Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя - Страница 13

Стоп, что он сказал?

— Татьяна Викторовна, — переключает внимание на директора по персоналу, видимо решив, что на сегодня и так уделил слишком много времени мелкой сошке — мне, — введите Барр в курс дел и ее новых обязанностей, подготовьте договор. Когда вы готовы вступить в должность?

Слегка, почти небрежно, голову в пол-оборота в мою сторону.

— Вчера? — рискую понаглеть еще больше.

Еле заметно дергает уголком рта вверх.

Это, типа, улыбка?

Огрызок улыбки, скорее.

На большее, Барр, вы пока не наработали?

— И еще, Татьяна Викторовна, — что-то в его интонации меняется, заставляет меня инстинктивно ждать подвоха, — проследите, чтобы Кристина Сергеевна еще раз ознакомилась с приказом об офисном дресс-коде. В особенности…

Пауза.

Я закипаю, когда разворачивается, лениво проводит по мне взглядом.

Снизу-вверх, по ногам, бедрам, выше, выше, взглядом «и это все?»

Вот прям в наглую.

— … с пунктами два-два, два-пять, — перечисляет так, что каждая цифра как удар ремнем по заднице, — два-шесть и два-одиннадцать. Свободны, Кристина Сергеевна.

Я выхожу из зала на негнущихся ногах.

Ненавижу его. Черт, как же я его ненавижу!

Но еще больше — себя, за то, хоть мне на голову с барского плеча свалилось более чем щедрое повышение, я все равно чувствую себя выпоротой.

Глава шестая: Хентай

— Папа, а ты за вторым ребенком когда пойдешь? — спрашивает Стася, прилипая к витрине ювелирного салона, пока мы гуляем по торговому центру в субботний обед. — У Димы и Лоли два. Нам тоже нужно.

Я на секунду, пока она увлеченно разглядывает крутящуюся подставку, до боли сжимаю челюсти, а потом корчу серьезную рожу, присаживаюсь рядом с ней и развожу руками.

— Стась, мне не продают второго ребенка. Говорят, что такие принцессы идут за десятерых.

Дочка поворачивается, довольно задирает густо покрытый веснушками нос. Они у нее появились только в этом году, после очередной поездки к Шутовым. У Валерии я видел почти такие же.

— Это значит, я особенная? — Она не спешит, иногда растягивает слова, но старается говорить без ошибок.

Психолог, к которому я ее вожу раз в неделю, говорит, что у Станиславы особенный вид одаренности, и уже сейчас уровень развития моей дочери приближается примерно к шестилетке. И чем дальше — тем быстрее она будет «эволюционировать». И мне иногда немного не по себе, хотя честнее было бы сказать — пиздец стрёмно.

— Ты самая особенная, — дую на ее зазвездившийся нос, дочка фыркает как кошка и тянется, чтобы взобраться на руки.

— Хочу колечко, — подумав, требует Стася. — У принцессы должно быть колечко. И корона, во-о-о-о-о-от такая!

Задирает руки вверх на максимальную высоту, я пользуюсь случаем, щекочу ее за живот, Стаська корчится и визжит так, что эхо разносится по всему ТЦ.

— Колечко! — не унимается Стаська, — и лошадку!

— Лошадки вечером, Стась. Пошли шоколад пить?

— С зефи… зефирками? — все-таки триумфально выдает очень раскатистое «р».

Киваю и она «милостиво» соглашается на альтернативу короне.

Идем на эскалатор, где Стася ни в какую не хочет на руки, а только ехать самой. Я спускаюсь чуть ниже и страхую.

— Папа, а давай я Диму попрошу — он хороший, он все-все делает, что я прошу. Я скажу, что нам тоже нужен второй ребенок.

Кажется, все мое черное веселье и идиотское страдание красноречиво написаны на лице, потому что стоящая позади Стаси молодая женщина, вдруг начинает улыбаться и плотнее прижимать к себе мальчишку — примерно ровесника моей дочери.

— Мой вот тоже все никак не выпросит, — говорит с улыбкой. — А нам тоже взять негде, мы вдвоем…

Станислава реагирует мгновенно: поворачивает голову и хмуро смотрит на непрошеную «гостью» в наш личный разговор. На мальчишку поглядывает еще более строго — бедолага тут же прячет лицо у матери в коленях.

