Раз и навсегда (СИ) - Резник Юлия - Страница 24

Глава 16

Как это ни странно, мое падение было почти бесшумным. Я не пыталась удержаться, поэтому ничего и не упало, не смогла закричать… Тишину всколыхнул лишь тяжелый шлепок тела о мраморный пол. И практически тут же вновь стало тихо. Именно в этот момент дверь в ванную с грохотом распахнулась.

Вахид.

Он замер на пороге, словно не веря своим глазам. Потом резко шагнул ко мне и обхватил за плечи. Сильные пальцы, не привыкшие к осторожности, сжались чуть сильнее, чем это было необходимо.

– Ты что делаешь? – его голос сорвался на шёпот, полный какой-то ярости, даже не ко мне – к самой ситуации.

Я попыталась ответить, но из горла вырвался лишь хрип. Ноги, подогнувшиеся под странным углом, отказывались слушаться. Я просто смотрела на него снизу вверх, чувствуя, как унижение все сильнее давит на грудь.

– Держись, – скомандовал Вахид и, не дождавшись реакции, подхватил меня под руки, словно куклу.

Я застонала – слишком резко. Слишком больно. И тогда его губы скривились от раздражения. Не злости – досады. Как будто я ломалась специально, мешая ему играть роль заботливого мужа.

– Ты что, не могла дождаться меня?! Что с тобой не так?! — процедил он, поднимая меня одной рукой, придерживая за талию.

Вахид усадил меня обратно на кровать и, ни слова не говоря, укрыл одеялом. Делал это быстро, будто боялся, что я сейчас снова растекусь лужей у его ног. А я смотрела на него и не могла понять: это забота? Или очередная попытка все контролировать?

– Так лучше? – нахмурился он, натягивая одеяло чуть ли не до подбородка.

Я кивнула. Слезы сами собой выступили на глаза. Не от боли. От этой невыносимой смеси унижения и странной благодарности. Мелочь, а в ней столько всего. Всё, что у нас было когда-то. Всё, что мы потеряли.

Вахид нахмурился. Рывком приблизился ко мне и втянул воздух у виска.

– На хрена ты дергалась?

– Мне нужно было принять душ, – коверкая слова, прошептала я.

– Тебе нужно было дождаться меня. Я бы помог.

Сбитая с толку, я прикрыла глаза. Было непонятно, почему человек, разбивший мне сердце, теперь претендовал на его обломки. Почему он решил, что имеет право спасать меня после всего, что натворил.

И самое страшное – я хотела в это поверить.

Хотела поверить, что его жесткость – это забота.

Что его грубость – это страх потерять.

Что его злость – это любовь.

Но я знала: это не так.

Это всего лишь его способ вернуть себе ощущение контроля, вогнав меня в понятные ему рамки. Где я безропотно мирюсь со всем, с благодарностью принимая каждый брошенный мне, будто кость собаке, кусок заботы.

– Не думала, что ты захочешь мне с этим помочь. Что ты вообще позаботишься об этом.

Я медленно отвернулась к окну, чувствуя, как одеяло натянулось на плечах чуть сильнее, чем нужно. Как Вахид стоит надо мной, дышит тяжело и громко, борясь сам с собой.

– Почему? – прохрипел он. – Неужели я был настолько плохим мужем? Ты в чем-то нуждалась, а я не замечал? Разве я плохо о вас заботился?

Пошевелив губами, я ничего не смогла ответить. Но на этот раз не потому что стеснялась, а потому что… Ну что тут скажешь? Внутри все горело. Безжалостно жгло. А он так искренне не понимал, господи! Может, я сама виновата, что так долго молчала? Может, нужно было с ним поговорить? Когда я впервые поняла, что мне изменяют. Когда… еще можно было выяснить – почему, и как-то это исправить.

– Я нуждалась в тебе, – просипела я. – А ты растрачивал себя на мимолетные связи.

– Ни одна из этих, как ты говоришь, связей ничего для меня не значила!

– Вот именно. Если бы значила, я бы поняла! С кем не бывает? Влюбился. Ты же вообще непонятно ради чего меня предавал…

– Да не предавал я тебя! Просто некоторые моменты… лучше не нести в семью.

Даже сейчас он стоял надо мной, словно король над завоеванной территорией, и, кажется, ни на грамм не сомневался в том, что все сделал правильно. Говорил, что лучше. Только, как всегда, не уточнял – для кого?

