Бремя власти I (СИ) - Ладыгин Иван - Страница 38

Ее взгляд скользнул к портрету на стене. Александр. Ее покойный супруг. Настоящий мужчина. Настоящий Мастер. Серебряная пуля на его груди на портрете все еще казалась теплой. Он бы не допустил такого бардака. Он бы держал все под контролем железной рукой. Охотник. Воин. Погиб в Бездне, спасая отряд новичков. Идиотский героизм. Оставил ее одну в этом змеином гнезде под названием Империя. Один на один с интригами, Верейскими, демонами и этим… этим слабовольным наследником.

Жгучая волна тоски и бессильной ярости подкатила к горлу. Она схватила графин с густой, темно-рубиновой вишневой настойкой. Налила полную стопку. Выпила залпом. Огонь разлился по жилам, ненадолго прогнав ледяные щупальца тревоги.

Потом еще одну. Потом просто прильнула губами к горлышку. Пить, чтобы забыть. Пить, чтобы не сойти с ума от неизвестности. Тяжело быть матерью-одиночкой…

— Завтра… — прошептала она хрипло, глядя на мутнеющие от усталости и хмеля очертания кабинета. — Завтра разберусь… Всех… всех поставлю на колени…

Она смахнула со стола бумаги, уронила пустой графин на ковер и плюхнулась лицом в прохладный бархат обивки.

Спать. Сейчас только спать. Истинная правительница Империи приказала себе отдыхать. И никто не посмеет ее потревожить…

Сознание возвращалось медленно. Ее разум словно пытался прорваться сквозь вату или невод рыбака. Анна Александровна попыталась пошевелить пальцем. Но не тут-то было. Руки, ноги — все было чужим, неподъемным, будто прикованным к ложу чугунными гирями. Веки налились свинцом и с трудом поддавались ее воле.

Сон-трава. Проклятая трава! Она действовала слишком хорошо. План… План требовал, чтобы она глубоко уснула мертвым сном. Но не так! Не в такой беспомощности!

В ушах стоял звон, но сквозь него пробивались голоса. Шепот. Рядом. У кровати.

— … не намерен скрываться, мальчик. Игра в прятки кончена. — бас… знакомый бас? Хрипловатый. Суровый. Капитан? Рыльский? Но почему так… холодно и властно звучит?

— Кто ты? Что вы… что вы делаете⁈ — зазвучал другой голос. Молодой. Перепуганный до дрожи. Глеб! Её Глеб!

Сердце Анны бешено заколотилось, пытаясь вырваться из оцепеневшей груди. Она еле сдвинула ресницы, уловив размытые силуэты в полумраке.

— Делаю то, что давно хотел сделать. Снимаю маску. — сказал Рыльский. И провел рукой по лицу.

Анна чуть не вскрикнула от ужаса. Тени сгустились, поплыли… И перед ней, у кровати, стоял уже не капитан гвардии. Стоял Император Николай. Но какой! Волосы, казалось, на мгновение вспыхнули рыжим отблеском в тусклом свете лампы. А глаза… Глаза горели холодным, хищным янтарем. Ни тени былого придурковатого блеска. Только сталь, лед и бездонная глубина. Голос, когда он заговорил снова, был тем же, что и у Рыльского — низким, властным, режущим слух:

— Теперь понятнее, Глеб? Николай Юрьевич, каким все его знают, — лишь ширма. Дурная привычка. Но ради тебя я от нее ненадолго избавлюсь.

Анна замерла, притворяясь спящей. Ужас сковывал сильнее травы. Это был кошмар.

— Я предлагаю тебе выход, — продолжил Император, его янтарный взгляд буравил дрожащего Глеба. — Уходи. Сейчас. Пока можешь. Бери деньги. — Он бросил на пол золотые драгоценности. Её драгоценности! Кольца, ожерелья и жемчуг — целое состояние! — Исчезни. Анна мне нужна. Ее будущее — здесь, на троне. Рядом со мной. Не с тобой.

— Нет! — Глеб выпрямился, тень прежней решительности мелькнула на его бледном лице. — Я люблю ее! Анна принадлежит мне! Мы сбежим! Мы…

— Глупец, — голос Императора стал тише, опаснее. — Вас поймают в первом же городишке. Ее опозорят навеки. Тебя же повесят как вора и соблазнителя. Или сгноят в казематах. Ты хочешь для нее такого будущего?

— Мне плевать! — зашептал Глеб страстно, отчаянно. — Лишь бы быть с ней! Смерть не страшна!

