Ведьма Алика. Психотерапия для мертвеца - Власова Александра - Страница 9

У Юрия к жене не осталось совсем никаких чувств – даже негативных. Страсть выкипела, старые обиды растворили годы, а любовь? Существует ли она? Многие маги считают, что «любовью» люди называют токсичные зависимости.

– Мы должны быть друг с другом, – вздохнула Виола, – кармический брак. Не зря же Силы столько раз сводили нас вместе.

Так считала прежняя, пылкая, по уши влюбленная в своего мужчину деревенская девушка. Но сквозь нее на Алику смотрела Виола, уставшая до смерти могущественная колдунья. Тогда, в метро, она втайне надеялась, что Юрий не подойдет…

– А вы что скажете, Юра? – обратилась Алика к другому клиенту.

– А что я скажу? Вы сами все слышали, – в голосе мага зазвучала горечь. – Кармический брак. Уроки…

Многие эзотерики сводят жизнь к квесту с получением уроков. Справился с заданием? Молодец – иди дальше. Нет? Держи работу над ошибками. Алике такая концепция не слишком нравится. Жизнь многограннее и глубже. А Вселенная – не стервозная училка с указкой.

Ведьма раскинула карты – похоже, клиенты действительно связаны не одно воплощение. Расстаться им или строить новые отношения на пепелище любви других людей? Кто она, чтобы это решать?

– Прикройте глаза. Представьте, что комнату заполняют силуэты, – тихо проговорила Алика. Ее мерный тихий голос медленно погрузил пару в гипнотический транс.

Перед их внутренним взором предстали два эзотерика, объединившихся в Советском Союзе: поэтесса декаданса с начинающим экзорцистом, медсестра и солдат. И наконец – древний старик. Перед смертью он больше всего на свете желал связать свою душу с любимой. Услышал ли желание Бог?

Или столь жесткую привязку исполнили иные силы?

– Я забираю свою просьбу назад. Я тебя отпускаю, – тихо прошептал Юрий незнакомым, не похожим на собственный, голосом, вздрогнул и горько заплакал.

То рыдал старик, который так и не нашел в себе силы проститься. Он гладил Виолу по щекам, шептал слова любви. Колдунья убрала прядку волос мужа за ухо – чужой, не типичный для нее жест – и положила голову на его плечо.

Алика тихонько выскользнула за дверь, давая старику и его жене возможность проститься. В тот день, когда призраки воссоединились в ее комнате, Юрий и Виола двинулись дальше – уже по отдельности.

Юрий вернулся к невесте и завязал с магией. Виола стала главой одного небезызвестного ковена и взяла на воспитание девочку-сиротку. Говорят, колдунья любит малышку как родную дочь, передает ей свои наработки.

Ведьма Алика очень порадовалась, что история столь бескровно и благополучно завершилась. Сама колдунья не могла похвастаться тем, что ее собственный опыт, связанный с прошлыми воплощениями, обошелся без человеческих жертв.

История юной ведьмы

Односельчане меня не любят. И пусть при встрече они предлагают замызганные карамельки или сладко сюсюкают, я знаю, что у людей на уме. Сама слышала, как тетя Галя, которая, стоит меня завидеть, всегда расплывается в сладкой улыбке, шепнула нашей соседке Наташе, когда подруги стояли в очереди в магазине.

– Видела мелкую бесовку? Дочку Поповых? – Галина неприязненно поморщилась, на ее лоснящемся как блин лице проступили жирные складки. – Как взглянет – душа наизнанку выворачивается. У меня от нее мурашки. Девчонка – ведьма, я тебе говорю, как пить дать колдунья!

Наташа – прогрессивная учительница начальных классов лишь добродушно посмеялась.

– Ведьма? В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году?

Она не верит ни в душу, которую можно вывернуть наизнанку, ни в магию.

Наташа приехала из города, ее религией был марксизм-ленинизм.

– А я тебе говорю, ведьма. Попов-то не местный, из Малиновки. Ходила я как-то в клуб с малиновским парнем, и он тако-о-е рассказывал! – тетя Галя смешно таращит глаза. – Весь род Поповых – чернокнижники, и дед егойный колдовал, и прадед. Поэтому за Сашку Попова из малиновских девок никто замуж не шел. А Надюхе уже к тридцатнику было, когда Попов-то к ней посватался. Уже так отчаялась бедняжка, что выскочила замуж за первого встречного, ничего толком про него не разузнав. Вот и дочка получилась того… не от мира сего! Говорю: таких в старину на кострах сжигали! – шипит Галина.

