Энола Холмс и загадка розового веера - Спрингер Нэнси - Страница 5

— А?! Наверх забралась летучая мышь?!

В итоге я отвела миссис Таппер на второй этаж и прямо показала на стопку журналов светской хроники в ее комнате.

Чтобы найти леди Сесилию и помочь ей, мне необходимо было выяснить, кто эти сомнительные, похожие на злобных людоедок дамы, которые сопровождали ее сегодня.

До сих пор я, человек демократических взглядов, с презрением относилась к тем, кто увлеченно следил за жизнью высшего общества. Теперь же мне предстояло наверстать упущенное. Я отнесла к себе в комнату огромную стопку журналов, вероятно, накопленных миссис Таппер за несколько лет, с великим наслаждением избавилась от тесного платья, подкладок на грудь и бедра, корсета, вставок в ноздри и за щеки, кудрявой накладной челки и накладных ресниц, переоделась в удобный халат и домашние тапочки — и наконец села читать.

Не скажу, что занятие это доставило мне удовольствие. За последующие несколько часов, тянувшихся довольно долго, я выяснила, что крокет давно устарел, теннис и стрельба из лука пока еще в почете, но Самый Актуальный Спорт для леди — это гольф. Лорд Лопоухий и леди Свеклолицая давали уроки в Гайд-парке; было замечено, что последняя щеголяла в небесно-голубом наряде от Уорта из какой-то там плотной ткани с разводами. Кенсингтонский дворец, вот беда, пустовал, несмотря на все усилия, приложенные к его реставрации. Крайне важные персоны собрались на крещение Ребенка Такого-то, перворожденного сына лорда Сякого-то, графа Дакогоэтоволнует. Атлас — прошлый век, подесуана пике моды. В «С ума сойти какой уникальной» галерее открылась выставка картин, написанных маслом, посвященных развитию Британской империи. Виконт и виконтесса Древнеродные объявили о помолвке своей дочери Длинноименной с Завидным Женихом, младшим сыном графа Голубокровного.

Я не просмотрела и четверти стопки, когда у меня нещадно разболелась голова: казалось, еще немного — ия сойду с ума. Я внимательно изучила фотографии с лодочной прогулки герцогини Кривоногой, с ежегодного банкета барона Носатого, куда была приглашена вся его команда по крикету, с первого бала дебютантки мисс Осиная Талия и с множества других светских мероприятий — но ни на одном из снимков мне так и не попались неприятные лица тех строгих матрон, которых я искала.

Когда день перешел в ночь, я с большим облегчением встала с кресла — ведь не могла же я губить глаза, читая допоздна при слабом свете свечи, — вытащила из тайника между матрасом и остовом кровати свое темное, неприметное одеяние, переоделась в него и отправилась в ночь.

Зима осталась позади, и бездомные уже не так сильно нуждались в моей помощи. А после того как Шерлок выяснил, что я часто скрывалась под личиной сестры милосердия, мне пришлось отказаться от черного балахона с глубокими карманами. Правда, я все еще могла подавать бедным милостыню при свете дня, но вскоре придумала и новую маскировку для ночных часов: теперь я играла роль сборщицы мусора, копающейся в мусорных кучах в поисках кусков ткани (для бумажных фабрик), костей (для садовых удобрений), металла (для плавилен) или еды (в моем случае точно не для себя). В потрепанной юбке и замызганной шали я ходила неровной походкой, едва волоча ноги, со старым фонарем и мешком из грубой холщовой ткани, который перекидывала через плечо на сгорбленную спину. Некая неведомая сила неизменно влекла меня в ночь, а эта конкретная маскировка сообщала моим вылазкам новый смысл: я поставила перед собой задачу научиться ориентироваться во всем Лондоне, а не в одном лишь Ист-Энде. Сборщица мусора могла без помех забрести в любой район, на любую улочку, поскольку была истинным воплощением бережливости. Хотя по всем правилам приличия этой неприглядной работнице полагалось незаметно проскальзывать на задний двор и выныривать обратно под покровом ночи, лишь самые гнусные и скупые хозяева прогоняли прочь этих тружениц, представительниц «достойного» слоя бедняков.

