Бессердечный - Мартин Кэт - Страница 46

– В таком случае я пожелаю вам всего хорошего, мисс Саммерс. Попросите Джастина взглянуть на бумаги, которые я оставил на письменном столе. Скажите, что я прошу его заглянуть ко мне до того, как он уедет из города. Нам надо действовать быстро, чтобы не упустить эту сделку.

– Я напишу ему записку, – сказала Эриел. – На всякий случай. Если он уедет раньше, чем я встану.

– Благодарю вас.

Клэй вежливо попрощался с ней, взял шляпу и перчатки и вышел из дома, продолжая думать о своем разговоре с Эриел. Когда он говорил с Джастином об Эриел в клубе, он был почти убежден в том, что она маленькая хитрая интриганка, какой была уже в четырнадцать лет. Однако после их разговора у него зародились сомнения в правильности своей оценки. Если Джастин так сильно желал ее, то, возможно, брак с ней не стал бы для него бедствием.

Клэй начал натягивать перчатки, держа шляпу под мышкой. Конечно, быть женатым не такое уж несчастье. Ведь многие люди не брезгуют браком. По правде говоря, он бы не имел ничего против того, чтобы обзавестись женой и детьми. Конечно, едва ли его можно было назвать однолюбом, но было ли это так уж важно? Ведь большинство его друзей такие же, как он. Возможно, для Джастина это будет хорошо – пара детишек, бегающих по дому, и жена, способная подарить ему привязанность, которой он не знал с самого детства. Может быть, она могла бы помочь ему избавиться от этой железной маски, от напускного ледяного спокойствия.

Но могло быть и так, что невинность и искренность этой девушки тоже были маской. Возможно, она просто была расчетлива, поставила себе определенную цель и стремилась достигнуть ее с четырнадцати лет. Он надеялся, что Джастин способен разобраться в ней и отличить правду от притворства. И он был чертовски рад, что сам он не находится в положении Джастина.

Эриел уставилась на потертый синий бархатный полог над головой, лежа в своей помпезной постели о четырех столбах. За окном поднялся ветер, небо заволокло, и ни луны, ни звезд не было видно. Ветер яростно завывал, молнии рассекали желтыми зигзагами черное ночное небо. Было уже далеко за полночь, а она никак не могла уснуть.

Она думала о Джастине и о том, что произошло между ними в кабинете. Едва она закрывала глаза, тотчас же чувствовала жар его длинного поджарого тела, и ее тело обдавало горячей волной. От одной мысли о нем ее охватывал трепет, точно такой же, какой она испытывала в его объятиях.

Это воспоминание было жгучим и волнующим. Оно опьяняло, и ей не хотелось расставаться с ним. Эриел знала, что Джастин испытывает то же самое. Ее удивило, что он покорился по первому ее слову. «Почему он это сделал?» – гадала она. Но в глубине души она понимала. В течение многих лет он читал ее письма. Он знал ее сокровенные мысли и мечты. Возможно, он знал ее лучше, чем кто-либо на всем белом свете. Он желал ее, хотел заниматься с ней любовью, но знал, что, если поддастся этому желанию, разрушит все ее мечты.

Эриел вздохнула. Джастин притворялся, стараясь показать, что он жесткий, несгибаемый и бесчувственный человек. Но она больше не верила этой личине. Она познакомилась с ним так близко. И их совместная работа помогла ей лучше понять его: она знала о тех изменениях, которые он собирался внести в деятельность фабрики в Кадемоне. Он сказал, что делает это только ради увеличения прибыли. Несомненно, успешная работа фабрики должна была стать конечным результатом этих изменений. И все-таки ей было трудно поверить, что прелестные четырехкомнатные каменные коттеджи он строил для рабочих только ради прибыли.

К тому же был еще Томас Таунсенд, племянник Джастина. Было очевидно, что мальчик горячо любил своего дядю и Джастин, без сомнения, отвечал на его чувства. Джастин проявлял более чем трогательную заботу о мальчике. Если бы он счел возможным уговорить сестру, полагала Эриел, он с радостью оставил бы ребенка при себе, в Лондоне. Но отказаться от забот о ребенке Барбара не могла, потому что считала, что это повредит ее репутации, а статус графини Хейвуд в обществе был для нее очень важен. Поэтому мальчик оставался с матерью, а Джастин оплачивал ее счета и убеждал себя в том, что это чисто финансовый вопрос.

Оставалась еще проблема сделки, заключенной Эриел. Благодаря щедрости графа она получила образование, о каком не могла и мечтать. Вместо того чтобы потребовать от нее выплаты долга, Джастин освободил ее от всяких обязательств, и если бы она позволила, то готов был выплачивать ей содержание.

– Не представляю, насколько хорошо вы его успели узнать, – сказал Клэйтон Харкорт. – Возможно, теперь вы сознаете, что он вовсе не такой бессердечный человек, каким может показаться.

Джастин вовсе не был бессердечным негодяем, каким она его сочла поначалу. Он был отчаянно, мучительно одинок.

От порыва ветра взлетели шторы. Дождь лил как из ведра, барабанил по стенам дома, сложенным из грубого шероховатого камня. Джастин вышел из дома в такую бурю из-за нее, потому что не мог поручиться за себя, если бы остался с ней. Он ушел, и она тревожилась о нем. И за этим крылось нечто большее, чем простое беспокойство. Эриел впервые отдала себе отчет в природе своих чувств, внезапно осознав правду. «Господи, да я люблю его!» Это открытие взволновало ее до глубины души. Как это случилось? Когда произошло? Был ли это какой-то особенный день, или чувство захватывало ее постепенно, как прилив отвоевывает все б?льшую территорию, затопляя прибрежный песок? Возможно, это произошло тогда, когда она сумела заглянуть в глубину его серых глаз, проникнуть в его мысли и чувства, пробившись сквозь его деланное спокойствие и холодность, когда она разглядела за кажущимся равнодушием глубоко запрятанные сильные чувства. Когда она поняла, что его резкость, почти грубость была маской, под которой он скрывал одиночество и отчаяние.

Ее глаза обожгли слезы. Слезы сожаления о Джастине и сочувствия к нему. Слезы жалости к себе самой, потому что она полюбила человека, вряд ли способного ответить ей взаимностью. Как она могла позволить себе полюбить человека, не знавшего даже значения этого слова? «Возможно, вы сумеете научить его». Эта фраза, небрежно брошенная Харкортом, преследовала ее. Неужели такой человек, как Джастин, мог научиться любить? А если это возможно, была ли она такой женщиной, которая могла бы научить его? Стоило ли набраться отваги и попытаться? Она услышала его шаги. Он устало поднимался по лестнице. Он редко пил, и она поняла, что сейчас он не пьян. Просто устал, промок и остро ощущает свое одиночество. Завтра он уедет. Она не знала, когда он вернется. В течение многих недель она избегала его. Теперь ей вдруг показалось крайне важным увидеть его сейчас же, сию минуту. Руки Эриел дрожали, когда она соскользнула с широкой пуховой постели и набросила свой голубой стеганый атласный халатик. Она выпростала свою небрежно заплетенную на ночь косу из-за ворота, позволив ей свободно упасть на спину, и двинулась через комнату с бьющимся сердцем и внезапно пересохшими губами.