Император тяжело вздохнул:

— Что ж… Ты сделал свой выбор. Значит, только смерть и разлучит вас. К тому же… — его янтарные глаза скользнули к лицу Анны, и в них вспыхнуло знание, ледяное и неумолимое, — … девушка давно проснулась.

Анна вздрогнула всем телом. Непроизвольно. Широко раскрыла глаза. Ужас парализовал сильнее любого яда. Она встретилась взглядом с Императором. В этих янтарных глубинах не было ни жалости, ни гнева. Только холодный расчет.

— Это мой свадебный подарок тебе, дорогая, — произнес он мягко, почти ласково.

И двинулся к Глебу. Быстро. Неотвратимо. Парень вскрикнул, попытался отпрянуть. Сильная рука вцепилась в его светлые волосы, резко запрокинула голову. Анна увидела, как пальцы Императора легли на шею Глеба. Увидела дикий, животный ужас в его голубых глазах. Услышала короткий, сухой хруст. Словно ветка сломалась под сапогом.

Тело Глеба обмякло, рухнуло на ковер. Голова лежала под неестественным углом. Глаза, еще секунду назад полные жизни и любви, смотрели в никуда, остекленевшие.

Анна онемела. Горло сжалось так, что не было воздуха. Ни крика, ни слез. Только всепоглощающий, леденящий душу ужас. И пара янтарных очей, холодно наблюдающих за ее реакцией.

Лев Павлович Рыльский проснулся от дикой боли в висках. Как будто там били кувалдой по наковальне. Во рту пересохло, на языке поселился вкус медной монеты, кислого вина и огненной чачи. Проклятый Николай! Доигрался… Напоил его до беспамятства в ночь скорби… скорби по…

Память ударила обухом. Анна! Мертва! Отравлена! Глеб сбежал!

Он вскочил с кресла, едва не рухнув от головокружения. Комната плыла. Где он? В императорских покоях? А где сам монарх? Кровать была пуста. Одеяло смято. Никого.

Холодный укол страха пронзил голову сквозь похмельный туман.

— Государь⁈ — рявкнул Рыльский, озираясь. Тишина. Пустота. Сердце ушло в пятки. Он схватил со стола пистолет и клинок, на ходу втискивая ноги в сапоги, и пулей вылетел в коридор.

Двое гвардейцев у дверей покоев Императора вздрогнули, завидев его.

— Где государь⁈ — заорал Рыльский, хватая первого за грудки. — Говори!

Гвардеец побледнел, глаза вылезли из орбит. Он ткнул пальцем… к двери покоев Анны Александровны.

— Т-так вы же… вы же сами, господин капитан… выходили недавно… Направлялись туда! Как…

— Что⁈ — Рыльский отшвырнул его, бешено оглядываясь. Ложь? Помешательство? Или… черная магия? — Ждите здесь! — проревел он, рванув к дверям Анны. — Оба! Ни шагу больше! Под трибунал пойдете!

Мужчина прогнал гвардейцев, стороживших покои девушки. Те испуганно метнулись в сторону, не желая разделять судьбу с другими своими сослуживцами.

Рыльский не стал стучать. Он просто пинком открыл дверь. И замер на пороге.

Открывшаяся ему картина ударила по мозгам сильнее любого похмелья. Анна сидела на кровати, живая! Бледная как смерть, дрожащая, но живая! Она хватала ртом воздух… Ее глаза, огромные от ужаса, были прикованы к фигуре у ее ног. К Императору Николаю.

Тот стоял над бездыханным телом беглеца в позе победителя. Он держал молодого юношу за голову, только что резко повернутую под неестественным углом. Хруст еще висел в воздухе. Император выпустил из рук обмякший труп: покойник глухо стукнулся о пол. Государь поднял суровый взгляд на Рыльского. В его янтарных глазах не было ни тени прежнего дурачества. Только власть. Холодная, безжалостная, древняя. Власть человека, для которого убить — все равно что выпить воды.

Рыльский остолбенел. Весь мир перевернулся. Кто этот человек? Что за чудовище скрывалось под личиной пьяницы и несмышленого дебошира?

Император спокойно вытер руки о покрывало кровати и направился к выходу. К Рыльскому. Шаг был твердым, уверенным. В дверях он остановился. Положил руку на плечо окаменевшего капитана. Прикосновение было тяжелым, как гробовая плита.

— Вы вовремя, капитан, — произнес он тихо, но так, что слова врезались в самое нутро. — Но я оказался чуть быстрее. Анна жива. Ее жизни ничего не угрожает. — Он кивнул в сторону трупа. — Приберитесь тут.

Император вышел. Не оглядываясь. Словно просто пошел прогуляться.