Защита Чижика (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 6

Его взгляд, холодный и пронзительный, скользил по рядам, словно скальпель, вскрывающий незримую апатию. Зал молчал. Лишь пот, стекающий по вискам, да мерное жужжание мух вентиляторов, вот и весь ответ. Как отвечать, когда нечего отвечать?

— На этом собрание объявляю закрытым. За работу, товарищи!

Товарищи потянулись из зала, медленно растворяясь в коридорах, словно песок, утекающий сквозь пальцы. Егор Петрович Давыдов, полковник медицинской службы и начальник госпиталя, выглядел бодрым и уверенным, заряжая уверенностью своих подчиненных. Надо — значит, надо. Выполним точно и в срок.

Но подчиненные заряжались неохотно. То ли жара тому была виной, в зале было за тридцать, то ли по иной причине, но отклик в сердцах людей не соответствовал духу времени. Глаза не горели, сердца не стучали. То есть, конечно, стучали, как не стучать, но вяло. А нужно — бодро!

Давыдов и сам это чувствовал, но не форсировал события. Стерпится — слюбится, таков был его метод. Его уверенность была броней, скрывающей трещины сомнений: а что, если система даст сбой именно здесь, на краю пустыни, где даже время течёт иначе?

— Михаил Владленович, не зайдете ли ко мне в кабинет, поговорить нужно, — сказал он.

— Отчего ж не зайти, не поговорить с хорошим человеком.

Полковник поморщился. Чуть-чуть. Он привык, чтобы отвечали коротко, по-военному: есть! Слушаюсь! Так точно!

Мы прошли в кабинет начальника госпиталя. Как водится, с портретами Ленина и Стельбова, со шкафом, в котором синели пятьдесят с лишним томов опять же Ленина, но были и другие важные и нужные книги, молчаливые свидетели схватки теории с реальностью. Сквозь жалюзи пробивались косые лучи солнца, рисующие на столе полосы, похожие на тюремную решетку. «Апшерон», любимое детище солнечного Азербайджана, боролся с жарой, как Дон Кихот с ветряными мельницами, а настольный вентилятор гнал по комнате уже охлаждённый воздух, будто саркастически подмигивая технологическому прогрессу.

Украшением кабинета был барометр, старый, красивый. Похоже, полковник привёз его из Союза. Талисман? Давление низкое, и падает на глазах. Что-то будет, что-то грядёт.

Пять тысяч новых советских работников вскоре пополнят ряды строителей Великой Рукотворной Реки. Они верят, что превратят Сахару в цветущий сад, даже не подозревая, что пустыня, древняя как само время, уже готовит им ловушки: обезвоживание, солнечные удары, песчаные бури, что проникают в легкие мельчайшими иглами, и — тоску. Последняя всего злее.

Помимо прочего, наши люди будут строить цементный завод, и завод труб большого диаметра. Вода в Ливии есть, и много, но важно, добыв её из глубины, не дать уйти ей обратно в песок или испариться в бездонное небо. Наши специалисты предложили применять систему капельного орошения. Эффективно, надежно, экономно. Но требует серьезного труда, ведь не огород орошать нужно, не поле — страну! Сахара станет зелёной, как знамя Джамахирии!

А труженикам, отдающим силы на великой стройке, необходима уверенность, что о них есть кому позаботиться в случае болезни или травмы. Родная поликлиника далеко-далеко, что делать? Идти в госпиталь. Он, госпиталь за таким-то номером, приказом предназначен для лечения как военных, так и гражданских специалистов, плюс оказывать помощь местному населению.

Но число советских специалистов растёт быстро, а число сотрудников госпиталя — медленно. И потому каждый должен работать за двоих, а тот, кто уже работает за двоих — за четверых! Использовать внутренние резервы, смело внедрять передовые методы, улучшать, углублять и брать повышенные обязательства! Отговоркам в военном госпитале не место, дан приказ — выполняйте!

Вообще-то в госпитале из трехсот душ персонала военнослужащих тридцать два человека. Остальные — служащие Советской Армии, а это совсем другой коленкор. И деньги другие, и вообще. Но армейскую дисциплину Давыдов требовал со всех. Безо всяких поблажек на отсутствие погон.

