Хозяин рубежа. Книга l (СИ) - Глебов Виктор - Страница 35

— Думаю наведаться в гости. Как говорит один мой новый знакомый, по-соседски.

Глава 15

Миссионер был взбудоражен. Подошёл, оглядываясь на улепётывавших бандитов. Выпалил:

— Сын мой, кто эти люди⁈ Это их видели в лесу? Мне сказали, у них было оружие!

— Да, несколько беззаконников ошивалось неподалёку. Как видите, я с ними разобрался.

— И отпустили их⁈ — поразился отец Филарет.

— А что ещё мне с ними делать?

— Предать в руки закона, разумеется!

Я вздохнул.

— Вы видите здесь полицию? Или, может, острог? Где держать пленников? И сколько? Нет, отец Филарет, я выбрал путь милосердия. Разве не сказано, что врагов нужно прощать?

На это миссионер не нашёл, что возразить. Тряхнул головой, словно отметая тему.

— Твоё право, сын мой, — сказал он. — Я подобное решение могу лишь приветствовать. Кто-нибудь погиб?

— К сожалению. Прошу вас завтра провести скромную церемонию погребения.

Священник кивнул.

— Да-да, конечно. Само собой. Я хотел предупредить, что съезжаю от тебя к Еремею. Там есть место, и мне хочется быть ближе к пастве. И ещё: не возражаешь, если Еремей будет служкой в церкви, когда она достроится? Мне понадобится помощник. А потом он, возможно, станет дьяконом.

— Вообще-то, возражаю, — просьба священника застала меня врасплох. — У меня на этого человека свои планы имелись. Он может оказаться полезным на управленческой должности. Я к нему пока присматриваюсь.

— Нужно ему поближе к Богу быть, — серьёзно и почему-то понизив голос, проговорил отец Филарет. — Не препятствуй, сын мой. А на должность ты его и так определить можешь. В церкви у него немного обязанностей будет.

Слова миссионера заставили меня насторожиться.

— Зачем это Еремею быть поближе к Богу? — спросил я. — Что вы о нём знаете?

Мой собеседник покачал головой.

— Связан тайной исповеди. Не имею права распространяться.

Так-так… Оно, конечно, ничего не значит. Отец Филарет похож на того, кто за любой проступок способен человека в страшные грешники записать. Но, с другой стороны, проигнорировать такие слова тоже нельзя. Придётся присмотреться к Еремею внимательней, чем я думал.

— Ладно, отец Филарет. Не возражаю. Малый толковый и будет вам полезен. Но больше людей не дам. Самому нужны. И коли Еремей мне понадобится — не обессудьте, но заберу. Если захотите расширять штат — ищите среди вольных. Когда приедут. А теперь простите, но время позднее, а у меня завтра много дел.

Отец Филарет забрал свой малочисленный скарб, умещавшийся в одном чемодане, и удалился на новое место жительства, чем меня весьма порадовал. Я же умылся и завалился спать. Дел завтра, и правда, предстояло немало.

Сяолун, как всегда, устроился перед дверью — сторожить.

Он меня утром и разбудил.

— Проклятье, сколько времени⁈ — осведомился я, пытаясь подавить зевок.

— Половина десятого, — отозвался камердинер. — Вы просили поднять вас именно в это время.

— Да, точно… Это я, конечно, погорячился. Ну, да ладно. Спасибо.

Сев на кровати, я продрал глаза.

— Ваш завтрак, хозяин, — Сяолун придвинул ко мне жутко дребезжащий столик на разболтанных колёсиках. Раньше его не было. Значит, камердинер успел наведаться в развалины и добыть новый предмет интерьера. — Аппетитные хрустящие хлопья с отрубями! — гордо возвестил он, лыбясь, будто получил приз за победу в кулинарном шоу. — Сытный завтрак — залог здоровья и бодрости на целый день!

Я подозрительно покосился на гору хлопьев, залитых лужицей молока. Ясное дело — сублимированного.

— Угу, класс! Спасибо.

— Зачитать вам состав с упаковки? — предложил Сяолун, хватая пачку. — Уверен, вы будете поражены, узнав, что всего в ста граммах этого завтрака содержится…

— Умоляю, избавь меня от подробностей! — прервал я его, беря ложку. — Так мне будет легче смириться с этим гастрономическим изыском.

