Джунгли. Том 3 (СИ) - "Focsker" - Страница 23

Ебаный в рот, да чё с ней блять не так⁈

— Подождите, не кричите, давайте всё оговорим ещё раз, мы, наверное, просто не поняли друг друга… — Сидя на своём месте и стараясь держать голос под контролем и защитниц своих на дистанции, умоляюще смотрю на Гертруд и кидаю косые взгляды на перешедших в боевую трансформацию медоедов.

Успокойся, дура… просто заткнись и успокойся, тебя ж сейчас на куски разорвут! — Видя, как та при вдохе набирает в лёгкие побольше воздуха, взмолился всевышнему я.

Глава 12

— Ой… кажется, рожаю! — пискнула Кисунь. И все, включая набычившуюся на меня за что-то императрицу, оглянулись на двуххвостую.

— Ты серьезно? — Удивилась Рабнир, и тут глаза её внезапно округлились, она опустила голову на свой живот, по ногам её потекла жидкость. — Чё… слушай, я тоже, наверное.

Я в ахуе, императрица в ахуе, подошедшая тётушка Вера, глядя на лужицы возле «вип-столика» тоже в ахуе. Подождите, а чё так быстро, а как… стоп… Мы ж на переговорах⁈

— В… врача! Позовите Марию!

— Да не кричи ты, Агтулх, сама к ней дойду. — Говорит Медоед, — Гончья, теперь ты командуешь ими. Пошли, Кисунь…

В смысле, пошли?

— Как пошли? Может вам помочь? — Решила оказать помощь Гертруда.

— Себе лучше помоги, — зыркнув на неё гневно, шикнула медоед, — я скоро вернусь, и только посмей ему грубить в моё отсутствие.

Императрица пропустила угрозы мимо ушей, я собираюсь всё же пойти с ними, помочь, но медоеды преграждают путь. — Агтулх Кацепт Каутль, староста Рабнир всё сказала.

За Рабнир и Кисунь увязалось пару кошечек тёти Веры, да и сама старуха, кивнув мне, мол, я за ними присмотрю, покинула столовую и вышла на улицу.

— Ненормальные они какие-то. — Говорит Гертруда.

Ебнутые — хотел сказать я, но промолчал. Слишком быстро, ещё и одновременно, что это? Случайность, преждевременные роды, или, тоже эта злаебучая сила Уравнителя? Тогда, по этой же логике, ещё несколько… Тут мне поплохело. Упав на стул, залпом проглатываю содержимое своего бокала. Мария с ума сойдёт, если внезапно вся деревня разом решит рожать.

Герцогиня Мудрогорна, та, что два метра сорок с хвостиком, пригибая голову в таверне, становится рядом со своей госпожой, закрывая нас от пристальных взглядов медоедов. За её плечами, мощными, почти что пропали все наши девочки. Мудрогорна с большим топором за спиной вела себя нервно, обеспокоенно, в то время как оставшаяся со мной рядом Гончья, наоборот, улыбалась и сияла от счастья. Они с Рабнир не разлей вода, почти везде и всегда вместе. Потому и роды подруги она воспринимала чуть ли не как свои собственные. А ведь стать матерью — дело почётное, означающее переход от юности к зрелости в племени. Кстати, а ведь годиков им обеим уже под сраку, да и посты главных в своих семьях занимают, интересно, у них вообще есть дети? Всё же моим они будут как старшие сестры.

Чуть притулившись ко мне, Гончья, таращась на закрывшую нас могучей спиной корову, шепнула мне на ухо:

— Нужно её усадить побыстрее, всех медоедов успокоить. Это важно, Агтулх. Нельзя лить кровь в это время, надо радоваться, нести удовольствие и быть счастливым! Тогда, и на радость самкам дитя выйдет быстро, будет крепким и сильным.

Логика в словах её отсутствовала, но так как меня все равно не собирались выпускать отсюда, я просто сел на отведённое мне место и через гору мышц крикнул:

— Хватит в гляделки играть! Усядьтесь и успокойтесь, сами знаете, какое сейчас важное время — повторив слова Гончьей, добиваюсь от медоедов полного послушания. Получив команду, они тут же, потеряли интерес к подразниванию грудастой, попадали на скамейки вокруг так, чтобы видеть меня и потенциальных врагов. После чего принялись обсуждать будущего ребенка Рабнир.

Напряжение ещё остается в воздухе. По факту, императрица сейчас заперта со мной, а ведь наш конфликт ещё не исчерпан. Голову мою посещает одна мыслишка, на неё собираюсь спихнуть все свои прошлые косяки.

