"Фантастика 2025-122". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна - Страница 83

Женя взяла посмотреть, как получилось. Бумажка плотно зажата между слоями целлофана, текст читается хорошо, все печати и подписи видны. А где потёрлось, так уж ничего не поделаешь.

– Эркин, а почему ты такую фамилию взял?

Он недоуменно посмотрел на нее.

– Фамилию?

– Ну да. Эркин – это имя, Мороз – фамилия.

– Меня спросили, как меня зовут. Я сказал Morose, – он заговорил по-английски и получилось: Мэроуз, – они переспросили. Мороз? Я говорю – да, не спорить же с белыми. Они засмеялись. А один спросил, есть ли у меня ещё какое-нибудь имя, потому что это прозвище. Я сказал Эркин. Вот и всё. А что? – пока он рассказывал, его голос стал более спокойным, а последний вопрос прозвучал уже совсем легко.

Женя улыбнулась.

– Я, кажется, знаю, почему они смеялись. Это ведь были русские, да? – он кивнул, – ну вот, есть такое русское слово – мороз, по-английски – frost. А пишется так же как Мэроуз. Угрюмый – обидно, а мороз – нет. Они и записали тебе по-русски Эркин Мороз.

– Подожди, – он потёр лоб ладонью. – Я соображу. Значит, у меня получилось русское имя?

– Фамилия, – поправила Женя. – Вначале имя, потом фамилия.

У него весело заблестели глаза.

– А… а у тебя как? Женя…

– Нет, – грустно улыбнулась Женя. – Я Джен Малик. Но это по-английски.

– А по-русски?

– А по-русски Евгения Дмитриевна Маликова. Женя это такое, домашнее имя, – стала она объяснять. Он стоял перед ней, напряжённо сведя брови. – Дмитриевна – дочь Дмитрия, а фамилия Маликова. Понял?

– Кажется… кажется да. А почему ты Мали́к?

– Так меня в школе записали. Для удобства. В английском нет таких фамилий. А потом и осталось.

Он кивнул.

– Разобрался. А я не знал, чего они смеялись. Даже испугался.

– Это на фильтрационном пункте?

– Мы говорили: сборный. Там смотрели всех, записывали и давали справки. – Он усмехнулся. – И паёк давали. Буханку и мясную банку. И душ там был.

– Ладно. – Женя встала, подошла к нему и обняла. – Успокоился?

Он ответил на объятие, но она чувствовала, что где-то далеко внутри он ещё напряжён. Женя поцеловала его в щёку и ещё раз возле уха. Он вздохнул, коснулся губами её шеи.

– Ну вот, – Женя мягко высвободилась, и он так же мягко плавно раскрыл объятия, выпуская ее. – Пятница сегодня…

– Да, – спохватился он, – я сейчас воды принесу. Мыться будем, да?

– Как всегда, – улыбнулась Женя.

Он спрятал справку в карманчик джинсов, схватил вёдра и побежал вниз по лестнице. А Женя ещё постояла посреди кухни, прижав ладони к пылающим щекам. Значит, он был Угрюмым. Что же с ним делали, если он стал таким, что так прозвали? И какие же молодцы, что сообразили записать ему такую фамилию. Буквы одни и те же, ну почти те же, только произносится по-разному. Господи, какая чепуха лезет в голову. Но о любой чепухе будешь думать, лишь бы не об этой облаве. Не хочу я, не хочу, не хочу…

Женя умылась, остудила лицо, переоделась, и когда Эркин втащил вёдра, она уже вовсю хлопотала, управляясь с подготовкой ужина и купания.

Эркин натащил воды, раскалил, как следует, плиту, и Женя позвала Алису. Смутно чувствуя, что ему при купании Алисы лучше не присутствовать, Эркин обычно находил себе на это время какое-то занятие в сарае. И сегодня, как только Женя приготовила корыто и резиновую утку, появлявшуюся только в эти минуты, Эркин как обычно сказал: «Я потом», – и ушёл вниз.

В сарае он всегда находил себе дело. Перекладывал поленья, щепал лучину, точил топор и пилу, да мало ли что можно придумать. Даже просто погромыхать инструментом, ничего не делая, но показывая согнутую в работе спину – приём, известный любому рабу.

