Водная жила (СИ) - Тыналин Алим - Страница 11

Действительно, площадь была огромной. Но сдаваться нельзя, слишком много труда и средств вложено в эти посевы.

К полудню на территории завода собралась вся наша команда. Семеныч приехал на экскаваторе, Колька с Федькой привезли на грузовике горючие материалы — старые автопокрышки, солому, ветки, все, что могло дать густой дым. Володя Семенов принес самодельные термометры и составил схему размещения дымовых точек.

— Костры ставим через каждые пятьдесят метров по периметру, — планировал молодой инженер, размечая участок на топографической карте. — Дым будет стелиться низко, создавая тепловую подушку над растениями.

Петрович, бригадир полеводческой бригады, стоял в стороне и покачивал головой:

— Говорил же с самого начала, затея провальная. Нечего было связываться с отравленной землей. Лучше бы обычную пшеницу сеяли.

— Петрович, — сказал я, стараясь сохранить спокойный тон, — критиковать всегда проще, чем действовать. Лучше помогите советом, где взять еще горючего материала?

Бригадир буркнул что-то неразборчивое и направился к своему УАЗику. Но через полчаса вернулся с прицепом, полным соломы и хвороста.

— Взял на складе кормов, — пояснил он, избегая прямого взгляда. — Все равно эта солома подгнила, скотине не годится.

Пока мужчины готовили дымовые точки, я поехал в поселок мобилизовать дополнительные силы. В сельском клубе как раз проходило комсомольское собрание, обсуждали планы на октябрьские торжества.

Зал был полон молодых лиц. Галя в светло-голубой блузке и темной юбке сидела в президиуме, ведя собрание. Рядом с ней Володя, несколько механизаторов, девушки с фермы. Все оживленно обсуждали программу праздничного концерта.

— Товарищи, — сказал я, поднимаясь с места в заднем ряду, — извините, что прерываю. Но у нас чрезвычайная ситуация. Без помощи комсомольцев не справимся.

Зал затих, все повернулись ко мне. Галя встретила мой взгляд и слегка улыбнулась, с тех пор как неделю назад между нами произошел тот поцелуй, в наших отношениях появилась новая нота, какая-то особенная теплота.

Я рассказал о грозящих заморозках и необходимости круглосуточного дежурства на участках. Реакция была мгновенной, комсомольцы буквально взорвались предложениями помочь.

— Организуем дежурство по сменам! — воскликнула Наташа Морозова, вскакивая с места. — По четыре человека на смену, каждые два часа!

— А мы термосы с горячим чаем приготовим! — добавила Катька, которая теперь встречалась с трактористом Мишкой, но по-прежнему смотрела на меня с плохо скрываемым интересом.

— И полевую кухню развернем! — предложил один из парней. — Всю ночь люди будут на холоде, подкрепление нужно.

Галя записывала предложения в толстую тетрадь, время от времени поднимая глаза и встречаясь со мной взглядом. В ее карих глазах читалась не только деловая заинтересованность, но и что-то более личное.

— Виктор Алексеевич, — сказала она, когда основные вопросы были решены, — а можно я тоже поучаствую в дежурстве?

— Конечно, — ответил я, чувствуя, как учащается сердцебиение. — Только одевайтесь теплее. Ночи будут холодные.

Пока комсомольцы разбегались готовить термосы и теплую одежду, я вспомнил о главном, на полях совхоза еще не убранными стояли поздние сорта картофеля и свекла. Заморозок мог погубить урожай, в который вложили труд всего лета.

— Семеныч! — окликнул я экскаваторщика. — А как с основными полями? Картошку убрали?

— Не всю, — ответил он, снимая замасленную кепку. — Гектаров сорок осталось, поздние сорта. Должны были на следующей неделе копать.

— А свекла?

— Свекла тоже стоит. Петрович говорил, пусть еще подрастет, сахаристость увеличится.

Ситуация осложнялась. Экспериментальные участки можно защитить дымлением, площадь небольшая, двести гектаров. Но основные поля занимали гораздо больше гектаров, и укрыть их дымом было нереально.

