Хозяйка старой пасеки 2 (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 2

— Очарование дикости — не в моем вкусе, — фыркнула она, но все же заткнулась.

Минут пять мы проговорили о поминках, погоде и перспективах на урожай, и наконец Крутогоров перешел к делу.

— Чем могу быть вам полезен, Глафира Андреевна?

— Я слышала, у вас есть пильная мельница. Вы используете ее только для собственных нужд или продаете доски?

— Могу не преуменьшая сказать, что я снабжаю досками весь уезд.

— Я хотела бы сделать заказ. Сколько вы просите за вот такие материалы? — Я протянула ему заранее подготовленный список.

Денис Владимирович пробежал его взглядом, брови его взлетели.

— Кто составил вам этот перечень?

— Я.

— Глафира Андреевна, я настоятельно рекомендую вам обратиться за помощью к хорошему приказчику. Этот набор несколько… необычен.

Не знаю, чего уж он углядел там такого необычного. Доски потолще и покрепче для стенок, чуть тоньше для дна и крышки, рейки для рамок и внутренних деталей.

— Если вы поделитесь, что именно хотите строить, я подскажу вам.

Я заколебалась. Болтать о своих новых ульях направо и налево я пока не собиралась. Во-первых, может и не получиться. Во-вторых, конкуренты, конечно, рано или поздно скопируют идею, но чем позже, тем лучше. Однако и напрямую заявить, будто мои планы — не его дело, нельзя.

— Как справедливо заметила ваша супруга, мой дом сейчас не в лучшем состоянии. Это материалы для самого неотложного ремонта.

— Воля ваша, но зачем вам столько реек?

— Для обрешетки, — нашлась я.

Марья Алексеевна отвернулась к окну, уголки ее губ подрагивали.

Денис Владимирович светски улыбнулся.

— Простите мое любопытство. Конечно, вы вправе сделать любой заказ. Это обойдется… — Он пошевелил губами, подсчитывая. — В тридцать отрубов. Я бы осмелился посоветовать вам отложить такие траты до более подходящего времени. После недавних печальных событий, возможно, ремонт — не самый насущный вопрос.

Да уж, сумма немаленькая. Но ни пчелы, ни медоносы не станут ждать более подходящего времени.

— И какой срок займет выполнение?

— Сами работы — неделю, но сейчас у меня много заказов. Так что не могу обещать раньше двух недель.

Теперь пришла моя очередь возводить глаза к потолку, считая. Выходило, что тесать доски, по предложению Герасима, будет чуть дороже, чем заказать пиленые, — но мужики, которые копали могилу и выносили гроб, уже подходили ко мне сегодня и сообщили, что Герасим намекнул, будто барышня ищет работников, и они готовы приступать хоть завтра. А лесопилку нужно ждать не меньше двух недель. С другой стороны, чтобы вытесать нужное количество досок, понадобится месяц.

— Я очень признательна за вашу заботу, Денис Владимирович, — медленно произнесла я. — В самом деле, расходы в последнее время были существенными. Вас не обидит, если я уменьшу заказ вдвое?

— Никаких обид, Глафира Андреевна, — улыбнулся он.

— Я готова заплатить вперед, — сказала я. Марья Алексеевна закашлялась, я сделала вид, будто не заметила. — Надеюсь, добрые соседи всегда найдут условия, выгодные для обеих сторон. Тем более я рассчитываю, что это лишь начало нашего делового сотрудничества. В будущем мое хозяйство потребует и других материалов.

Я мило улыбнулась. Крутогоров искренне рассмеялся.

— Кажется, я недооценил вас, Глафира Андреевна. Вы правы, добрые соседи всегда поймут друг друга. Я готов уступить вам десятую часть.

Ольга, которая до сих пор с преувеличенным вниманием разглядывала свои ногти, вскинулась, но, встретившись взглядом с мужем, опустила глаза.

— Однако надеюсь, что, если затеете еще один… ремонт, вы обратитесь ко мне, — сказал Крутогоров.

— Непременно, — заверила его я.

— Ну а теперь рассказывай, что за ремонт ты задумала, — вцепилась в меня Марья Алексеевна, едва отъехала коляска, увозящая Крутогоровых.

