянусь. Я у тебя в долгу. Я умею быть благодарной.

Кажется, он поверил. Лицо помрачнело, взгляд стал отстраненным. Я не стала ни о чем спрашивать. Хоть и очень хотелось. Кто он, откуда? Что это было? Я даже имени его не знала… Но он не ответит…