Ревизор: возвращение в СССР 41 (СИ) - Винтеркей Серж - Страница 3

– Мне и точно нужно тренироваться, Паша! – сказала Галия. – Неуверенно себя за рулем чувствую.

– Можешь взять машину на следующую неделю, а я на метро поезжу, – пожал плечами я.

– Хорошо, я подумаю! – сказала жена.

Попрощавшись с Фирдаусом и Дианой, пошли домой. Няня нас дождалась, конечно, и никакого недовольства с ее стороны не было. Знает, что я всегда щедро плачу за переработки. Отпустили ее, и прошли на кухню, почаевничать, благо что дети спали.

– Диана сегодня какая-то странная была, – озадаченно сказала Галия, – представляешь, пошли в буфет, набрали всего, а тут она встает, уходит в туалет, а потом, по возвращении, говорит мне бросать недоеденную еду – мол вредно есть после восьми вечера, тем более мучное.

– Да нет, все так и есть. И не то что после восьми, после семи есть вредно. Хотя… Может, Фирдауса надо будет скоро поздравлять с тем, что он станет папой? Может, Диану замутило, первые месяцы беременности? Вот и аппетит пропал…

– Ну это я сама знаю, что вечером есть вредно! – всплеснула руками Галия. – И никакой беременности у нее точно нет. Поскольку согласись, что странно, что после этого она утащила меня с выставки и повела в ближайшую кафешку! Где мы снова заказали кучу еды и съели ее. И где логика?

– А вот теперь соглашусь – да, странно! И да – это явно не беременность. – хмыкнул я. – И что – вот так и утащила тебя с выставки, ни с того, ни с сего? Может, она просто встретила кого-то ей неприятного?

Сказал это, и сам мысленно рукой махнул – ну что я горожу! Если бы Диана встретила кого-то ей неприятного, то не она бы оттуда первой ушла, а этого человека вынудила бы оттуда уйти… Не в ее натуре перед кем-либо прогибаться или бежать…

– Нет, это я неприятного человека увидела, а не Диана, – сказала, что-то припомнив и поморщившись, Галия.

– И кого же?

– Ай, зачем тебе это… – начала было говорить Галия, но поняла по моему лицу, что я не успокоюсь, и все же сказала. – Ладно, это Андриянов был…

– Не понял… Этот козел, что ли, опять за тобой приударить решил? – не на шутку разозлился я. – Ему было мало выговора и нужно продолжение банкета?

– Не-а… Он меня вообще не заметил. Скорее всего, его тоже прислали с его работы. Он же тоже по выставкам специализируется, – сказала Галия, – Кстати, мы его с Дианой в том же буфете и заметили… А он нас не заметил и ушел сразу перед Дианой…

И вот тут я надолго замолчал. Что-то в голове сразу стало вырисовываться. Вот только озвучивать это в квартире, где возможна прослушка, точно не стоит. Диана вышла вслед за Андрияновым, а вернувшись, тут же утащила Галию с выставки. Интересно, не остался ли он где-то в коридоре с проломленным черепом?

***

Глава 2

Москва, выставка итальянского текстиля

Андриянов провалялся под писсуарами, пытаясь прийти в себя, минуты три. Только ему полегчало, и он встал на колени, как дверь туалета открылась.

Вошедший старик, увидев его, громко спросил участливо:

– Что, парень, сердце прихватило? Такое молодой еще, а уже сердце… Видать, нервничаешь много. Все болезни от нервов. Давай скорую вызову.

– Не надо скорую, – прохрипел Андриянов. Боль начала отступать, и он наконец получил возможность мыслить связно.

Приедет скорая, и что обнаружит? Что проблема не с сердцем, а на полметра ниже. И что ему рассказывать? Что его какая-то женщина в мужском туалете атаковала? Они же тут же милицию вызовут, а милицию вызывать никак нельзя.

На работе потом немедленно узнают, что на него нападение было совершено в туалете, и как именно это нападение было совершено, тоже узнают. А дальше что? Вот то-то и оно…

Ему же только что выговор объявили за то, что к молодой замужней приставал. А тут его ещё какая-то молодая приложила. Никто не будет разбираться, замужняя или незамужняя, а будут сразу уверены, что приголубила его так, потому что к ней приставал… И все на этом – из партии за второй залет подряд точно выпрут…

– Ну, ты сам смотри, парень, тебе виднее, – неодобрительно покачав головой, старик неспешно зашёл в кабинку и закрылся там.