Наташка еще раз прыскает, а ее подруга, не добившись нужной реакции, обиженно дуется. Когда женщины расплачиваются и расходятся по домам, никто уже не помнит содержание разговора.

Кроме меня. И пусть, когда Галя говорила гадости, я играла в куклы в нашем с мамочкой и папочкой доме… Я все равно услышала все, что нужно.

Как мне это удается, объяснить сложно, можно только почувствовать. Так леший знает, кто собирает ягоды в дальней части его угодий. А русалка чует, где затеяли купание деревенские девки, даже если сама спит на дне реки, свернувшись калачиком в гнезде из ила и водорослей.

Что односельчане меня не любят, известно слишком давно, чтобы из-за этого расстраиваться. Но задевает другое – Галина говорила плохо про человека, который мне дороже всего на свете, – про маму.

Моя мама – настолько маленькая и хрупкая, что кажется, будто она сошла со страниц сказки про Крошечку-Хаврошечку. Мамочку легко рассмешить и еще проще расстроить.

Где бы мы ни жили, все происходит одинаково: сначала соседки просто думают гадости, потом говорят их друг другу, а затем кидают злые слова мамочке в лицо, будто звонкие оплеухи.

Она оправдывается, краснеет, а затем бесшумно плачет ночами, думая, что я уже сплю. На этот раз я не позволю людям зайти так далеко!

Вчера папочка принес большой тазик с глиной. Мы с мамой налепили зверей и птиц из сказок – жар-птицу, серого волка, лисицу-сестрицу! Поделки сушатся на печи, дожидаясь, когда их раскрасят.

Но сегодня глина мне нужна совсем для другого. Я вновь мастерю из нее, но не веселых животных, а тетю Галю.

И пусть на первый взгляд она получается совсем на себя не похожей, кривобокой и большеголовой, моя фантазия убирает неточности, добавляет недостающие детали: черные как уголек жирные волосы, мужиковатые черты лица, гаденькую ухмылку.

Кладу тетю Галю рядом с жар-птицей и оставляю на некоторое время – ей нужно немного подсохнуть. Сама ухожу кататься на качелях – рядом с ними живет один мой приятель. Напрасно папа с мамой беспокоятся, что у их дочки Танечки нет друзей. Я никогда не остаюсь одна.

В избе можно поиграть с домовым, в лесу водятся навки, леший, русалки. Помимо них есть много духов, которым люди еще не придумали названий. Поэтому я выдумываю их сама.

В начавшей опадать листве едва слышно ворочаются шушундрики, маленькие шкодливые существа, которые водятся исключительно осенью. Пузан просыпается только во время дождя и делает в воде пузыри.

А на детской площадке живет мой давний друг Взлетун. Он помогает раскачивать качели и подпитывается восторгом каждого, кто на них сядет.

Взлетун никого не обижает, поэтому мы и ладим. Я не стала прогонять его, как ту злобную тень, что повадилась пробираться к людям в сны и превращать их в кошмары.

– Давай качаться, давай смеяться! – пристает ко мне маленький дух, стоит подойти к качелям.

Каждому, кто смотрит, но не видит, кажется, будто он слышит собственные мысли.

Но меня не проведешь! Я разглядываю очертания старого товарища по играм в едва заметном трепетании воздуха и чувствую аромат конфет. Каждый почуял бы что-то свое: на свете нет людей, для которых бы одинаково пахло веселье.

– Давай качаться, давай смеяться! – кажется, Взлетун действительно рад меня видеть.

Я присаживаюсь на качели. Рассказываю ему о тете Гале, которая ненавидит нас с мамой, и о том, как здорово оказаться в деревне после шумного города.

Но мои слова не помещаются в крохотную головку духа. Друг умеет только играть, качаться и смеяться.

Его цель – создавать радость, а не выслушивать девочку Таню, и вскоре глуповатый щебет Взлетуна надоедает. Уже смеркается, пора возвращаться домой.