Приключения Печорина, героя из нашего времени (СИ) - Ангелов Августин - Страница 6

К моему счастью, должность коменданта крепости занимал сам Максимыч. А с ним вместе в штабном помещении цитадели оказались какие-то другие офицеры, с которыми я после своего попадания сюда еще не пересекался. Но, штабс-капитан представил их мне. Одним из них был поручик Семен Васильевич Никифоров, худой шатен с бледными впалыми щеками и с маленькими усиками, лет двадцати семи на вид. А другой поручик, Александр Петрович Друбницкий, оказался достаточно грузным брюнетом лет тридцати с бакенбардами и большими усами на красным мясистом лице. Они сидели за столом, покрытым географическими картами и бумагами, и хмуро разглядывали меня, когда я вошел.

— Ну что, Печорин, оживаешь? — проворчал Никифоров.

— Потихоньку, — кивнул я.

— Мозги, надеюсь, все еще на месте? — саркастически улыбнулся Друбницкий.

— Вроде бы, — я даже не знал, как реагировать на этот сарказм.

— То-то. А то тут Максим Максимыч говорит, будто вы ничего не помните, — встрял в разговор еще один офицер, совсем немного старше меня на вид, но тоже поручик, как и Друбницкий с Никифоровым.

Его представили мне, как Ипполита Илларионовича Зебурга. По происхождению был он остзейским немцем и должность занимал командира крепостной батареи, лицо его казалось излишне вытянутым, даже лошадиным, но умным.

Я напрягся, проговорив:

— Некоторые моменты выпали… но службу помню.

— Будем надеяться, а то вы немного странно себя ведете, Григорий Александрович, — заметил Зебург. — Будто другим стали каким-то и некоторых из нас не узнаете. Меня, например.

— Последствия контузии. С каждым может случиться. Но уже потихоньку вспоминаю все. Так что не вижу повода обижаться, господа, — оправдывался я.

— Ладно, — кивнул комендант. — Дело вот какое. Сегодня к вечеру к нам в крепость прибудет важный обоз со стороны Тифлиса. И нам приказано встретить его, дать людям отдых, переменить лошадей и обеспечить безопасность этого обоза до следующего пункта.

Я кивнул, стараясь не показать вида, что чего-то не понимаю в делах крепостной службы.

А Максим Максимович продолжал:

— Вот потому я и вызвал вас, Печорин. Вы у нас хоть и недавно контуженный, но самый глазастый стрелок и самый ловкий в седле. Любовался я сегодня с крепостного вала вашими упражнениями. Вижу, что полностью уже выздоровели. Так что придется поручить этот обоз вашим заботам, Григорий Александрович, больше некому. Да и с горцами вы сладить сможете, ежели чего. Так что готовьтесь. Пойдете в сопровождение вместе с казаками.

— Слушаюсь, — кивнул я, уже переняв от своего денщика здешнюю манеру отвечать на приказы.

— И еще… — комендант понизил голос. — Грузинский князь Гиоргадзе, который едет с обозом, везет с собой кое-что важное, бумаги какие-то секретные. Так что отнеситесь со всей серьезностью.

— Постараюсь, — я снова кивнул.

Тогда Максимыч ткнул пальцем в карту, сказав:

— Вот здесь, в этой казачьей станице на левом фланге находится пункт назначения. Там стоит батальон пехоты, который обеспечит охрану князю на его пути дальше. Вы же должны будете подождать там обоз с боеприпасами, который должен прибыть в станицу в течение двух недель. По прибытии каравана, организуете его сопровождение обратно в нашу крепость.

Когда я вышел из штабного кабинета, в голове крутилась одна мысль: похоже, что еду туда, где находится тот самый фаталист Вулич… А, значит, события уже начали двигаться по сюжету, который я знал. И теперь мне предстояло решить: попытаться их изменить или стать их пассивным участником. Но, плыть по течению судьбы прежнего Печорина мне не слишком хотелось. Например, в Персию я твердо решил не ездить никогда, чтобы не умереть там по дороге. Что же касается Вулича, то как же переубедить такого убежденного фаталиста?

