Самая старая дева графства Коул (СИ) - Брай Марьяна - Страница 1

Самая старая дева графства Коул

Глава 1

Знаете, в чем я совершенно уверена? В том, что красиво звучит только натянутая струна! К чему я это? А вот…

— Милочка, это ты? – я замерла, услышав, что входная дверь открылась.

— Я, бабуль. Ты как? – от порога ответила девочка, ставшая мне внучкой не по крови, а по судьбе.

— Больше не покупай мне такие книги. Я вчера до полуночи угомониться не могла, — вот не хотела же расстраивать любимицу, а промолчать не сумела.

— А чего в ней такого? – моя дорогая круглолицая, с веселыми глазами девочка подошла и обняла меня сзади, чмокнув при этом в щеку. – Я закрыла сессию! И у нас сегодня будет небольшой праздник, - Мила отстранилась и посмотрела на меня с деланной серьезностью. - Так что там с книгой? Герои ведут себя как идиоты?

— Они занимаются сексом, когда стоит подумать о безопасности. Это не просто глупо, это трижды глупо, - ответила я, ожидая, что девочка меня поддержит.

— Ну-у, бабуль… В моменты, когда жизнь висит на волоске, наверное… не каждый сможет вести себя адекватно, - Мила присела за стол напротив и протянула руку к книге, о которой мы говорили. Она ее уже прочла и пару дней назад привезла мне.

— Да, я могу ошибаться, потому что дней в любви или браке у меня… - я сделала задумчивое лицо, постучала пальцем по щеке и добавила: - ноль! Но любовь, возникающая за пару часов и непреодолимое желание с ним…

И правда, хотя мне недавно и исполнилось девяносто три года, замуж я так и не вышла. И если раньше огорчалась, когда слышала в свою сторону: «старая дева», то после даже радовало, что я хоть и старая, но дева! А не старуха или бабка, как остальные. А теперь и вовсе, пережив всех, кто что-то еще знал о моем социальном статусе, меня уважительно называли Татьяной Павловной.

Нет, уродливой или нежеланной я не была. Даже ходила в невестах, и до моей свадьбы оставались считанные дни. А в это время второй юноша страдал от моего решения. Не сдаваясь, доказывал, что он стоит моей руки, сердца и прочих жизненно важных органов.

Но я тогда любила Костю!

Костя отслужил положенные три года во флоте, пришел домой уже не тощим рыжим мальчишкой, каким я помнила его в школе, а настоящим мужчиной. Он жонглировал гирями, как это никто не сделает с мячами. Он пел под гитару. Он утюжил рубашку и брюки, прежде чем выйти на улицу.

У моего сердца просто не было шансов!

Мне было девятнадцать, я поступала в университет, цвела сирень… И я видела весь мир у своих ног, как бегун видит надпись «Старт». Это было самое начало.

Самое начало краха!

За неделю до свадьбы, когда было оплачено и заказано всё, что требуется, мой Костя просто взял и уехал. Говорили, что у него на месте службы была девушка. И он, узнав, что она носит ребенка, не смог признаться, а просто сбежал. О чём и сообщили его родители моим. И все четверо плакали на нашей кухне, рассказывая, как уговаривали одуматься.

Я слушала их, стоя в коридоре, прислонив горящую щеку к окрашенной стене. Мир, обещавший мне все прелести жизни, все мыслимые и немыслимые достижения, уходил из-под ног, забирая точку опоры.

Как и полагается в небольшом городке, надо мной посмеивались, как над брошенной невестой. А я поступила-таки и уехала из дома, чтобы всю себя посвятить учебе. Другие мальчики? Ни один из них не дотягивал до уровня Константина. А тот, кого я прежде не замечала? Хо! О нём нужно рассказать подробнее!

Но сначала о Милочке. Потому что без неё я всё ещё считала бы себя дрянью, высоко задравшей нос.

Милочкина бабушка жила в моем подъезде и была мне подругой. С Дашей мы могли обсудить все мелочи, поплакать в жилетку друг друга и даже поделиться личным. А вот ее дочка Вера никогда мне не нравилась: вела разгульный образ жизни, забросила учебу, выскочила замуж за странного типа: как оказалось, будучи уже беременной, развелась, снова вышла замуж… И так раза четыре.