Без справки теперь никуда. Загреметь легко, а вот выбраться… если б не Андрей, загребли бы их как пить дать. Но и рванули они с рынка сегодня, в жизни так не бегал. Хорошо, в кроссовках – Эркин угрюмо усмехнулся – бегать легко. Ну, у Андрея прямо нюх на полицию. Хотя… лагерник… они-то все просто от белых шарахались, а те с разбором. Кто ж это сегодня, Джейми что ли, ревел, что потерял свою справку. Врёт, когда выдавали, говорили, чтоб берегли, не теряли…

…На сборный он попал после долгих блужданий. Шёл куда глаза глядят. Спал у костров или в брошенных домах. Правда, берег себя, боялся подцепить вшей, да и ещё… и потому старался держаться в стороне от всех. Индейцев, к тому же, почти не было, а с индейцами негры всегда дрались. А в тот вечер он прибился к большой компании всех цветов и оттенков, весёлой и бесшабашной. И тут грузовики. И солдаты. Их согнали в кучу, погрузили в грузовик и привезли на сборный. Бить не били, только особо упрямые и трепыхливые схлопотали прикладом по спине. Что такое «сборный», никто не знал, потому сами и не шли. Ну а беляки, они беляки и есть: отловили и привезли. Он так и не понял, что это было раньше. Длинное серое здание и двор с хлипким забором. Держали их за забором привычка к послушанию и паёк. Охраны почти не было. Но это он потом разглядел. А тогда их вытряхнули из грузовиков во двор и построили. Вернее, они сами встали, привычно заложив руки за спину и потупившись. Грузовики уехали за новой добычей, а им объявили, что их осмотрят, перепишут, пропустят через душ и выдадут паёк. Еда полагалась в конце, после всего. Но и так никому в голову не пришло уйти.

– Первая десятка сюда. Остальные ждите.

Первые десять, понурившись, пошли в указанную дверь, а они сели, где стояли. И стали потихоньку меняться местами, договариваясь держаться вместе. Кто-то пустил слух, что русские не разлучают семьи, и пошли тут братья, сыновья, матери, жены… А когда убедились, что русские, проходя по двору, не обращают внимания на их разговоры и пересадки, так в открытую забегали. С индейцем родниться никто хотел, да ему никто и не был нужен. Вызвали вторую десятку, третью… Из дома никто не выходил, видно, на другую сторону выпускают. Привезли ещё отловленных. Этих уже не строили: от сидевших во дворе всё узнали. Среди новых оказалось двое спальников. Как уцелели – непонятно. Их сразу опознали по одежде и рукам, начали было сжимать кольцо, но тут оказалось, что русские как все белые: всё видят и бьют больно. Драчунам накостыляли, а спальников сразу увели в дом…

– Десятка сюда.

Перед ним встали трое, встал и он, оглянулся. За ним колыхалась толстая негритянка с двумя детьми у подола и жилистым мулатом, державшим её за плечо. Семья.

– Ещё двое, – сказал солдат у двери.

Подошла молодая мулатка, цеплявшаяся за негра со свежей ссадиной на скуле.

– Заходите.

В длинном коридоре у входа стол и за ним белая девушка в военной форме. Он сразу отвёл глаза, уставился в пол.

– Раб, отработочный?

– Раб, мэм.

– Номер? Покажи. Один?

– Да, мэм.

– Держи. Не теряй. Вон та дверь.

Зажав в пальцах картонку с непонятными значками и понятными цифрами его номера, он подошёл к указанной двери. Там уже сидело трое. С такими же картонками. Он, как и они, сел на пол, прислонившись к стене. Из двери вышел молоденький негр с ошалелым лицом и пошёл дальше по коридору, а белая девушка в белом халате окинула их взглядом.

– Следующий.

– Мы вместе, мэм, – робко пробурчал старший из троих.

– Смотрят по одному. Вам уже отметили, что вы семья, отец и два сына.

– Мы вместе, мэм.

– А ты? – она посмотрела на него. – Ты один?

– Да, мэм, – он встал, уже зная, что пришёл его черёд.

– Заходи…

…Эркин оглядел пилу, повесил её на место и взялся за сортировку гвоздей. Спокойное занятие…

…Это был врачебный кабинет. Знакомый ещё по питомнику. У двери стул. Сразу привычным холодком засосало под ложечкой. Седая белая женщина в белом халате смотрит внимательно и… и не очень зло?

– Раздевайся. Одежду оставь на стуле. И иди сюда.

Ну, вот и всё. Сейчас она увидит его, всё поймёт… что они делают со спальниками?

– Ну, что же ты? Иди сюда. Давай карточку.

Он подошел, шлёпая босыми ногами по прохладному чистому полу. Она что-то сказала девушке по-русски, взяла у него карточку и передала ей. И дальше она говорила ему по-английски, а с ней по-русски, а он слушал, не понимая, но запоминая слово в слово…