Андриянов, чтобы ещё какой-то доброхот не выискался, который начнёт его спасать, опёрся рукой о писсуар и встал. Писсуар ему, кстати, сейчас уже был без надобности для других целей, судя по его брюкам и расплывшейся под ним луже. Так что в туалет он сходил вполне успешно, хоть и не так, как планировал это сделать…

В таком виде выходить из туалета сейчас точно нельзя, – сразу всплыла в голове мысль. Если наряд милиции заметит, тут же заметут и протокол на работу пришлют за появление в общественном месте в виде, унижающем человеческое достоинство, или что-то в таком духе.

Сам он никогда в такие ситуации не попадал, но периодически на партийных собраниях зачитывали протоколы, так что именно поэтому фраза эта в голове сразу и всплыла.

Кряхтя от боли, он стянул с себя штаны, трусы и носки, и начал их застирывать. Одно дело идти в мокрых штанах, другое – в вонючих. Пиджак у него почти не пострадал. Пиджак дорогой, так что, если милиция прицепится, можно сказать, что просто в туалете кран сорвало, вот и облило штаны и рубашку. Не будет неприятных запахов – хрен прицепятся, тем более что, к счастью, он абсолютно трезвый.

Андриянову повезло: пока он застирывал белье и штаны и поспешно их выжимал в раковину, никто больше не заходил и не выходил.

Закончив, он быстро натянул все на себя, и рванул в одну из свободных кабинок, где немедленно и заперся. Лето, всё же, тепло, авось за оставшийся час до закрытия выставки штаны хоть немного подсохнут.

Ну а пока подсыхал, и ускорить этот процесс никак не мог, появилось время подумать о другом. Его, конечно, главным образом волновал непростой вопрос: что за девушка его ударила? За что ударила, она озвучила, тут сомнений и не было. Однозначно, это было похоже на месть, и он сейчас судорожно пытался вспомнить, на какую из его бывших любовниц она похожа.

А то, вполне возможно, это он думал, что они расстаются с ним по взаимному согласию, и никаких негативных чувств у них к нему не остаётся. Но, судя по тому, что с ним сейчас произошло, всё же, видимо, у кого-то негативные чувства остались.

Женщин он только за последние десять лет поменял десятки, а ударившую его девушку видел слишком недолго, чтобы чётко запомнить её внешность. Вроде блондинка с правильными чертами лица и прекрасной фигурой.

Но с женщинами же как: сегодня она блондинка, на следующей неделе – шатенка, а в следующем месяце уже брюнетка. Сегодня у неё коса, а в следующем месяце уже короткая стрижка, а через полгода у неё уже каре.

Ну а лицо, учитывая косметику… Поработала искусно с помадами и тенями полчаса – и ты её можешь не узнать, хотя до этого полгода вместе рядом проработали. Как у всякого охочего до женского пола холостяка, были у Андриянова личные, страшные истории, когда снимал он вечером в ресторане вроде бы очень красивую девчонку. А поутру, когда она макияж смывала, становилось понятно, что без него он бы к ней в жизни не подошёл.

Ну и опять же женские глаза, которые смотрят на тебя с любовью – это одно дело, а женские глаза, которые смотрят на тебя с презрением и ненавистью… Ну и голос тоже у женщин от эмоций сильно меняется.

Фотографической памяти на лица у Андриянова никогда не было. Да и лица его в девушках интересовали лишь постольку поскольку. Его в них, конечно же, манили совсем другие прелести.

Дверь в туалет периодически открывалась, закрывалась, шумели дверями свободных кабинок, но людей становилось всё меньше и меньше.

Как Андриянов ни пытался вспомнить, какая именно из брошенных им любовниц сегодня его приголубила, а все было без толку. А потом вдруг до него дошло, что дело это, возможно, и вовсе бесполезное: практически у каждой из брошенных им девушек были сёстры, были хорошие подруги. Где гарантия, что это не одна из них? Их лица он вообще не в состоянии припомнить, потому что о многих знал только по рассказам своих любовниц, а лично и не видел. Так что в этом случае это и вовсе дело, обречённое на полный провал. Эта мысль привела его в полное уныние…