Подруга моя умерла рано от болезни, а ее дочь все никак не взрослела. Но Мила, самая старшая девочка в этой многодетной и со временем ставшей неблагополучной семье, была так похожа на Дарью. А еще она единственная, кто помнил времена, когда дом их сиял чистотой, и пахло в нём не перегаром и дымом от сигарет, а пирогами и цветами.

Она прибежала ко мне ночью в одной пижаме. Ей было десять. Очередной «муж» мамы устроил дома пьяный дебош, и она попросту сбежала. Тогда вызывали полицию, опеку. Но каким-то чудом детей не забрали.

А я на следующий день поднялась к соседям и предупредила Веру: «Мила будет жить у меня. Остальные трое мальчишек на твоей совести, но Милочку я в обиду не дам. Хочешь – жалуйся, и тогда у тебя заберут всех!».

Вера думала не очень долго. Единственное, она попросила не распространяться об этом факте. И я согласилась. Лишь бы девочка жила со мной.

Соседи знали, что девчушка часто навещает пожилую соседку. И никто не замечал, что прежде чем выпустить Милу из квартиры, из нее выглядываю я. Когда Миле исполнилось шестнадцать, мы уже не скрывали ничего. Да и Вера к тому времени успокоилась: пережила инфаркт и вдруг с особенным рвением взялась за свое здоровье.

Несколько лет назад моя Мила попросила рассказать о моей большой любви. Я и рассказала, не забыв упомянуть Александра, того самого, несчастно влюбленного в меня.

И эта история покорила ее больше, чем жених, сбежавший чуть ли не из церкви. Да, церковь в то время была под запретом, но о сбежавших почему-то принято говорить «из-под венца». Видимо, это тот самый венец, который держат над молодожёнами во время венчания.

Так вот, Мила днями и ночами бредила тем самым Александром, отвергнутым мной. А потом начала выпытывать: где мы жили, какую он носил фамилию, какого был роста и были ли у него братья или сестры.

Она за ужином и за завтраком озвучивала мне все то, что представляла сама: как он прожил всю жизнь один, думая обо мне. Как поехал следом за мной и живет где-то совсем рядом, чтобы видеть меня по дороге в булочную или в поликлинику.

Мила училась на архитектора, но идеи в ее голове рождались такие, что она должна была стать кинорежиссером, как минимум.

И к очередному Рождеству, она постучала в дверь, а не как обычно, открыла ее своим ключом.

И когда я распахнула дверь, начиная уже брюзжать, что если она потеряла ключи, нам придется менять замок, на площадке стояли Мила и какой-то совершенно неприятный старый хрыч.

— Бабуля, я его нашла! Вот твой Александр, Саша, Шурочка Литвинов! – с этими словами моя девочка расцеловала меня в обе щеки, а потом подтолкнула это выглядящее, как останки мамонта, создание в мою квартиру.

— Танюфа, ты фоффем не ифменилафь, - прошамкал дед, который был ниже меня почти на голову.

— Ты тоже, Саша. Вот и не вырос больше совсем, - специально очень тихо сказала я.

— Ну, куда мне. Я фе не твой Кофтя: моряк с пефки бряк, - он засмеялся и указал пальцем на слуховой аппарат, - дочь привефла и застафила носить. А он, фобака, не убафляетфа, и я слыфу, как на потолке мыфы рафмнофаются, - уточнил отвергнутый мною когда-то поклонник.

— Добро пожаловать, Саша, проходи, пальто тебе Мила поможет снять.

В общем, если не вдаваться в детали, Александр был женат, имеет троих детей, семеро внуков и даже пару правнуков. Живет в том же городе моего детства, в том же доме. Судя по всему, и в том же самом пиджаке, ставшем ему коротким после девятого класса.

— Ой, это я пфиготовил тебе. Думал уфе не отдафать, но тогда я фоффем без подарка получаетфя, - он протянул свёрток, упакованный в глянцевые страницы какого-то журнала о звёздах, перетянутый лентой, судя по характерным помятостям, ранее украшавшей букет цветов.

Мила взялась помочь, на ходу включив чайник, ножницами разрезала упаковку.

Сначала в нос мне ударил запах нафталина, куда более сильный, чем исходил от гостя. А потом в руки выпало что-то сине-оранжево-зеленое из кримплена.