Падение, или Додж в Аду. Книга вторая - Стивенсон Нил Таун - Страница 3

– Возможно, – ответил мужчина. – А возможно, такие существа могут производить себе подобных из семян, как яблоня.

– И эти семена прорастают в земле? Звери всходят из почвы по весне, как растения?

– Не знаю и не берусь угадать, – ответил мужчина. – Возможно, это еще одна из загадок Древних времен, и нам ее раскроют, когда мы будем готовы.

О задачах, которые поставил им Эл, они не говорили, но, когда взошло солнце, пошли к чаше, сели на ее борт и стали придумывать себе имена. «Сын Эла» и «Дочь Эла» были хороши тем, что славили Эла, но ведь Эл сам сказал, что они не его творения. Они подумывали назвать себя в честь деревьев, цветов или других созданий, но решили, что не стоит, иначе начнется путаница. Затем они начали выбирать приятные для слуха сочетания звуков, и так пролетела часть утра.

– Меня никто не спрашивает, – произнес незнакомый голос, – но я за Адама и Еву. Наверное, во мне говорит Альфа.

Мужчина и женщина в изумлении огляделись, но не увидели, кто говорит.

– Здесь, внизу, – произнес голос, – в яблоке.

Женщина нагнулась и подняла с земли яблоко. Из дырки в его боку высовывался червячок – такой же, а может, и тот же, что выпал вчера из гнилого яблока. В Саду жили разные виды насекомых, пауков и червяков, но никто из них раньше не подавал голоса.

– Так что ты за существо, – спросила женщина, – если имеешь облик червя и способности души?

– Земля велика, – ответил червь, – гораздо больше, чем вы знаете, и в ней хватает куда более диковинного, чем говорящий червяк. Но если хотите знать ответ, я – старая душа, ходившая по Земле и летавшая над Землей в Первую эпоху. Я пережил много невероятных приключений. Иногда я обитаю в Саду, а иногда брожу по Земле или посещаю иные, не связанные с ней края. Здесь, в Саду, я порою лист, порою птица, порою – колыхание воздуха. А сегодня я червь, потому что голоден и хочу насытиться сладкой, чуть забродившей яблочной мякотью.

Женщина хотела расспросить червя про Первую эпоху, но мужчина заговорил раньше:

– Мы не едим. Мы видим, как различные существа едят плоды и другие части растений, а птицы едят насекомых. Но такие души, как мы, не вкушают пищу, ибо она нам не нужна. Для чего ты, способный менять обличья и даже вовсе обходиться без тела, решил насыщаться, как зверь или букашка?

– Потому что это тешит мое животное начало, – ответил червь и рыгнул. – Вам стоит попробовать. Нет, беру свои слова назад. Сейчас во мне говорило забродившее яблоко. Это привело бы к чудовищным последствиям, радикальному изменению порядка вещей. Сад идеален как он есть. Вернее, насколько может быть в отсутствие Весны.

И он обратил блестящие черные глазки на чашу.

– Весна придет в свой срок, как всегда, – сказал мужчина. – Осень еще не кончилась, и скоро пойдет снег.

– Нет, я не про весну как время года. Я про душу по имени Весна. Вашу мать.

– У нас есть мать?! – изумилась женщина.

– Конечно. Так устроен мир. Все звери, и здесь, и по ту сторону стены, которой Эл в своей мудрости вас оградил, произошли от отца и матери. Вы не исключение. Ваша мать носит имя Весна, или Весенний родник, и раньше обитала в водах этой чаши. Для того чашу и сделали. А прежде она жила в роще сразу за стеной – там, где чистая вода бьет из-под земли, давая начало великой Реке, что течет дальше по Земле.

– Твои слова невероятны, – сказала женщина, – но мне они кажутся правдивыми. Я хотела бы узнать еще что-нибудь о нашей матери.

Мужчина остановил ее движением руки.

– Я тоже. В нашей природе искать знаний о том, откуда мы взялись. Но я опасаюсь узнавать так много и так быстро от меняющего обличья чужака.

– Почему опасаешься? – спросила женщина.

– Каждый день мы гуляем по Саду и свободно беседуем с Элом и членами его воинства, которым он поручил нас наставлять, – ответил мужчина. – Эл сам похвалил нас за хорошее ученье, наградил званием мужчины и женщины, сказал, что мы равны другим душам. И все же за краткий разговор с этим червем мы узнали множество нового о Древних временах, или, как он это назвал, Первой эпохе, о Весне и о землях за стеной. Либо червь лжет, либо Эл недоговаривает.

