Сердце с горьким ядом (ЛП) - Уивер Бринн - Страница 33

Эти мысли поглощают меня настолько, что я не замечаю Ашена в дверях, пока не поворачиваюсь за спреем. Вижу его в теперь уже чистом зеркале и слегка вздрагиваю, что, судя по теплу в его взгляде, кажется ему милым. Я сверлю его взглядом и возвращаюсь к стене.

— Опять подкрадываешься?

— Бьянка заходила, — говорит Ашен. Он делает шаг в ванную и кладет на столешницу бумажку. — Она нашла Валентину. Нам нужно уехать завтра.

Я откидываюсь назад и читаю ее курсивный почерк.

— «Магура»?.. Серьезно?.. Блять.

Ашен кивает, а я с новым рвением возвращаюсь к стене.

— Когда ты в последний раз был в Румынии?

— Ты уже знаешь ответ. Когда твои идиоты-Жнецы похитили душу Влада.

Воцаряется долгая тишина, нарушаемая только скребущей щеткой.

— Влад потерял контроль, — наконец говорит Ашен тихим, серьезным голосом. — Он привлекал к себе внимание, убивал куда больше, чем нужно. Ты знаешь не хуже меня, что его нужно было остановить.

Моя рука опускается, я медленно поворачиваюсь, и красный свет затягивает мои зрачки, отражаясь в зеркале. Я смотрю на Ашена через отражение.

— Ты был там?

— Нет, Лу. Я не был там и не участвовал в решении забрать его душу.

Мы смотрим друг на друга, пока я ищу в его глазах правду. Наверное, это уже не должно иметь значения — было так давно. Те Жнецы, что устроили засаду на Влада в тот холодный январский день, давно переключились на другую добычу, а его дух все это время пребывает в их мире. Где-то.

Я возвращаюсь к своему занятию, сверля взглядом запачканную кровью штукатурку.

— Ты мастер рассказывать мне о том, чего не делал, Жнец, — бросаю я, мельком встречая его взгляд в зеркале. — Интересно, расскажешь ли ты когда-нибудь о том, что сделал.

Тишина затягивается. Я скребу и скребу, пока не убеждаюсь, что Ашен ушел, и продолжаю даже после, пока солнце не начинает садиться, а мои пальцы не стираются в кровь.

В конце концов я сдаюсь и отправляюсь на кухню за перекусом перед охотой. Не в силах вынести еще один пресный стакан крови с рисовыми хлопьями, я роюсь в шкафах, пока не нахожу кампари. Чищу и режу несколько апельсинов, забрасываю их в блендер вместе с пакетом крови и напеваю в такт жужжания. Только когда кроваво-оранжевая смесь превращается в пенистую красную кашу, я замечаю, что не одна. Давина наблюдает с внимательным, любопытным взглядом, пока я переливаю смесь в бокал со льдом и кампари.

— Привет, — говорю я. Голос звучит неуверенно, хотя я стараюсь казаться расслабленной. — Хочешь?

Давина морщит нос с подозрением.

— Что это?

— Алкоголь. Мой вариант напитка под названием «Гарибальди». Я назову эту версию «Гарикровавый коктейль», — с театральным взмахом рук представляю я бокал. Подозрение Давины только усиливается. Мои руки дрожат, будто я худший в мире фокусник, и я прочищаю горло, стараясь быть менее странной. — Могу сделать классическую версию, если хочешь. Без крови, конечно.

Давина задумывается на мгновение. Пожимает плечом.

— Было бы здорово, спасибо.

Я быстро улыбаюсь, наливаю остатки кровавого сока в другой бокал и споласкиваю кувшин. Тишину нарушает звук бегущей воды. Обычно я наслаждаюсь неловкостью, но сейчас в этом мало приятного.

— Должно быть, это так странно, но и захватывающе, столько нового вокруг, столько вещей, которые можно попробовать впервые, — говорю я, слегка морщась от собственных слов.

— Наверное, — отвечает она, явно не убежденная. Моя кожа горит, и я сдерживаюсь, чтобы не залезть в морозилку, пока достаю лед. Ладно, может, это неудачное начало, но что, черт возьми, мне ей говорить? Мы же не будем заплетать друг другу косы и спорить, в каком фильме Том Круз бежит агрессивнее всего.

Тишина длится еще несколько мгновений, пока я наливаю пару стопок кампари в бокал. Затем добавляю еще немного. Ладно, может, еще одну. Потом доливаю и в свой. Не осуждайте меня, мне это нужно. Если уж суждено вести неловкий разговор, пусть он будет подкреплен алкоголем.