— Как хотите, хозяин, — надулся Сяолун и отошёл в уголок. — Между прочим, эти хлопья выиграли ежегодный конкурс сухих завтраков. И они почти одинаковые по размеру. Разница составляет, в среднем, всего два и три десятых процента!

— О, ну прости, что сразу этого не понял. Теперь глотать их будет гораздо легче!

Камердинер немедленно просиял.

— Я знал, что вы оцените, хозяин!

Иногда было не ясно, действительно Сяолун не понимает сарказма или нарочно его не замечает.

— Я так понимаю, ты сам это сварганил? — спросил я, ковыряясь в хлопьях.

— Своими руками, хозяин. Поэтому мои чувства глубоко задеты вашим отношением к результату.

— Ну, не вини себя. А что с Марфой? Ты говорил, что теперь готовить будет она.

— Её сын пришёл в себя. Я отпустил женщину к нему. Видимо, зря.

— Да нет, всё правильно сделал.

Сяолун картинно вздохнул.

— Это слабое утешение, хозяин.

— Но о том, что мальчик очнулся, следовало сообщить сразу. Это важнее хлопьев, знаешь ли.

— Мне нет прощения, хозяин.

И ведь ни тени раскаяния у засранца. Андроиды первейшим делом считают заботу о владельце, а значит — о сохранности его тела. Всё остальное для них на втором и прочих местах.

Быстренько покончив с едой и утренним туалетом, я отправился проведать пациентов. Раз один из них пришёл в себя, значит, может рассказать, что случилось. По крайней мере, я на это надеялся.

В доме, где находился временный, импровизированный лазарет, я застал Протасову и Марфу. Едва увидев меня, докторша насупилась.

— Прошу прощения, ваше благородие, я понимаю, что вам не терпится расспросить мальчика о произошедшем, но он очень слаб и не может говорить. Во-первых, у него повреждены голосовые связки, а, во-вторых, минут пятнадцать назад я ввела ему успокоительное и обезболивающее.

Проклятье! А я так надеялся пролить свет на инцидент.

Парень, и правда, лежал неподвижно — спал.

— И вы даже не попытались расспросить его о случившемся? — спросил я, стараясь не показать раздражения. — Разве не понимаете, как это важно?

— Пыталась, — ответила докторша. — Само собой. Но, как я уже сказала, у него ожог горла. Гниль поразила речевой аппарат. Должно пройти ещё время.

Очевидно, что выяснять, не просили ли мальчика написать, кто напал на них с приятелем, бессмысленно. У нас с докторшей разные приоритеты. Мне нужно узнать, кто бродит по развалинам, а ей — вылечить пациентов. Увы, не могу винить её за это.

— Что ж, по крайней мере, я рад, что дети идут на поправку. Держите меня в курсе.

Протасова кивнула.

— Непременно, ваше благородие.

Я обратился к не сводившей с меня мокрых глаз Марфе.

— Сударыня, вы можете оставаться здесь, сколько захотите. Ваши обязанности кухарки подождут.

Женщина немедленно вскочила.

— Нет-нет! — почти испуганно воскликнула она. — Кириллушка спит, я ему сейчас без надобности. Да и главное, что лучше ему стало. Я век буду за ваше благородие Бога молить! Спаситель вы наш! Сейчас… — она бросилась к двери, но на пороге притормозила и, обернувшись, воскликнула: — Пойду обед готовить! У меня уж и мыслишка есть, что для вашего благородия сварганить-то! Камердинер ваш того… Малый, конечно, старательный, но куда ему разносолы придумывать! Всё будет в лучшем виде, не извольте беспокоиться!

И прежде, чем я успел что-либо ответить, она исчезла за дверью.

Что ж, надеюсь, всё это она не решит повторить Сяолуну. Впрочем, едва ли: каким-то образом камердинер вошёл среди кабальных, и особенно женщин, в исключительный авторитет, который с каждым днём лишь упрочивался.

— Когда я смогу побеседовать с мальчиком? — спросил я Протасову.

— Думаю, завтра, — ответила докторша. — Если, конечно, не будет никаких неожиданностей. Осложнений, например.

Плохо. Но ничего не поделаешь — придётся потерпеть.

— Не хочу показаться назойливой, но когда всё-таки можно рассчитывать на оборудование, ваше благородие?

Я уже собирался ответить, когда дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Жариков. При виде меня заметно смутился и застыл на пороге, словно не зная, войти или ретироваться.