Падение, или Додж в Аду. Книга вторая - Стивенсон Нил Таун - Страница 36

– Первый раз слышу! – воскликнула Прим. – Мне мой заплечный мешок казался очень тяжелым!

Мард кивнул:

– Мы все несли, сколько можем. Однако, если помнишь, Пеган с самого начала решил не брать вьючных животных…

– Потому что их придется бросить, когда будем грузиться на корабль, – вспомнила Прим. – Разумеется, с Эддой совсем другая история.

Она кивнула на двух животных, которые стояли у пристани и угрюмо созерцали гребни набегающих волн. Эдда навьючила на них весь груз, так что остаток пути отряд шел налегке. Теперь их избавили от поклажи, и Эдда объяснила им, что можно идти домой. Животные не одобряли волн, поэтому медленно пятились от берега, но и с Эддой расставаться не хотели.

Поклажа, которую путники с таким трудом несли через перевал, теперь, сложенная кучей, и впрямь выглядела довольно жалкой.

– «Бочонок» рассчитан на большой груз, а сейчас в трюме ничего нет и осадка слишком мала, – сказал Мард.

– Да? – удивилась Прим. На ее взгляд, суденышко выглядело вполне обычно.

– Прыгает на волнах, как пробка, – объяснил Мард.

Буфректы – жители побережья – знали о таком куда больше Калладонов. Лин уже поднялся на суденышко и расхаживал по палубе, выясняя, что тут и как.

– При такой неглубокой осадке опасно выходить в море, – продолжал Мард. – Наша поклажа ничего не весит в сравнении с его обычным грузом, так что Робсту придется добавить балласт.

– Что такое балласт?

– Камни, – ответил Мард.

– Фу, опять камни!

Эдда взяла из кучи свой небольшой мешок и забросила на плечо. Затем напоследок поговорила с каждым из животных, поцеловала их на прощание и шагнула на пристань – деревянный пирс, установленный на камнях и вбитых в дно сваях. «Бочонок» был пришвартован в дальнем конце пристани. Когда Эдда шагнула на палубу, он осел так, будто в трюм всыпали гору камней. Животные побрели прочь вдоль реки обратно к домику Эдды.

Робст, обсуждавший с Пеганом загрузку камней, долго глядел на свое суденышко, словно ожидал, когда оно вновь пробкой выскочит из воды, затем махнул рукой и пошел готовиться к отплытию. Он сговорился с двумя молодыми родичами и местной женщиной – с их помощью он надеялся проделать обратный путь. Вскоре суденышко уже вышло в море.

На парусах, когда позволял ветер, на веслах в остальное время они двинулись к северу и держались у самого берега, пока не оставили гору с дикими душами за кормой. После этого вышли на середину разлома, который здесь был много шире, и выскользнули на яркий солнечный свет из-под Завесы вечного тумана над Каллой. Задул крепкий западный ветер с разлома севернее Каллы. «Бочонок» под парусами устремился на восток. Родной остров Прим растаял вдали. В какое-то мгновение Прим поняла, что не видит Каллы – или, если совсем точно, Завесы вечного тумана, и задумалась, увидит ли ее когда-нибудь вновь. Суденышко лавировало на восток между осколами, которые казались все темнее, холоднее и неприветливее – главным образом потому, что почти сплошь заросли темно-зелеными деревьями, обычными для севера и для высоких гор, а пастбища и человеческое жилье встречались по берегам лишь изредка.

За четыре дня добрались до южного мыса очередного оскола и, обогнув его, двинулись на север по Первому разлому. Здесь он был такой широкий, что мог считаться не проливом, а внутренним морем. Противоположный берег еще не показался, но на горизонте уже темнели горы. Так Прим впервые увидела саму Землю. С палубы Земля ничем не отличалась от оскола, но Прим смотрела туда и думала, что, ступив на берег, сможет добраться до любого места на большой карте – не только до ближайшего Озерного края, но и до Узла, Твердыни, Улья, Дворца и кишащих краев вдоль великой реки, впадающей в восточное море.

Скоро они различили слева цель своего плавания – Западный Отщеп. Был и Восточный Отщеп – напротив него на материке. В древности город был один, на реке, вытекающей из Озерного края. Подобно Элгороду и Торавитранаксу далеко на юге, он возник после того, как Ждод разрушил первый Улей и обитавшие там души рассеялись по всей Земле.

