"Фантастика 2025-116". Компиляция. Книги 1-27 (СИ) - Гладышев Сергей А. - Страница 72

Из склепа вышли двое. Прячась за стелой, Радко успел заметить, что один из них одеждой и фигурой напоминал Чернеца, а второй, чуть ниже ростом, был закутан в черный шелковый плащ. Словно два призрака, они скрылись среди развалин. Кто это? Если люди — так уж не добрые. А если…

Радко высек огонь, зажег факел и решительно пошел вниз по ступеням. От лихих людей есть нож, от бесов и упырей — бронзовый Даждьбог. На глубине в два человеческих роста ступени привели к узкому и низкому, чуть выше головы, входу. Пройдя небольшим коридором, Радко вошел в комнату, стены которой покрывали цветные, кое-где уже осыпавшиеся фрески. Со стены против входа глядело недобрым красным глазом чудовище с головой петуха, телом человека и змеями вместо ног, с кнутом и щитом в руках. На стене слева поднимался змей с головой льва, окруженной лучами, справа — четырехкрылый человек с головой журавля на длинной шее, с жезлом, обвитым змеями, и скорпионом в руках. А ниже их, вдоль всей стены, тянулось изображение пиршества: поднимали чаши, плясали, смеялись… скелеты.

Посредине комнаты стоял кипарисовый саркофаг. На потемневшем дереве белели изображения из слоновой кости: спеленутый и связанный труп, лев, попирающий скелет, царь на троне с крюком и плетью в руках, собакоголовый человек с жезлом, обвитым змеями.

Чужое. Непонятное. И потому — страшное. Да разве воину этого бояться? А если заглянуть еще и в домовину? Тогда уж будет чем похвалиться перед болгаркой! Юноша положил руку на двускатную крышку саркофага — и только тут заметил: по обе стороны входа зловеще смеялись, высунув языки, два женских лица со змеями вместо волос.

— Не боюсь тебя, греческий колдун! Светлые боги со мной!

Радко с силой сдвинул крышку. Саркофаг был пуст. Вдруг наверху захлопали крылья, и в темноте входа вспыхнула и понеслась прямо на пришельца пара больших желтых глаз. Сердце бешено забилось, оцепеневшая рука до боли сжала бронзовый оберег. С недовольным протяжным криком в склеп… влетел филин. Ухватил когтями бежавшую мышь и полетел назад, подальше от света факела. Радко разжал руку. Пляшущий Даждьбог глубоко отпечатался на ладони. И тут же издалека донесся волчий вой — режущий слух, тягучий, переходящий почему-то не то в визг, не то в скрежет. До самой стоянки рыбаков Радко не выпускал из рук ножа и факела. Но волк ему, на счастье, не встретился.

Утром мимо рыбаков проехали верхами шестеро молодых болгар с луками и арканами. Впереди, на вороном коне, Булан — смуглый, крепкий. С загорелой бритой головы свисала, обвиваясь вокруг блестящего золотой серьгой уха, прядь темных волос. Узда и ножны кинжала сверкали золотом и самоцветами, наборной пояс — бронзой. Обе луки седла были обиты тисненым золотом.

— Куда едете, джигиты?

— Волков ловить, дядя Буеслав! Большой волк объявился — раньше такого не видели. Ночью десять овец зарезал.

— Удачи вам! Поохотились бы и мы, будь у нас кони.

— У себя в лесу охотьтесь! А степных зверей оставьте степным людям. От болгарина ни один волк не уйдет — он сам быстрый и сильный, как волк!

…А вечером к костру рыбаков прибежала Чичак — бледная, заплаканная. Она споткнулась о вытащенную на берег лодку и упала бы, не подхвати ее Радко. Всхлипывая, болгарка прижалась к молодому анту.

— Беда, Радко, страшная беда! Волки разорвали Булана и пятерых джигитов, что с ним. Раны на всех страшные — будто кинжалами резали. Один Булан жив еще был, только два слова успел сказать: «Железный Волк».

Под своей рукой Радко ощутил вздрагивающие плечи и рассыпавшиеся по ним шелковистые волосы девушки. Голова болгарки доверчиво прильнула к его щеке. Появись сейчас неведомое чудовище со стальными зубами — юноша пошел бы на него с одним ножом. Услышав чьи-то шаги, Радко поднял голову. Перед ним стоял Чернец. Тонкие губы отшельника кривила усмешка; презрительная и вместе с тем довольная.

