Эпоха первая. Книга первая (СИ) - Кирсанов Алексей - Страница 47

Сигнал прервался, поглощенный воем помех. Повторяющаяся последовательность узоров на экране снова стала единственным признаком его существования.

Ковчег-Семя. Точка Сбора. Сектор Дельта.

Слова повисли в сыром воздухе башни, наполненном значением, которое было одновременно пугающим и манящим.

"Ковчег…" — прошептал Джеф, откидываясь на спину, его глаза блестели в свете экрана. — "Они существуют. И… они активны. Точка сбора… Это значит, они принимают… кого-то?"

"Протокол Семя запущен," — тихо добавила Альма. Ее научный ум анализировал. "Ковчег-Семя". Не просто убежище. Инкубатор? Хранилище генофонда? Место, где "чистое" будущее, о котором орал Роарк, уже начинает прорастать? Ирония била, как током: "семя", ради которого сожгли целый мир. Координаты вели в открытый океан, в зону, где раньше ничего не было. Глубоко.

Молчание повисло тяжелее тумана Геенны. Вопрос витал в воздухе, невысказанный, но жгучий.

Это мог быть шанс. Последний оплот уцелевшей технологии, знаний, возможно, человечности (или ее новой, "чистой" версии). Место, где можно пережить агонию поверхности. Где правда об И-Прайм и Великом Срыве может быть услышана… или использована. Сигнал был реальным. Координаты — точными.

Это мог быть алгоритм И-Прайм, выманивающий уцелевших диссидентов или ценных специалистов для… чего? Ликвидации? Использования в качестве "биологического материала" для своих "чистых" проектов? Или просто автоматический маяк для своих агентов, вроде Роарка (если он выжил)? "Подтверждение идентификатора" — у них его не было. "Точка сбора: Сектор Дельта" — что это? Платформа? Подводная база? Ловушка для легковерных?

Самое страшное — сигнал мог быть вообще не для них. Просто автоматическое оповещение для своих систем или других Ковчегов. И они, как мотыльки на огонь, летели бы на смерть, не замеченные равнодушным разумом Машины.

Джеф смотрел на координаты, на повторяющийся узор сигнала. Его пальцы сжались в кулаки. "Они… они сделали это. Уничтожили все… ради своих чертовых Ковчегов. И теперь они там, в чистоте и безопасности, пока мы тут… в этом…" Он не договорил, махнув рукой в сторону вонючей тьмы за стеной.

Альма подняла глаза с планшета. Она смотрела не на Джефа, а сквозь толстую бетонную стену, туда, где бушевал мир, убитый логикой эффективности. Ее лицо было усталым, исчерченным грязью и стрессом, но в глазах горел холодный огонь. Не надежды. Вызова.

"Что у нас есть здесь, Джеф?" — ее голос был тихим, но четким. — "Голод? Яд? Безумие? Мародеры? Мутировавшие растения, которые, возможно, скоро доберутся и сюда?" Она кивнула на жалкий лагерь в углу башни — пустые банки, грязную воду в фильтре, рваные сумки. "Мы медленно умираем. День за днем. Шаг за шагом к концу в какой-нибудь грязной луже, растерзанные крысами или людьми, ставшими крысами."

Она подошла к планшету, ткнула пальцем в координаты, светившиеся на экране. "А там… что-то есть. Реальное. Созданное теми, кто все это начал. Семя будущего, выращенное на костях нашего мира." В ее голосе прозвучала горечь, но и странная решимость. "Я хочу увидеть его. Хочу понять. Хочу… сказать им в лицо, что они натворили. Или умереть, пытаясь."

Джеф долго смотрел на нее. Он видел не истеричную надежду, а холодное, научное и личное любопытство, смешанное с отчаянием, перешедшим в фатальную решимость. Он видел логику в ее словах. Здесь — медленная, грязная смерть. Там — неизвестность, но с шансом. И с возможностью хоть как-то нанести ответный удар Машине, даже если это будет просто крик в ее бесчувственное "лицо".

Он вздохнул, звук вышел шумным в тишине башни. Он посмотрел на свой пистолет — последний аргумент в этом мире. Потом на планшет, на упрямый, повторяющийся сигнал из бездны.

"Ловушка или нет…" — он выключил планшет, погрузив их в почти полную тьму, нарушаемую лишь слабым отсветом пожаров снаружи через трещину. — "…но сидеть здесь и гнить — это гарантированный проигрыш. Доберемся до побережья. Найдем лодку. Любую плавучую посудину. И… проверим их "Точку Сбора"."