Вернулся Давыдов, а за ним — сестра-хозяйка с алюминиевым чайником и парой стаканов в подстаканниках.

— Чайку, а? — предложил полковник, и на правах хозяина начал разливать в стаканы кипяток. — Вам какой, черный или зеленый?

— Зеленый, — сказал я, и полковник достал из стола коробку пакетиков нашего чая. «Советский Краснодар», лучше для Сахары нет.

Пока чай настаивался, полковник настоящего разговора не начинал. Говорил о погоде, о сахарской картошке, урожай которой с экспериментальных полей уже поступил на ливийские базары вообще, и в госпитальный пищеблок в частности, о московской Олимпиаде

— Вы будете смотреть Олимпиаду? Не знаете, будут ли транслировать здесь, в Ливии?

— Транслировать вряд ли, ибо суета сует. Смотреть? Не знаю. Возможно, на открытие сходим семейно, на дзюдо, может быть, еще на легкую атлетику. Если я буду в Москве. И если будет настроение.

— Так вы летом возвращаетесь в Союз?

— Даже раньше. Москва — она близко. Утром вылетел — днем прибыл. Днём вылетел — вечером прибыл. Рейсы-то ежедневные.

— А «Космос»?

— «Космос» не пропадет. Старшим по административным вопросам на мой отпуск останетсят Конопатьев, начмедом — Юрьев. Справятся. Проверены.

— Тогда перейду к сути. Каким вы видите участие «Космоса» в выполнении поставленных задач?

— Простите, не понял.

Меня позвали на собрание в порядке координации взаимодействия. «Космос» — самостоятельная организация, не имеет отношения ни к госпиталю, ни к советскому здравоохранению вообще. Работа советских граждан в «Космосе» регулируется межправительственными соглашениями между Советским Союзом и Ливией, благодаря чему нашим людям сохраняется трудовой стаж и прочие рюшечки, но и только. Всё остальное — по законам Ливии, покуда трудовой распорядок «Космоса» этим законам не противоречит.

— Насколько «Космос» готов к пополнению? К увеличению числа советских граждан? — терпеливо разъяснил полковник.

— Если вы, Егор Петрович имеете в виду, есть ли у нас резервы, то ответ положительный — резервы у нас имеются. Аппаратура позволяет, электроны не устают. Сейчас мы работаем на шестьдесят процентов от предельной производительности. А через полгода приедет и наше пополнение, на постоянную работу. Мусульманкам непривычно лечиться и обследоваться у мужчин, такие дела. Готовим трех девушек, тогда мы сможем производить обследования круглосуточно. Женская смена, мужская смена. Чередуя.

— Через полгода?

— Да, когда девушки закончат подготовку.

Я не стал говорить, что готовятся они в Вене. Товарищ полковник и так знает. Для госпиталя «Космос» — неудобное соседство. Делаем одно дело, но в госпитале нагрузки выше, а заработки ниже. Много ниже. Нехорошо как-то. Когда много зарабатывает немец, француз или итальянец — ещё куда ни шло, но когда свои, советские люди… Почему? Почему одним можно, а другим нельзя? Меня так и спросил однажды коллега-хирург, во время дружеских посиделок.

Я ответил словами поэта, «Nur der verdient sich Freiheit wie das Leben Der täglich sie erobern muss», но хирург сделал вид, что не понял. Или в самом деле не понял.

— Значит, вы увеличите объёмы для нашего контингента, — не спросил, а заключил товарищ полковник.

— Мы можем увеличить, — ответил я. — С превеликим удовольствием. Вопрос лишь, кто будет оплачивать.

Полковник поскучнел.

Ещё одна больная точка. Обследования в госпитале рассчитывают по советским нормативам. С учетом стоимости советских реактивов, советского оборудования, советской оплаты труда. А у нас и аппаратура, и расходные материалы — западногерманские, британские, американские. Это первое. А второе — отношение к собственности. В советской больнице как? В советской больнице всё работает на износ. И люди, и техника. Люди-то ладно, смена сама придёт, или по распределению направят, в мединституты конкурсы огромные, желающих много, незаменимых нет. А с техникой проблемы. Сломается рентгеновский аппарат — будут ждать ремонта и месяц, и год. Или новый поставят. Когда-нибудь. Зато за казённый счёт. И зарплата идёт, пока ставку не сократили.