Ведь этот Вулич считает, что все в жизни предопределено за любого человека кем-то свыше. Богом, наверное. И это означает, что ничего изменить в своей судьбе нельзя. Как бы ни старался человек, а будет с ним то, что «предписано судьбой». И от этой предопределенности никуда не уйти. Вот только, значит ли это, что нужно играть собственной жизнью и создавать самому себе смертельно опасные ситуации?

Но, если следовать философии Вулича, то получается, что и историю изменить невозможно? И я подумал: «А вот я и проверю. Если не удастся этого Вулича спасти, значит, он прав. И тогда нечего мне тут выпендриваться. Все равно история не изменится по большому счету, как бы я ни прыгал. Но, если все-таки спасу его, значит, он не прав». С этим желанием использовать Вулича, как объект своего эксперимента по изменению здешней реальности, я и готовился отправиться в путь.

Глава 4

К вечеру обоз действительно прибыл. Небольшой отряд казаков сопровождал несколько повозок с припасами. А позади них шагом тащились вьючные и запасные лошади. В центре колонны, сразу за повозками, ехал на гнедом скакуне сам князь Георгий Гиоргадзе — статный мужчина лет тридцати пяти с гордым ястребиным профилем и густыми черными усами, облаченный в богатый черкесский костюм с серебряными газырями. Рядом с ним верхом следовали четверо его нукеров-дзмакацев — грузинских воинов с длинными кинжалами на боках и с ружьями в руках.

Богатая одежда и усиленная охрана еще издали сообщали одним своим видом о том, что едет человек весьма состоятельный. Этот князь явно не испытывал финансовых затруднений, как было с большинством грузинских князей в то время. Ведь многие из них происходили из обедневших семей, потерявших свои владения и былое богатство, продолжая носить гордый титул князя, скорее, номинально. Такие, обычно, ехали в Россию, чтобы просить там денег в обмен на лояльность. Но, Гиоргадзе совсем не выглядел подобным просителем.

Максим Максимович обнялся с князем, как со старым знакомым, потом представил меня. И князь кивнул мне с холодной вежливостью. Его карие глаза оценивающе скользнули по моей фигуре, будто пытаясь понять, можно ли доверять этому молодому русскому офицеру. Потом комендант крепости выставил угощение, усадил гостей за длинный стол и начал произносить тосты, как это положено на Кавказе. Его первый тост был за здоровье государя Николая Павловича. А Гиоргадзе поднял ответный тост за дружбу между грузинами и русскими, потому что и те, и другие — христиане, обороняющие Кавказ от мусульман. Говорил он по-русски весьма неплохо. Лишь легкий акцент выдавал в нем уроженца Грузии.

Когда уже хорошо подвыпили и закусили, солдаты, прислуживавшие гостям, начали убирать со стола, чтобы переменить блюда и подать чай, потому все на какое-то время вышли из-за стола, чтобы размять ноги. Я стоял и смотрел на то, как закатное солнце скрывалось вдали за горами, окрашивая вершины гор багрянцем, когда грузинский князь неожиданно подошел ко мне и заговорил.

— Так это вы будете нас сопровождать? — спросил он со своим легким акцентом, видимо, Максимыч уже сказал ему.

— Так точно, ваше сиятельство. До казачьей станицы на левом фланге, — ответил я.

А он проговорил:

— Хорошо. Тогда будьте готовы начать движение с рассветом. Мне нужно быть на месте как можно скорее.

Я кивнул и пошел к казарме, чтобы отдать приказ казакам начинать готовиться к походу с вечера. Судя по карте, путь предстоял нам неблизкий. А маршрут пролегал по опасным ущельям, где горцы легко могли устроить засады. К тому же, я совершенно не знал эту горную местность, но вида не показывал, полагаясь на то, что все остальные уж точно хорошо знают маршрут, а потому не заблудимся.

Денщик разбудил меня перед рассветом. Он тоже ехал вместе со мной. Максимыч выдал нам все необходимое: коней, продовольствие и боеприпасы. На рассвете, когда мы выезжали из крепости, день выдался пасмурный, и в горных седловинах стелился плотный туман, создавая естественную маскировку для выдвижения каравана. Дорога, правда, плохо просматривалась, но, мы никуда пока сворачивать и не собирались, следуя точно вдоль дорожной колеи, проложенной груженными телегами, потому просто неторопливо ехали, мерно покачиваясь в седлах, отчего мне очень хотелось спать.