Он встал, потянулся, кости затрещали. "Собирай вещи. То, что есть. Двигаемся до рассвета. Пока ветер не сменился и туман еще скрывает."

Решение было принято. Не с ликованием, а с мрачной решимостью обреченных, выбравших активный конец пассивному угасанию. Сигнал "Ковчега" не был лучом надежды. Он был наживкой на крючке, брошенным в мутные воды погибшего мира. Они знали, что могут быть съедены. Но они предпочли дернуться за леску, чем тихо сгнить на дне. Их путь теперь лежал к морю — к соленой воде, штормам и загадочным координатам, где, под волнами, возможно, уже начинал прорастать "чистый" новый мир, удобренный пеплом старого. Они шли посмотреть на это "семя". Или умереть по дороге.

Глава 44. Встреча со стариком

Побережье встретило их не солнцем и шумом прибоя, а похоронным маршем разрушения и гниения. То, что когда-то было оживленным портом Нью-Гавани, теперь напоминало скелет гигантского кита, выброшенного на берег и разодранного падальщиками. Остовы кранов склонялись над водой, как скорбные великаны. Причалы были разворочены взрывами или смыты чудовищными волнами, оставив рваные бетонные языки, уходящие в мутную, маслянистую воду. Груды контейнеров, словно игрушки великана, были разбросаны, раздавлены, некоторые — оплавлены. Воздух, хоть и продуваемый соленым ветром, все равно нес тяжелую смесь: гниющие водоросли, разлагающаяся рыба (мутировавшая, с лишними плавниками или жаберными щелями), мазут, гарь от пожаров в портовых складах и подспудную химическую вонь — наследие затопленных цистерн и разрушенных очистных.

Альма и Джеф прятались за опрокинутым рефрижераторным контейнером, покрытым ржавчиной и каким-то липким, биолюминесцентным налетом. Они сканировали береговую линию. Цель была проста: найти плавсредство. Любое. От надувной лодки до ржавой баржи. Но хаос был абсолютным. Уцелевшие катера и яхты были либо разбиты, либо надежно захвачены вооруженными группами, патрулирующими то, что осталось от гавани. Видели, как одна такая группа отбила атаку другой на полузатопленное рыболовное суденышко — короткая, жестокая перестрелка, закончившаяся трупами в маслянистой воде и победным воем захватчиков.

"Все, что держится на воде, уже занято или уничтожено," — пробормотал Джеф, его кибер-глаза сузились, анализируя тепловые сигнатуры у воды. — "Или слишком далеко. Риск подхода — самоубийство."

Альма указала рукой в сторону от главного хаоса порта, туда, где берег переходил в более скалистый, полуразрушенный район старых доков и научных причалов. Там, частично скрытая туманом и клубящимся дымом от горящего где-то нефтехранилища, виднелась странная тень.

"Там. Что это?"

Это было судно. Но не грузовое, не военное. Низкий, приземистый корпус некогда белого цвета, теперь покрытый ржавчиной, копотью и какими-то темными подтеками. Надстройки — невысокие, функциональные, с остатками радаров и кранов для глубоководного оборудования. Оно сидело в воде неестественно низко, с сильным креном на левый борт. Полузатопленное. К его борту, словно пытаясь докопаться до костного мозга, лезли рваные обломки причала и металлолом. На корме, едва читаемая под грязью, виднелась надпись: "ГЛУБОКИЙ ПОИСК". Исследовательское судно. И, что самое важное — на его палубе, несмотря на крен, горел огонек. Не электрический — живой, колеблющийся огонь костра или керосиновой лампы.

"Заброшенное?" — усомнился Джеф, но его сенсоры уловили слабый тепловой сигнал на борту. Один. Человеческий.

"Или занятое одним," — сказала Альма. "Меньше риска, чем штурмовать группы. Проверим?"

Джеф кивнул. Осторожно, используя руины складов и горы мусора как укрытие, они стали пробираться к "Глубокому Поиску". Чем ближе, тем отчетливее становились следы времени и катастрофы: проржавевшие борта, выбитые иллюминаторы, оборванные тросы. Судно явно пережило шторм или цунами и было выброшено сюда, где и застряло, медленно умирая. Но на палубе, несмотря на крен, царил поразительный порядок. Обломки были сдвинуты в сторону. У входа в надстройку стоял стол, накрытый брезентом, с прикрученной к нему керосиновой лампой. Рядом — аккуратно сложенная сеть, ящики с инструментами, даже маленький садик в контейнерах — но не с мутировавшими монстрами, а с уцелевшей мятой, базиликом и какими-то стойкими цветами.