Не важно, спала миссис Таппер или еще нет — добрая глухая старушка все равно не услышала бы, как я открываю засов. Заперев за собою дверь, я отправилась на людную улицу — в теплое время года узкие дороги трущоб не пустовали даже в полночь. Мимо, держась за руки и распевая веселые песни, прошла компания пьяниц. На углу под фонарем бледные оборванки шили мешки под муку и прочие хозяйственные нужды — этот неблагодарный труд приносил им несколько лишних фартингов, но быстро калечил глаза и руки, лишая возможности выполнять еще какую-либо работу. На другом углу маялись работницы иного толка — в платьях выше щиколотки и с неприлично глубоким декольте, — которые зарабатывали себе на жизнь отнюдь не шитьем. Повсюду бесцельно бродили дети. Порой мне казалось, что они составляют половину населения Лондона и половина из них — сироты (для девочки из трущоб было вполне обыденным родить в пятнадцать и умереть в двадцать с небольшим), а половина — Гензели и Гретели, выгнанные родителями, которые не могли их прокормить.

Это был восток Лондона. Десять минут на метро, и я очутилась на западе Лондона — словно в другом мире.

Особенно сильно это ощущалось именно в ночные часы. Старые квадратные домики мирно дремали, укутанные плющом, словно одеялом, а квадратные дворики окружал забор. Вымощенные квадратным булыжником дороги были широкие и пустые.

Этот район напоминал лоскутное одеяло из множества квадратиков — только не тряпичное, а кирпично-каменное, и я никак не могла взять в толк, что за люди здесь живут. На вилле в итальянском стиле с квадратными башенками — нуворишиили обнищавшая знать? Во внушительной постройке в духе французской Второй империи, с мансардной крышей — старые девы или интеллигенция? В особняке в архитектурном стиле королевы Анны с щипцовой крышей — врач? Денди?

В одних окнах горели газовые лампы, другие стояли погруженные во мрак. По пути мне встретились лишь совершающие обход по району сборщики нечистот — несмотря на то что уборные сейчас часто находились в домах, еще оставались туалеты на заднем дворе, которые требовалось периодически опустошать, и эта грязная работа производилась по ночам. Выполняли ее труженики с громадным металлическим контейнером на колесах. Когда он прогромыхал мимо (оставив после себя, как это ни печально, ужасное амбре), улица снова опустела — если не считать констебля, который неторопливо шагал в мою сторону.

— Добрый вечер, холубок, — проворковала я.

— И вам того же и на будущее, холубушка. — Полицейский был ирландцем, и, похоже, очень жизнерадостным. Он крутил в руке дубинку, одобрительно поглядывая на мой холщовый мешок. — Знаешь, мне вот нос подсказывал — до того, как эти тут вонь развели, — што в сорок четвертом сеходня суп из тельячих мозхов.

— Спасибо вам охромное, — поблагодарила я его и поспешила на задний двор сорок четвертого дома, где при слабом свете своего жалкого фонаря отыскала, как мне и подсказал констебль, телячий череп — все, что осталось от головы после того, как из нее сварили суп.

О людях многое можно угадать по их кучам мусора. Например, в этом хозяйстве мечтали о жизни более богатой, чем могли себе позволить: ведь суп из телячьих мозгов иначе назывался супом из фальшивой черепахи и по вкусу отдаленно напоминал черепаховый — самое модное ныне лакомство в высшем свете.

С трофеем в мешке и с боевым духом, распалившимся от удачной встречи с приветливым констеблем, дальше я пошла по дворам замысловатыми зигзагами, проходя в основном через подъездные дороги для экипажей; всякий раз, когда я проскальзывала мимо очередного каретника, поднимался лай, но слуга или помощник конюха, спавший там на чердаке, выглядывал в окно и, увидев меня, прикрикивал на собаку, чтобы та замолчала. Принятая в преисподнюю района, я начала строить догадки о его обитателях. Некоторые — люди разумные — разбивали небольшие огороды за каретным сараем, чтобы было удобно удобрять посевы навозом и соломой. Кое-какие дома казались пустыми — возможно, их хозяева отдыхали или работали за границей, — но большинство занимали семьи с детьми: это было ясно по обручам, ярким полосатым мячикам, игрушечным обезьянкам, которые били в музыкальные тарелки, когда их заводили, и другим вещицам, валяющимся на заднем дворе. А в одной из семей жила швея и шила на всех новенькие весенние наряды: в горе их мусора я нашла нитки и обрезки самых разных тканей — от саржи до тафты — и при тусклом свете своего фонаря все их прикарманила.