Я помчался искать Громова. Директор совхоза сидел в своем кабинете, изучая сводки с полей при свете настольной лампы под зеленым абажуром. На столе лежали производственные планы, отчеты бригадиров, календарь уборочных работ.

— Михаил Михайлович, — сказал я, влетая в кабинет, — нужно срочно организовать аварийную уборку. Заморозок погубит картофель и свеклу.

Громов поднял голову от документов:

— Всю технику задействовали на кукурузе. Силосование заканчиваем.

— А если перебросить?

— Можно, но картофелекопалки только две, да и те не в лучшем состоянии, — директор потер лоб загоревшей рукой. — За ночь много не уберешь.

— А вручную?

— Столько гектаров вручную? — Громов покачал головой. — Это ж сколько народу надо.

Но выхода не было. Я предложил мобилизовать весь поселок — и взрослых, и школьников, и пенсионеров. Объявить трудовой штурм, как в военное время.

— Рискованно, — засомневался Громов. — Людей много, а ответственность на мне. Если кто простудится, травмируется…

— Зато урожай спасем. А это годовой план выполнения, премии, показатели.

Директор подумал, барабаня пальцами по столешнице. Наконец решился:

— Ладно. Объявляем общий сбор. Но только добровольцы и при условии соблюдения техники безопасности.

Через час по поселку разнесся клич: «Все на поля! Спасаем урожай!» Громкоговоритель на здании сельсовета надрывался, передавая призыв Громова. Из домов потянулись люди с ведрами, мешками, корзинами.

— Ну и дела! — восклицала тетя Маша, уборщица из конторы, закутываясь в теплый платок. — Всю жизнь прожила, а такого не видала, среди ночи картошку копать!

К полуночи на картофельном поле собралось человек полтораста. Светили фары тракторов, горели костры, установленные через каждые сто метров для обогрева. Картофелекопалки КТН-2В медленно ползли по рядам, оставляя за собой полосы вывороченных клубней.

— Собираем быстро, но аккуратно! — командовал Петрович, обходя бригады с фонарем «Летучая мышь» в руке. — Мелочь не бросаем, каждая картофелина на счету!

Люди работали цепочками, одни собирали клубни в ведра, другие носили к тракторным прицепам, третьи сортировали урожай. Дети помогали родителям, старики давали советы, женщины подносили горячий чай из термосов.

— Как в колхозе в тридцатых, — говорил дед Архип, сгибаясь над картофельными рядами, — тогда тоже всем миром урожай спасали.

Галя работала в одной бригаде со мной, ловко собирая клубни в оцинкованное ведро. Даже в этой суматохе она умудрялась выглядеть привлекательно, румяные от холода щеки, блестящие глаза, энергичные движения.

— А картошка хорошая уродилась, — говорила она, показывая крупный клубень сорта «Лорх». — Крупная, чистая, без болезней.

— Жалко было бы, если заморозок побил, — ответил я, высыпая очередное ведро в прицеп. — Столько труда вложено.

К трем утра удалось убрать половину картофельного поля. Остальную площадь решили доубирать утром, когда пригонят дополнительную технику из соседнего совхоза.

Со свеклой было проще, корнеплоды в земле могли выдержать небольшой заморозок. Их укрыли соломой и решили убирать в плановом порядке.

— Ну что, справились, — сказал Громов в четыре утра, когда последний прицеп с картофелем ушел на склад. — Двести тонн спасли. Это добрая треть годового плана по картофелю.

В тот же день и вечер на участках завода кипела работа. Теперь мы взялись за спасение проблемных участков от заморозка.

Через каждые пятьдесят метров пылали костры, выбрасывая в небо столбы густого дыма. Запах горящей соломы и резины смешивался с ароматом осенней листвы. Термометр показывал ноль градусов, и температура продолжала падать.

Зинаида Петровна развернула полевую кухню прямо на краю участка. Большой котел с борщом парил на треножнике, рядом жарилась картошка с салом. Женщина в теплом ватнике и шерстяном платке хлопотала у огня, время от времени помешивая содержимое кастрюль длинной деревянной ложкой.

— Ешьте, ешьте, — приговаривала она, разливая борщ в алюминиевые миски. — На холоде без горячего нельзя. А то простынете, потом болеть будете.