Каллу заселили души из Стана под Старым Элгородом, когда двинулись на северо-восток по следам кочующих великанов. Поэтому Калладоны и Буфректы говорили на диалекте языка, который по-прежнему сохранялся во Второэлгороде и окрестностях. А вот город, позже ставший Отщепами, основали совсем другие души. Две половины, западная и восточная, так давно стояли на разных берегах ширящегося разлома, что речь их жителей уже заметно отличалась. На другом краю Первого разлома, во многих днях пути к югу, торавитранаксцы говорили на еще одном, совершенно непохожем языке. Второэлгород стоял ближе всего к Элову Дворцу, а из величественного Элохрама с его школой, базиликой и монастырем даже открывался вид на Дворец. Тамошнее наречие было ближе всего к тому, на котором говорили в Первом городе в Древние времена. На его упрощенной версии, которая называлась «горожак», общались торговцы и корабельщики по всему Первому разлому. Горожак не очень сильно отличался от языка Буфректов и Калладонов, так что в портовой части Западного Отщепа те могли худо-бедно объясниться – во всяком случае, так заверил их Робст, когда суденышко благополучно вошло в старую гавань. Город был не самый большой на их памяти (Дальн, столица Каллы, превосходил Западный Отщеп и размерами, и красотой), но все же довольно крупный. У пристани корабли не чета их суденышку разгружали товары из Озерного края за Первым разломом. В опустевшие трюмы укладывали лес, зерно, мед, воск, рыбу и ткани с осколов.

Робст знал, куда идти, и все равно без Корвуса они бы заблудились. Вчера огромный говорящий ворон улетел, ни слова не сказав, едва с «Бочонка» различили оскол. Сегодня он появился в небе над ними, когда они на веслах входили в гавань.

– Он не сядет ни на что такое, по чему можно угадать его размеры, – предсказал Пеган. – Не все так мирно, как Калладоны, относятся к подобным существам.

Однако за Корвусом наблюдала и еще одна душа. Как только «Бочонок» пристал к берегу, они увидели, что там ждет незнакомец. Корвус, убедившись, что тот их нашел, улетел на поросшие темными деревьями обрывы.

Причала здесь не было, только пляж, куда вытаскивали небольшие суденышки. Робст выбрал свободный участок песка и велел всем грести, пока дно «Бочонка» не заскрежетало по песку. Лин с носа суденышка бросил трос поджидавшей их душе. Здесь Эдда смогла вылезти так, что никто не заметил, насколько легче стал «Бочонок». Ибо у многих на берегу определенно был избыток свободного времени, которое они убивали, глазея на прибывающих. Эдда, сойдя на берег, сразу же закуталась в домотканый плащ, мгновенно скрывший невероятную сложность ее облика. За исключением радужек, конечно, но никто не стоял так близко, чтобы их увидеть.

– Меня зовут Фергуул, – сказал человек на берегу, протягивая руку в знак мира, – и я почтительно склонился бы перед вами, госпожа, да только не хочу привлекать к вам внимание.

Он отвел взгляд, быть может, боясь засмотреться в ее глаза, и они обменялись рукопожатиями. Так же Фергуул приветствовал остальных, верно угадав их имена, хотя не сразу разобрался, кто Мард, а кто Лин. Говорил он на горожаке с отщепским акцентом, так что, видимо, был здешним уроженцем.

– Если вы соблаговолите за мной последовать, я отведу вас в такое место, где мы все сможем побеседовать без помех.

Он глянул на Бурра, но воин догадался оставить все оружие, кроме ножа за поясом, на «Бочонке», где Робст с тремя членами команды за ним присмотрят. Успокоенный, Фергуул повел гостей по улице – сперва широкая и ровная, она постепенно сужалась и зигзагами вела вверх.

– Старайся держаться так, будто уже бывала здесь или хотя бы в похожих местах, – сказал Пеган Прим.

Она кивнула и опустила взгляд к булыжной мостовой.

Почти все души, которых Прим встречала в жизни, были порожденьем – потомками Адама и Евы, которые выходили на свет из тела матери и были зачаты отцом. Как доказывало или, по крайней мере, утверждало генеалогическое древо в парадном зале Калладонов, каждая такая душа могла проследить свой род до Евы и Адама. Хотя все они выглядели немного по-разному, все имели общий облик, по легенде предначертанный в Древние времена Весной.