— Нам есть где, — повторяет Стася, тянет ко мне руки и крепко обнимает за шею. — Это мой папа, я за него замуж выйду, когда вырасту, а не чужая тетя.

— Стась, не груби, — стараюсь говорит строго, но почему-то всегда жутко тянет ржать, когда она так наивно заявляет на меня права.

— За папу замуж нельзя, ты что… — Женщина выкатывает глаза, смотрит на мою улыбающуюся рожу, как будто я какой-то извращенец.

— Она мне не нравится, — заговорщицки шепчет на ухо доча.

Я разворачиваюсь и со словами «мне тоже» иду по эскалатору, чтобы поскорее добраться вниз.

Здесь маленькое кафе с большой детской зоной. И к счастью — такой набор разных конструкторов, что Стаське всегда весело. Еще и потому, что пока другие дети заняты лазаньем прыганьем, конкурентов на это добро у нее просто нет.

Телефон звонит как раз пока заказываю дочке ее любимый горячий шоколад и прошу разноцветные зефирки сверху. Девушка жутко краснеет, извиняясь, что как раз сегодня ванильных и клубничных нет, и остались только разноцветные со вкусом жвачки. Стася, подумав, соглашается.

— Блин, ты где? — слышу в трубке голос Дэна. — Я уже весь этот муравейник обошел.

— На втором, в «Нуке».

— Бля, Авдеев, еще я по детским песочницам не шатался!

— Кофе тут вкусный, не ной. — Оглядываюсь — Стася уже убежала в детскую зону и тащит самую большую коробку с кубиками.

— Там хоть мамочки есть, молоденькие?

Я хмыкаю и прячу телефон в карман.

Снова нахожу взглядом Стасю — она уже вовсю строит что-то из кубиков, но на мой взгляд тут же откликается и машет рукой.

О том, что у меня аутоиммунное бесплодие я узнал в тридцатник. На приседе со штангой так долбануло колено, что пришлось бежать в больницу. Ну а там — куча анализов перед операцией. Ведущий врач был страшно дотошный, откопал там что-то и настойчиво порекомендовал позже сходить к иммунологу. Еще пара тестов — и вот я, генетически неспособный к размножению организм. Точнее, вероятность этого равна примерно нулю целых, одной десятой, при условии, что сойдутся планеты, случится тридцать первое июня, организм даст сбой и не выработает достаточное количество антител, и еще куча других факторов, что в совокупности проще назвать «чудом».

Два с половиной года назад оно случилось, но до финиша так и не дошло.

Я бы сильно слукавил, если бы сказал, что с новостью о бесплодии моя жизнь потеряла смысл. Громкое и сосредоточенное сопение Стаськи, которое я слышу даже отсюда, напоминает, что у меня уже есть дочь, и вряд ли я смог бы любить ее больше, если бы она была моей дочерью еще и биологически. А так, чего уж там, по крайней мере я в курсе, что ее биологический отец — гений и долбоёб, но в целом — нормальный мужик.

И муж моей Валерии.

Ну, точнее, уже два года как точно не моей.

Вопрос с детьми я для себя закрыл. Забетонировал саркофагом.

Мне с позиции холостяка — в принципе, достаточно комфортной — никакие там наследники для продолжения рода не нужны. Не в дремучие времена вроде живем. Стаська, вон, я уверен, прекрасно все подхватит. А если вдруг на горизонте появится достаточно интересная для меня женщина, ради которой захочется даже целое кольцо, то для нее у меня будет одна «приятная новость» — детей я не хочу, точка. И либо мы останавливаемся на этом, либо разбегаемся. Вариант «у меня вот так и вот это» я даже не рассматриваю, потому что это прямая дорога в то, что рано или поздно она начнет пытаться. Женщины почему-то всегда до последнего бьются именно за общих детей. А я не хочу каждый день видеть, как дорогой мне человек страдает и разочаровывается. Ну нафиг.

«Я больше не хочу детей» — простая фраза, удобная. Она не требует объяснений, не оставляет пространства для женских маневров обязательно всех на свете осчастливить потомством.

— Видок у тебя — как будто только что кого-то закопал, — слышу знакомый голос за плечом, и Дэн с размаху падает на стул, который тоскливо скрипит под его немаленькой тушей.

Почти такой же здоровой, как и моя.