Ткач иллюзий. Книга 1 (СИ) - Лопарев Игорь Викторович - Страница 8

— Ну-с, — буркнул эскулап, — приступим… — и распростёр надо мной свои ладони.

Сначала ничего не происходило, а потом я с некоторым удивлением отметил, что его руки окутываются зелёной дымкой. Вот она, магия…

— Странная какая-то магия, — это даос не удержался от комментариев, — он ци не использует. Значит, какой-то другой вид энергии… Занятно, — транслировав эту мысль, даос затих.

Надо думать, что теперь он пытается разобраться в механике этого чуда.

Я ещё помню, как доктор начал водить ладонями вдоль моего тела, а эта дымка буквально впитывалась мне в кожу. А потом на меня навалилась непреодолимая сонливость, веки самопроизвольно опустились, и я снова бессовестно заснул.

Да, я много спал и, кстати, много ел. Ну, как много? Сколько дадут. И добавку, если таковая была предусмотрена. Ввиду того, что мой опорно-двигательный аппарат только приходил в норму, кормили меня прямо в палате. И я вкушал скромную больничную еду в положении полулёжа, как какой-нибудь римский патриций.

Что именно я там ел описывать не буду, так как больничный рацион хоть и был немного лучше, чем в моём родном мире, отдельного описания всё равно не заслужил. Мой внутренний даос пока не нагружал меня, но предупредил, что как только он поймёт, что мне под силу хотя бы начальные упражнения из подготовительных комплексов Нэй-гун, то он тут же займётся моим обучением.

Но этот момент пока не наступил, а потому я наслаждался ничегонеделанием и параллельно осваивал память того, от кого мне и досталась в наследство эта тощая тушка. Не сказать, что воспоминания парня были приятными. Жилось ему отнюдь не весело…

— Ты что, придурок, совсем нюх потерял? — мускулистый парень в форменном костюме Ярославского Дворянского лицея сделал шаг вперёд и навис над тщедушным юношей, в воспоминания которого я сейчас погрузился, чтобы пережить эпизод, который и стал причиной его ухода из жизни. — Я же тебе говорил… по-хорошему говорил…

— Данила, да что ты с ним разговариваешь? — раздался дребезжащий голос из стоявшей невдалеке группы лицеистов. — Дай ему в рыло, и вся недолга.

— Вадик, в рыло я ему, конечно, дам, — злобно ухмыльнулся Данила, — но я хочу, чтобы он зарубил себе на носу, что Светлана — моя девчонка, — он снова переключил внимание на Яна. — Слышишь? И, чтоб ты знал, ей противны твои подкаты. А для лучшего закрепления этого знания сейчас встанешь передо мной на колени, — он обернулся к группе соучеников, — Свет, подойди, пожалуйста.

— Данила, оставь этого терпилу в покое, — от группы лицеистов отделилась невысокая ладная девушка. — Ты же знаешь, что мне на него плевать с высокой колокольни, — и с неприкрытым презрением посмотрела на несчастного парня.

Каждое слово девчонки, в которую Ян был безответно влюблён, сейчас оставляло в его душе рваные раны, боль от которых была просто невыносима.

Набычившись, он смотрел на своего счастливого соперника и понимал: сделать он не может ничего. Даже самый слабый из его одноклассников мог похвастаться рангом Ученика. А Данила — так вообще в ранге Новика, что для шестнадцатилетнего подростка считалось серьёзным достижением.

А он — слабейший. Он ещё даже не Ученик, а так, Начинающий — ни рыба ни мясо. Слабосилок с мусорной специализацией. Мало того, на него ополчились все. Все его пинают, не ставят ни в грош и вытирают об него ноги. Почти буквально. Он — изгой, не способный за себя постоять, паршивая овца…

— Ты что, не слышал меня? — тон Данилы звучал издевательски, он прекрасно понимал, что унижаемому прилюдно бедняге совсем нечего ему противопоставить. — На колени! — проорал он, брызгая слюной прямо парню в лицо, и профессиональным движением ткнул своим кулачищем ему под дых.

В этот же момент один из прихлебателей Данилы, подошедший незаметно сзади, ударил Яна под колени. И тот, помимо свой воли, рухнул на четыре кости, задыхаясь от удара, полученного в солнечное сплетение.