Страх поселился в кочевье рода Укиль. Каждую ночь Железный Волк опустошал стада. Нескольких пастухов нашли растерзанными. Были они слишком медлительны или чересчур храбры — никто уже не узнал. Те же, кто видел зверя вблизи, глядел в его пылающие красные глаза и не погиб от его зубов, не доживали до следующего вечера, сгорая от неизвестной болезни. Самые свирепые овчарки не могли остановить чудовища — зубы их ломались о стальную шкуру. Не помогали и заклинания шамана.

В один из дней в стойбище пришел отшельник. В руке его был большой деревянный крест, голос властно гремел.

— Горе вам, люди рода Укиль! Горе, проклятие и гибель! Вы вместо Творца почитали тварь — небо, землю, воду, солнце, и вот Творец наслал на вас ужаснейшее из своих созданий. Видите: тщетно ваше богатство, бесполезно оружие, бессильны ложные боги! Где теперь ваш Тангра, где Умай, где духи ваших грешных предков? Покайтесь и примите истинную веру, иначе род ваш истребится с лица земли!

Его слова заглушил грохот бубна. Старый шаман вышел навстречу пришельцу.

— Люди рода Укиль! Не верьте Кара-Каму: кто одет в черное и живет под землей — служит злым подземным духам! Ромейский шаман, я вызываю тебя на состязание: выйдем в степь и вызовем Железного Волка. И пусть погибнет тот, кто своими заклинаниями не сможет остановить зверя!

Они вместе ушли далеко в степь, а вернулся один отшельник. Люди пошли искать шамана — и с трудом собрали его окровавленные останки, разбросанные в густом ковыле, Несколько человек после этого крестились, и самым первым — богач Кучукбай, известный жадностью и трусостью.

Заговорили об откочевке всем родом на новые земли. Но степь уже была поделена между родами, и Буранбай поехал на поклон к верховному хану болгар-кутургур. Хан посоветовался с главным шаманом и сказал: «Духи открыли; Железный Волк последует за вашим родом всюду. Если хотите — уходите к антам или ромеям, а ваши пастбища достанутся другим родам». Знатные болгары смеялись старейшине в лицо: мол, захотели чужой земли, вот и придумали сказку про Железного Волка.

Тем временем Железный Волк стал приходить ночами в само стойбище. Рода словно не стало. Каждая семья дрожала в своей юрте, слыша скрежещущий вой, и не смела выйти, даже когда он прерывался криками человека. Иногда полог юрты отодвигался, и показывалась серая, тускло блестящая в свете очага голова зверя с красными, будто раскаленное железо, глазами. Все бросались наземь, и глава семьи молил Волка о пощаде, сулил ему лучшую голову скота, а то и уговаривал идти к недругам-соседям: все вдруг вспомнили старые счеты. Волк мог никого не тронуть, но до следующей ночи никто из семьи не доживал. Мертвых хоронили кое-как, а Кучукбай говорил: «Вот как христианский бог карает язычников, что молятся зверям, Так весь род пропадет!»

Но никого из крестившихся Железный Волк не трогал, и скот их оставался цел. Люди еще надеялись на Буранбая, но, когда он вернулся и объявил ответ хана, почти все покинули старейшину и выбрали на его место Кучукбая. В тот же день отшельник крестил их всех разом в лимане. Лишь несколько семей сохранили верность Буранбаю и отеческим богам.

Обо всем этом рыбаки узнавали от Чичак, иногда наведывавшейся в стан. Радко утешал, как мог, девушку. Любим и Вячко охотно покинули бы лиман, но показать себя трусами перед болгаркой, тем более перед Буеславом, не хотелось. А Буеслав и не думал возвращаться раньше срока: от бесов, мол, только на небе спрячешься. Но однажды к рыбакам прибежал батрак Буранбая.

— Буеслав-ака, Радко! Старейшина зовет вас к себе. Беда, большая беда! Чичак увидела проклятого зверя. Лежит теперь, умирает!

Буранбай, постаревший за эти дни лет на десять, встретил их на пороге юрты.

— Здравствуй, Буеслав, побратим! Здравствуй, Радко. Никто не мог одолеть рода Укиль в бою, теперь одолел Кара-Кам — лишил мужества. Они с Кучукбаем хотят снова заселить мертвый город — ромеями и теми из болгар, кто станет жить по-ромейски. А потом сюда придут легионы… Слушай, побратим, — старейшина сжал руками плечи Буеслава и заговорил тихо, но твердо, — если им это удастся, поедем с тобой на север. Поднимем росичей, всех антов и разорим город. Если мой род изменил богам и племени, пусть Тангра покарает его моей рукой, а мне пошлет смерть в бою! Сыновья мои давно погибли, теперь и дочь умирает. Иди к Чичак, Радко, — это она просила позвать тебя. Видит Тангра, ты был бы мне хорошим зятем…