Беру апельсины, еще один нож и разделочную доску, передаю их Давине через остров. Занять ее работой кажется хорошим способом отвлечь внимание от меня и моей внезапной неспособности поддерживать беседу. Хотя это не особо помогает. Ее глаза продолжают метаться в мою сторону, пока она ловко режет фрукты. Когда она заканчивает, я смешиваю сок, наполняю ее бокал и подаю с металлической трубочкой.

Ну и что, если я испытываю легкое удовольствие, когда она не перемешивает и давится от глотка чистого кампари?

— Вкусно? — невинно спрашиваю я.

— Эээ… да…

Я помешиваю свой напиток, и моя ухмылка слегка растягивается, прежде чем я делаю еще один глоток. Эта девушка не дура. Она замечает это и улыбается, глядя в бокал, прежде чем последовать моему примеру.

— Полагаю, ты искала меня специально. Я права? — спрашиваю я, не отрывая взгляда, отступаю и облокачиваюсь на столешницу. Лицо Давины снова становится невозмутимым, и она кивает. — Чем могу помочь?

— Я должна извиниться.

Я уже понимаю, что для этого разговора понадобится куда больше алкоголя. Делаю еще один долгий глоток, прежде чем отойти и долить бокал.

— Я тоже должна извиниться перед тобой.

Давина наклоняет голову, выглядит искренне озадаченной.

— За что?

Вздыхаю. Что ж, будем откровенны.

— Потому что я переспала с Ашеном в Каире перед тем, как убить его. Если честно, я была не в себе. Не то чтобы это оправдание. Мне не стоило связываться с твоим мужчиной.

Давина опускает взгляд, ее замешательство углубляется, хотя я вижу румянец под веснушками. Ее пульс учащается, а в запахе появляются нотки перезревшей вишни.

— Он не мой. Ты имела полное право.

— В Царстве Теней все выглядело иначе, — говорю я, пристально глядя на нее, но она не отводит взгляд.

— Я думаю, что в Царстве Теней многое выглядит не так, как есть. Оно полно ловушек и иллюзий, — отвечает Давина, помешивая коктейль. Пожалуй, не поспоришь. Место довольно ужасное. — Ашен был шокирован, снова увидев меня, и когда я вернулась, он был первым, кого я узнала. Так долго я была призраком, запертым в кошмарах. Я бросилась к первому, кто казался безопасным. Но, Лу, даже если он проявил ко мне доброту в тот момент, он никогда не простит меня за то, что я сделала. И знай я, что между вами что-то есть, я бы не побежала к нему.

У меня много вопросов насчет этой «непрощенности», но я откладываю их на потом, фыркаю и отворачиваюсь.

— Мы не вместе. Он сделал выбор, и не в мою пользу.

— Это неправда…

— Он наблюдал, как меня утаскивали на пытки. Он знал, что со мной будет, Давина. Ценю твои извинения, но они не нужны. Ты ни в чем не виновата.

Я осушаю бокал за несколько глотков и громко ставлю его на стол. Мне нужно убраться отсюда. Иначе воспоминания навалятся, как башня, которая раздавит меня при падении.

— Ты знала, что он плакал? — спрашивает Давина, когда я уже собираюсь уйти. Я замираю спиной к ней. — Я видела его злым, яростным. Но таким уничтоженным - никогда. Он держался, пока мы не добрались до его комнаты в Доме Урбигу. А затем преобразился, как зверь в клетке. Он метался. Разнес свои покои, сломал все, пока не рухнул на колени, рыдая.

— Чувство вины творит с людьми странные вещи, Давина.

— Не для Ашена, — говорит она с такой уверенностью, что я оборачиваюсь. Ее лицо так же серьезно, как и слова. — У него за плечами многовековой опыт вины. Ярость и сожаление - часть его, как кости и кровь.

Я пытаюсь подавить ревность, которая поднимается по телу, чтобы утянуть меня под воду. То, как она знает его, их общая история... Даже то, что она была в его комнате, будто имела на это право. Это она видела, как он потерял самообладание.

Я заталкиваю ревность поглубже. Это лишь означает, что я чувствую, будто мне должны то, что мне не принадлежит.

Остается только усталая, горькая боль.

Сардоническая ухмылка ползет по моим губам, когда я делаю шаг к Давине.