Здоровяк схватил стоящего на коленях за волосы и рывком заставил его поднять лицо.

— Гля, ребя, он ещё и плакса, — глумливо заорал любующийся на сцену унижения Вадик, заметивший, что по щекам Яна текут слёзы бессильной ярости.

Последним, что Ян чётко запомнил, это было слово, сказанное голосом той, кого он безмерно обожал:

— Червяк… — и сказано было так, словно это и не слово вовсе, а смачный такой плевок. Плевок в душу.

В мозгу вспыхнула сверхновая, и он, глухо рыча, впился зубами в руку своего мучителя. А потом его били. Били толпой, беспощадно, остервенело…

М-м-да. В результате этого инцидента мой предшественник и оказался в больничке.

И какие выводы мне следует сделать из всего этого?

У меня есть настоящие враги. Они, по сравнению со мной, сильны и многочисленны. Я же один. Совсем один. Никаких друзей… Да что друзей — даже тех, кого я могу назвать нейтральным словом «приятель» не так уж и много.

Другое дело, что вражда эта базируется на примитивной жажде доминирования, а Ян Карпов — весьма удобен именно для того, чтобы над ним издеваться и доминировать по-всякому. Жалкий ботаник. Терпила и лох печальный.

Магический дар — никому тут не нужные иллюзии, да и сам дар весьма слаб. Перспективы — фокусник бродячего цирка. И это в лучшем случае, если повезёт и примут в какую-нибудь труппу уличных фигляров.

Тут требуется пояснение. В магической системе этого мира существовало четыре основных стихийных направления: Огонь, Вода, Воздух и Земля. Каждое из этих направлений делилось на множество специализаций. Кроме того, существовали и нестихийные направления магии, коих было не меньше, чем стихийных, хотя стихийные в массе своей доминировали.

Сами посудите. Из сотни магов около восьмидесяти были именно стихийными магами.

В России существовала линейка рангов, показывающие уровень магической силы каждого мага. Низший ранг — Начинающий. Потом по возрастанию шли ранги: Ученик, Новик, Ратник, Ветеран, Ведун, Волхв и, наконец, Архимаг. Ранг Архимага — эдакая условность, так называли магов вне категорий, и достоверно установить пределы их сил было практически невозможно, хотя пределы эти, несомненно, всё-таки существовали.

Но продолжим…

Если я дистанцируюсь от тех придурков, которые издевались над Яном, то они о нём весьма скоро забудут и найдут себе ещё кого-нибудь достаточно слабого и бесхребетного, издеваясь над кем смогут и дальше поднимать свою самооценку.

Но проблемы это не решает. И если убежать от одних мучителей, то найдутся другие.

Нужно сделать себя максимально неудобным объектом для буллинга. Это достижимо. Надо взяться за себя. Укреплять тело, укреплять дух… И раз уж беглый даос у меня квартирует, то пусть начинает отрабатывать.

И ещё… Как бы оно ни складывалось, мне нужны деньги.

Интерлюдия

Где-то невообразимо далеко

Тысячник императорской гвардии стоял, согнувшись в низком поклоне перед троном, на котором восседал грозный Император Жёлтых Небес.

Тысячника переполнял стыд. Стыд за то, что он не смог выполнить приказ правителя, упустив проворовавшегося Джи Кань Чана, тем самым позволив тому избежать заслуженного наказания.

— Докладывай, — голос императора был тих и безмятежен, но все присутствующие в тронном зале чиновники и слуги согнулись, словно на их плечи рухнула неподъёмная тяжесть вечных Небес.

Это говорило о том, что, несмотря на внешнее спокойствие, император изволил гневаться. И горе тому, кто попадёт сейчас ему под горячую руку.

— О сияющий владыка десяти тысяч лет, позднорожденный с великим стыдом вынужден признаться в том, что он не смог задержать расхитителя имперской казны, — тут тысячник нервно сглотнул тягучую слюну, и звук, рождённый движением его гортани, прозвучал в абсолютной тишине зала, словно грохот горной лавины. — Старший советник Приказа Трёхлапой Яшмовой Жабы, злокозненный Джи Кань Чан, всё-таки ускользнул из наших рук.