Червь повел верхней частью своего тела так, будто пожимает плечами, которых у него не было.

– Я не имею власти убедить вас в своих словах, – равнодушно проговорил он. – И даже будь она у меня, я бы к ней не прибег. Согласие, которого добились принуждением или хитростью, не согласие, но род рабства. Общаться стоит лишь со свободными умами. Эл высоко отзывался о вашей разумности, я не вижу причин оспаривать его слова. Я набил пузо сладкой яблочной мякотью, а теперь хочу заползти под листок и вздремнуть. Можете поразмыслить над моими словами и проверить их свидетельством ваших собственных чувств. Я иногда заглядываю сюда полакомиться плодами этого дерева, так что если захотите услышать еще – милости прошу.

С этими словами он вылез из яблока, плюхнулся на землю и быстро уполз под красные листья.

Некоторое время мужчина и женщина сидели в изумлении. Он смотрел на Дворец, она – на чашу. Она заговорила первой:

– Я давно гадала, для чего сделана чаша и почему заброшена. Ни Эл, ни кто другой из его воинства ни разу не дали внятного ответа. Теперь мы знаем, что тут обитала наша мать, о которой мы не знаем ничего, кроме имени.

– Так уверяет червь, – сказал мужчина. – Однако сейчас я смотрю в окна Дворца и вижу Эла и его ангелов, наших всегдашних наставников и помощников. Мне не хочется думать, будто они так много от нас скрывали.

– Эл сам сказал, что оградил нас стеной, дабы уберечь от заразы Беты и Альфы, – напомнила женщина.

– Да, – промолвил мужчина, помолчав. – Теперь я вспомнил.

– Заразы, которой не затронуты лишь мы одни, – сказала женщина. – И поэтому Эл ставит нас выше других душ.

– Да, – согласился мужчина. – Из любви к нам и нашей чистоте Эл оберегает нас от сведений, которые низвели бы нас до уровня пришедших на Землю в Первую эпоху.

– Я придумала, как мы можем это проверить, – сказала женщина.

Позже Эл вновь пришел в Сад с Паладином Эла и Летописицей Эла. И вновь все сели у чаши. Эл спросил, чем были заняты их мысли с прошлого разговора.

Мужчина ответил, что их глубоко взволновали оброненные Элом слова о Древних временах, и спросил, можно ли им с женщиной услышать еще что-нибудь о деяниях и лицах Первой эпохи.

– Я не помню, чтобы так это называл, – заметил Эл.

– Не называл, – подтвердила Летописица Эла, быстро двигая руками по табличке.

– Впрочем, неважно. Название удачное.

– Как тебе угодно будет именовать эпоху бета-богов? – сказал мужчина.

– И время Альфа, к слову, тоже, – добавила женщина.

– Если называть время бета-богов Первой эпохой, то время Альфа будет своего рода Нулевой эпохой, о которой лучше не говорить вовсе, – промолвил Эл. – А о Первой эпохе я не склонен говорить больше упомянутого в прошлый раз. Я уже объяснил, дети мои, что вас нужно оберегать от таких влияний. Иначе не будет никакого проку в том, что вас создали и так старательно воспитывали.

– Как пожелаешь, Эл, – ответил мужчина. – Наш создатель наделил нас любопытством, и ты сам нас раньше хвалил, когда мы его проявляли.

– Да, это полезное качество, без которого ваш интеллект не мог бы развиваться.

– Тогда, возможно, ты простишь нам любопытство к тому, как мы произошли.

– Прощу. Но удовлетворять не стану. Полностью удовлетворить ваше любопытство значило бы обессмыслить все труды по вашему созданию.

– Что ж, хорошо, – ответил мужчина.

– Ничто из Нулевой и Первой эпох не пригодится вам в этой, Второй эпохе, – продолжал Эл.

– Как скажешь, Эл, – ответила женщина.

– А вот что вам пригодится, так это имена, – проговорил Эл. – Вы придумали, как хотите зваться?

Прежде чем мужчина успел открыть рот, женщина сказала:

– Да. Он хочет зваться Адамом, а мне нравится имя Ева.

Долго молчал Эл. Затем обратился к Паладину Эла, и они какое-то время без единого слова совещались через ауры. Когда они закончили, Паладин Эла вскочил на скамью, расправил крылья и понесся к высокой сторожевой башне, где обитал вместе с другими меченосными ангелами и откуда они обозревали Землю и небеса.