Я ощущала его дыхание, его напряжение, слышала, как от злости скрипят его зубы, тогда как он из последних сил сдерживает свой темперамент. И мне хотелось кричать о том, как это несправедливо. Но я молчала. Потому что он бы принял мой крик за слабость. Как признание того, что всё ещё имеет надо мной власть. А я больше не была его. Ни его вещью. Ни его тенью.

Если он этого не понял сейчас – поймет позже. Когда вместо покорной жертвы увидит перед собой женщину, которую сам научил быть сильной. Правда, для этого мне нужно подняться. И я поднимусь. Чего бы мне это ни стоило.

– Знаешь, это больше не имеет значения.

Вахид замер, пряча взгляд, в котором явно полыхало то, что мне бы не понравилось. Поиграл желваками и… решив отступить в этот раз, просто сменил тему.

– Ты хотела принять душ.

Эта уловка ничуть меня не обманула. Я знала – он не оставит за мной последнего слова. Он вернется к этому разговору. И не с извинениями и оправданиями, а с новыми приказами и своими планами на мою жизнь. Я заранее устала от того, что будет сказано.

– Ты не можешь помогать мне с этим.

– Почему? – Байсаров сощурился. – А как же наши клятвы быть рядом и в болезни и здравии?

Он иронизировал. Даже сейчас… Мне же очень хотелось увидеть его настоящие эмоции. Может, он вообще на них не способен, а?

– Развод избавил тебя от данного мне когда-то слова.

– Свое слово могу забрать только я, – рыкнул Вахид. – Пойдем. Завтра этим займется сиделка. А пока позволь мне поступить по совести и помочь!

Значит, так, да? Я пожала плечами. Вахид наклонился. Просунул руку под поясницу, я обняла его за шею послушной рукой, позволяя себя поднять.

– Так-то лучше, – пропыхтел он, отрывая меня от кровати. – Ты всегда была сильной девочкой. И сейчас я не позволю тебе сломаться.

Это его «позволю» резануло слух, будто нож.

– Я больше никому не дам права решать – сломаюсь я или нет, – процедила я. – Никому. Даже тебе, Ваха. Особенно тебе.

– Посмотрим.

Байсаров открыл кран, удерживая меня одной рукой, и осторожно поместил меня в ванну. Я так боялась, что он увидит, во что меня превратила болезнь… А сейчас, когда это случилось – в ярком свете освещающих комнату ламп, поняла, что я себя окончательно этим освободила. И стало так легко… Некрасивой, наполовину обездвиженной и поломанной! Легче, чем когда-либо. Мне больше не нужно было играть. Изворачиваться и притворяться. Вот она я – настоящая. Лейла получше будет. Вот и иди к ней! А меня, пожалуйста, оставь уж в покое, а? Отпусти! Или сделай так, чтобы я сама тебя отпустила. Презрительно скривись. Как-то прокомментируй увиденное… Дай повод окончательно от тебя отвернуться!

– Никогда не думал, что увижу тебя с короткой стрижкой.

– Некрасиво?

– Ты как эльф.

Я отвернулась к стене, чтобы он не видел, как дрогнули мои губы.

"Эльф", – сказал он, и на секунду я едва не рассмеялась. Тихо, про себя. С каких это пор Вахид вообще знает, кто такие эльфы? Он, тот, для кого существовало только то, что можно потрогать руками, просчитать и подчинить.

От его слов стало немного теплее на сердце. Я улыбнулась почти незаметно, для той самой девочки, которая когда-то верила в чудеса. И которая всё ещё жила где-то внутри меня — упрямая, светлая и настоящая… Унеслась далеко-далеко в мыслях. Так что вздрогнула, когда моего обнаженного тела коснулась мочалка.

– Больно? – нахмурился Вахид. Я покачала головой, но сердце всё ещё колотилось где-то в горле. Дело было не в боли. И даже не в том, что меня тронули. Дело было в неловкости. В обнаженности. В том, как легко между нами стерлись границы. В том, что он, сам того не осознавая, вторгся туда, где ему больше не было места. Ваха опустил глаза, сосредоточившись на своих движениях.

Он действовал аккуратно, почти бережно, и в этом было столько несвойственной ему нежности! Я замерла, позволяя ему себя мыть. Чувствуя, как с каждым движением мочалки смываются мои прежние страхи. Пусть он видит. Пусть знает. Я больше не собиралась тратить свою жизнь на притворство.