Бессердечный - Мартин Кэт - Страница 21

Хотя все платья были с глубоким вырезом, носить который она не привыкла, эта вызывающая мода была признана всеми, и возможность видеть ее в таких туалетах смягчала его сомнения и успокаивала совесть. В таком туалете Эриел выглядела не ребенком, а женщиной, прекрасной и желанной.

Они покинули мастерскую, нагруженные коробками, и после краткой остановки у башмачника, державшего свою лавку за углом, где они заказали бальные туфельки в цвет каждого платья, направились к ожидавшему их экипажу.

Они уже почти добрались до него, когда Джастин заметил высокую светловолосую фигуру впереди. Филипп Марлин выходил от галантерейщика. Он шагал по мостовой, держа в руках целый ворох покупок. Эриел заметила его и остановилась как вкопанная.

Увидев это, Джастин тотчас же воспылал гневом. Он с трудом овладел собой и сжал зубы, чтобы его бешенство не прорвалось наружу. Эриел проводила Филиппа взглядом, пока он переходил на другую сторону улицы, где его дожидался экипаж. Она нахмурилась, заметив, что дверцу экипажа для него открыл чернокожий мальчик лет шести.

– Этот ребенок, – спросила Эриел, – этот маленький мальчик – слуга? – Она не могла отвести взора от ребенка, роскошно разодетого, в длинных и широких пурпурных атласных штанах, придерживаемых лентами на щиколотках, и в такого же цвета жилете. На маленькой черной головке ребенка был огромный тюрбан, пурпурный с золотом, и мальчик походил на цветок, привядший на солнце и теперь клонящийся к земле. На ногах у него были золотые башмачки с загнутыми носами.

– Этот ребенок – арап, – ответил Джастин, – одно из недавних приобретений Марлина. Он держит малыша, чтобы было о чем поговорить, ну как своего рода ручного зверька. Его забавляет реакция людей на цвет кожи ребенка и его экзотическую одежду.

Эриел не могла отвести глаз от этого зрелища. Она продолжала смотреть на них, пока Марлин совал арапчонку в маленькие ручки с розовыми ладошками свои коробки и свертки, а потом сел в экипаж и захлопнул за собой дверцу. Ребенок сражался с покупками, стараясь удержать их в руках, потом передал их лакею, с трудом взобрался на козлы и уселся наверху, причем так непрочно, что мог вот-вот свалиться. Испуганная Эриел ахнула. Наконец малышу удалось усесться поудобнее, и Филипп приказал трогаться.

– Не могу поверить, что он способен обращаться с ребенком подобным образом, – тихо вымолвила Эриел.

– Есть множество такого, чего вы не знаете о Филиппе Марлине, – сухо заметил Джастин, зная заранее, что она не поверила бы ему, если бы он рассказал ей.

Крепко взяв ее под руку и мысленно пожелав Марлину провалиться сквозь землю, он повел ее по улице.

Как ни желала Эриел отдалить этот день, он все-таки наступил, а с ним и отъезд в Бирмингем. Эриел провела беспокойную ночь, думая о графе и Филиппе Марлине, вспоминая о том, как внимателен был к ней граф, как заботлив, припоминая внезапно обнаруженное ею сочувствие в глазах лорда Гревилла, когда они были в мастерской модистки. Он почувствовал ее смущение и унижение. И был момент, когда он был готов схватить ее и убежать вместе с нею оттуда, таким мрачным стало его лицо. И был еще Филипп. Конечно, Гревилл был несправедлив к нему, когда говорил о его отношении к ребенку. Вероятно, он каким-то образом помог мальчику. Возможно, этот ребенок был сиротой. И все же ее тревожило то, что Филипп обращался с ним как с модной вещью, которую демонстрировал окружающим. Она попыталась представить лорда Гревилла выставляющим таким образом напоказ маленького ребенка, но не смогла.

Кучер ожидал на улице, когда Эриел спустилась по ступенькам лестницы. Она уже упаковала свои вещи и была готова к отъезду задолго до назначенного времени. Ее юная горничная Сильви, волнуясь, стояла рядом с ней. В пухлой ручке девушка держала маленький дорожный саквояж.

Скоро в дверях появился лорд Гревилл. Эриел заставила себя улыбнуться:

– Мы готовы, милорд.

Он бросил на нее взгляд мимоходом и нахмурился:

– Мне придется много работать. Мне будет необходимо уединение. И к тому же мы едем только в одном экипаже, где для вашей горничной не найдется места.

Эриел изумленно смотрела на него:

– Но вы должны разрешить ей поехать. Ведь немыслимо для леди… – Она заметила его кривую ухмылку, запнулась и начала снова: – Как я смогу обойтись без нее? Кто поможет мне раздеться?

– Вы обходились без горничной многие годы, как и без других слуг. Думаю, несколько дней вы сможете прожить без нее.

Это было в высшей степени недостойно, но Эриел не стала спорить. Она остановилась и молча смотрела, как ее маленькая горничная взбиралась по лестнице.

Гревилл взял ее за руку, повел к двери, помог спуститься с крыльца старого каменного особняка и подсадил в экипаж, потом занял место напротив нее. Его плечи казались еще шире в тесном экипаже. И хотя одежда его была простого покроя, он носил ее с достоинством, и вид у него был внушительный. По правде говоря, титул графа ему очень подходил.

Пока они выезжали из города, разговор не клеился. В конце концов Эриел замолчала и принялась разглядывать то, что мелькало за окнами экипажа. Незнакомая с Лондоном, она, гуляя, старалась не удаляться от дома, а Филипп катал ее в основном по парку. Даже их недавняя экскурсия с графом по магазинам не слишком далеко увела их от дома.

Теперь же, когда их экипаж влился в ленту других экипажей и карет, она со все большим интересом как зачарованная наблюдала за толпами людей, заполнявших узкие улицы. Кого там только не было! Продавцы чернил, бродячие музыканты, распевавшие свои баллады, люди, продававшие поношенную одежду. Маленький оборванец с чумазым личиком и крошечными пальчиками, торчавшими из рваных перчаток, продавал на углу яблоки. По вымощенным булыжником боковым улочкам катили разнокалиберные повозки, развозившие товары. Они сталкивались, мешая друг другу проехать, и кучера переругивались, создавая немыслимую какофонию, в которой смешивались их крики и ржание лошадей.

Эриел завораживали невиданные и неслыханные раньше звуки и краски, и она забыла о своих туманных перспективах на будущее. Во всяком случае, забыла на время. Потом в ее мысли вторгся звучный низкий голос графа, напомнив ей, что она наедине с ним и расстается с городом, предоставлявшим ей хоть и иллюзорную, но некоторую безопасность.