— Вы уж нас простите, императрица, их и меня. — Первым затянул и слегка приклоняю голову. — Потомство и девушки вокруг, в них я вижу будущее. Каждая как мать, каждая как кормилица, каждая женщина для меня сокровище. В поселении, помимо контроля за его ростом, строительством, этой треклятой войной, я ещё и присматриваю за всеми женщинами. Забочусь, помогаю как могу. Обычно, для местных моё желание их побаловать сродни комплементу, ведь многие добиваются и ищут моего внимания. Предлагая вам свою заботу, я даже и не думал, что вы можете расценить это как оскорбление. Повторюсь, для меня каждая женщина — это сокровище.

— Но вы ведь разграбляете сокровищницы? — Успокоившись и усевшись на своём месте, подтрунивает над мной Гертруда. — Доводилось слышать мне кое-какие слухи.

— Я? О чём вы, меня даже из поселения не выпускают! — Строя из себя дурочка, вызвав у императрицы и защитницы её смешок, сумел таки отмазаться. — Вы простите, мне моё желание вас побаловать. Эта история с вашим визитом, думал, двойник…

— Ха-ха-ха! — Гертруда внезапно рассмеялась ещё громче. — А я ведь тебе говорила, Мудрогорна! Он раскусил наш замысел.

— Пожалуй. — Печально отозвалась гиганша.

— Агтулх, а когда ты узнал, или как, как распознал, что я это не я? Тебе Стелла рассказала? Хотя, по идее, прибывшая ранее ничем не отличалась от меня, являлась вылитой копией и даже иногда заменяла меня во дворце при встрече с мелкой знатью. Ну так как ты узнал?

Сука, да мне даже договорить не дали, как тут же во всём сами признались! Хотя я этому очень рад. Теперь есть шанс поважничать и заслужить пару очков привлекательности. Хотя… начать придётся с базы.

— Властные правители не ходят с горстью пешек, не носят лахмотья, не прячутся под масками. Их появление всегда производит фурор, а ещё… — Не придумав чем ответить на вопрос «как я узнал», решаю закрыть его загадочным: — визит сильных личностей всегда оставляет после себя неизгладимый след. Уверен, вы, императрица, использовали двойника, но при этом, с ним, наблюдая со стороны, был рядом ещё кое-кто более властный.

Я тупо пересказал признание императрицы своими словами. Думал, меня сейчас на смех поднимут или упрекнут в «повторении сказанного», но нет!

— Так и есть! — Строя глазки, выдала Гертруда. — Кое-кто властный за всем присматривал со стороны. — Она загадочно улыбнулась.

— Какая удивительная проницательность. — Подметила защитница императрицы. — Но позвольте узнать, почуяв кто есть кто, почему вы не обратились к более властной с требованием, ультиматумом? Если бы не императрица, ваша категоричная позиция в отношении Аукай, могла обернуться проблемой для всех.

Мда, и в правду. Теория моя рушится на глазах, нужно что-то придумать! О… глядя в глубокое декольте покрасневших молочных холмов, замечаю соблазнительный розовенький обод огромного соска. Идея посещает мой разум.

— Какие могут быть ультиматумы к друзьям? — Строя из себя невинную овечку, глядя в бирюзовые глазки молочной королевы, спрашиваю я. — Аукай Путьчитвай, представитель вашей страны, стала мне хорошим другом. И империя не сделала нам ничего плохого, потому и к императрице, и к её слугам я буду относиться так, как считаю нужным, пока по-дружески. Мы с вами очень разные, мои решения могут казаться противоречивыми, а я могу не нравиться вам, но это далеко не значит, что вы не нравитесь мне. Требуя присутствия Путьчитвай, я добивался признания её заслуг, того, чтобы и вы поняли, насколько для меня важно присутствие небольшой детали на общем плане.

Женщины переглянулись, лица их стали серьёзней.

— Вы ведь понимаете, с кем говорите? Что я, что Аукай Путьчитвай, воительницы, убийцы. — Говорит герцагиня Мудрогорна. — Руки наши по локоть в крови, кисти в мозолях, у каждой в походе бывали случаи, когда мужчин брали силой, а иногда и не одного. После такого вы продолжите говорить о личных симпатиях? О доверии к Путьчитвай или нам?

Императрица притихла, опять позволила слуге поднять грязную, больную тему и теперь наблюдала.