— Не ремонт. Ульи, — призналась я, вспомнив, что доски мы с Герасимом обсуждали без нее. Удивительно, что Варенька до сих пор не разболтала — или просто, как Ольга, сочла дела скучными?

Эта мысль потянула за собой другую — неужели это та самая Ольга? Хороша, конечно, и был в ней тот лоск уверенной в себе красавицы, который я никогда не могла…

— Чем тебе батюшкины ульи плохи? — вернула меня в реальность Марья Алексеевна.

Я обозвала себя идиоткой. Веду себя как старая сплетница, какое мне дело до чужой личной жизни!

— Всем плохи.

Пришлось повторить вчерашние объяснения для Герасима. Генеральша кивнула.

— Интересная затея. Правильно делаешь, что никому не болтаешь. И дальше не болтай, а еще лучше — получи привилегию. Заодно, может, и деньгами сенат поможет.

— Привилегию? — переспросила я.

— Да, привилегию на право делать такие ульи, которые ты придумала. У других этого права не будет, пока твоя привилегия не закончится.

Я заколебалась. С одной стороны — идея не моя. С другой…

— Вы сказали, поможет деньгами?

— Да, если сможешь доказать, что твоя придумка полезна державе, и пообещаешь часть продукции произвести для государственных нужд.

Выходит, привилегия — это что-то вроде патента и гранта одновременно.

— Я ничего в этом не понимаю.

— Ничего, наш князюшка тоже со знаниями законов не родился, как и граф. Разберешься. Я тебе подскажу, как написать Северскому, чтобы тот помог составить прошение к императрице и приглядел, чтобы дело не затянулось.

— А без письма никак не обойтись? Я и так ему обязана.

И не хочу становиться еще больше обязанной князю, облеченному властью. Даже если как человек он замечательный, некоторые долги бывает очень сложно отдать.

— Душенька, на нашей грешной земле даже младенцы уже родителям обязаны. Дело не в том, чтобы никому не быть должной, а в том, кому именно задолжать. Вот, скажем, жених твой…

Я поморщилась.

— Он мне не жених.

— Неважно. Ему задолжать — так он из лап не выпустит, пока весь долг с процентами до последней четверти змейки не выжмет. А Северский хоть чужие долги не забывает, но и свои помнит. Значит помнит, что председателем дворянского совета его сделали не для того, чтобы он свои карманы набивал — впрочем, он и так в золоте купаться может, — а чтобы жизнь в нашем уезде лучше делалась, в интересах державы нашей. И сделали его председателем члены совета, к которым и ты сейчас принадлежишь. Так что можно сказать, будто и он тебе должен.

Я с сомнением покачала головой. Марья Алексеевна добавила:

— К тому же и ты ему свою благодарность покажешь.

— Он берет взятки?

Почему-то эта мысль была мне неприятна, Северские мне понравились, и разочаровываться не хотелось.

— Ты, Глашенька, взятки и благодарность не путай. Вот, скажем, затеялся князюшка о том годе сахар из свеклы добывать. Пока завод строили, немало мастики на воске перевели, и очень уж он сокрушался, что мужики-бортники цены на воск задрали так, что пришлось из соседнего уезда возить.

— Поняла, — медленно проговорила я, в который раз чувствуя себя безмозглой девчонкой рядом с этой женщиной. Потом сообразила еще кое-что.

— Сахар из свеклы, говорите?

— Да, кто бы мог подумать, а ведь получилось. Привилегию на этакую диковинку получил.

— И свеклу он, конечно, сам выращивает? Из своих семян?

— Как и все.

А чтобы были семена, нужно опыление.

— К чему ты об этом? — полюбопытствовала генеральша.

— Похоже, я в самом деле могу его отблагодарить, и не только продавая воск по-соседски. Но надо подумать.

— Подумать всегда полезно. А что до взяток… — Она вздохнула. — Опять же, не путай плату за покрытие злодейства или, скажем, за то, чтобы барку с солью потопить, соль до того продав, — и признательность за труды. Канцелярист в столице жалования имеет двести отрубов в год, а чтобы там жить хоть как-то, нужно не менее трех тысяч в год. Вот и идут все с подарками, понимая, что иначе чиновнику не выжить. А ведь у них семьи.

— Как будто их кто-то заставляет работать канцеляристами, — не удержалась я.