Шата - Гува Ри - Страница 12

– Друзья мои, – как можно спокойнее произнесла я, но мужик передо мной едва не потерял сознание. – Я прошу прощения за злую шутку моей бабушки. Она обозвала меня так, потому что терпеть не может мои очки из Эбиса. Верно, бабуль?

Я повернулась к ней, уверенная, что Бетисса поймет, что нужно сказать, иначе, пока все гости будут разбегаться в панике, я прямо здесь перережу ей глотку. Она же умная, а значит…

Старухи не было. Стул пуст. Но она никак не могла пройти мимо меня незамеченной. Я, стол и камин закрывали ей любой проход.

Оглянувшись по сторонам, я осмотрела каждое лицо в этой таверне. Бетисса испарилась, будто ее здесь и не было.

Но больше всего меня ошеломило другое.

Звуки вернулись. Голоса, смех, шепотки, громкие тосты, стук кружек и скрип половиц. Люди продолжали сидеть и пить, как ни в чем не бывало. На меня никто не смотрел, кроме мужика, едва не потерявшего сознание мгновением раньше. Но и он не глядел с ужасом – он подмигнул мне и облизал губы.

Я в упор уставилась на этого смельчака.

– Куда делась старуха, которая только что сидела тут? – выдавила я и указала на пустой стул.

Мужик не ожидал никаких вопросов, ни о каких старухах. Он выпучил глазки, поражаясь, как же его обольстительные чары не сработали, и ответил потерянным голосом:

– Какая старуха? Тут же никого не было!

Я чувствовала, как внутри вскипает ярость. Бетисса обманула меня и чем-то одурманила всех людей в таверне. Чем?

Я обшарила все вокруг ее стола, под ним, у камина, в камине, и даже под соседние столики заглянула, вызвав волну новых соблазнений. Не найдя ничего, я вышла на улицу и оглядела всю таверну со всех сторон. В конюшню заглянула и все ближайшие дома обошла. Ничего и никого. Будто все люди исчезли вместе с Бетиссой. Лишь заснеженные домики, в которых мелькали загорающиеся свечи. Вечер наступал, деревня готовилась к ночи.

Вернувшись в трактир и найдя толстую хозяйку, я схватила ее за пухлую руку и развернула к себе.

– Какую комнату она сняла? – закипая гневом, спросила я.

– Кто? – напугалась женщина.

– Старуха. С мешком. Которую ты показала…

– Миледи, – крысиные глазки тревожно забегали. – Я вам же никаких старух не показывала, вы шо? Вы верно спутали чего?

От ярости я едва не раздавила ее руку вместе с костями, но вовремя отпустила, прошипев:

– Ведьма!

– Кто? Я?

– Да, не ты! – я сделала глубокий вдох и спросила. – Моя комната? Она готова?

– Канешно, миледи! Вон туда по лесенке и на самый верх. Там одна комната. Лучшая самая!

– Не забудь все приготовить, что сказала, завтра к полудню. – напоследок сказала я и направилась к лестнице.

–  Будет все, как сказали, миледи! Все будет! Все достану! – прилетело мне в спину, когда я, кипящая от злости, уже поднималась по скрипучим ступеням.

Глава 4

Сон был крепкий, но наполнен жуткими кошмарами.

Люди… разные люди, мелькали в тумане, то выходя вперед и что-то говоря мне, то растворяясь в белой мгле.

Я их не слышала и не могла остановить. Когда я пыталась схватить одного, второго, моя рука проходила сквозь их плоть, как сквозь пар.

Я не помнила их имен. Не помнила, кто они мне, но во сне будто знала каждого.

Потом туман рассеялся, и я оказалась в ветхом доме. В ушах стоял визг женщины… матери. Она держала свою окровавленную дочь на руках и истошно вопила, моля, чтобы к ребенку вернулась жизнь.

Моргнув, я уже шла по дремучем лесу. В моей руке что-то было. Опустила взгляд и увидела на ладони плетеную веревку. На ее другом конце привязан человек: мужчина, с разбитым лицом и, кажется, переломанными ребрами. Он не поднимал головы и послушно брел туда, куда тянула его линь из толстой пеньки.

Не успела я выпустить веревку, как уже сидела на выступе высокой башни. Подо мной простирался целый город. Люди спешили по своим делам или медленно ковыляли от безысходности. Дети бегали, играли в войнушку. Повозки с торговцами проезжали по улочкам. Они выкрикивали что-то, завлекая покупателей. А я сидела на башне, прямо над большим окном, и внимательно слушала то, что из него доносилось. Запоминала. Мне было необходимо знать то, что знали они. Или не мне? Но кому-то это нужно знать.

Снова моргнула и снова иду. В этот раз не по лесу. По страшным руинам, которые еще вчера были деревней. Теперь это лишь груды пепла и непродыхаемой пыли. Изредка видела не до конца сгоревшие брусья. Где-то сохранились каменные печи. И везде, абсолютно в каждой груде золы можно различить останки обгоревших трупов: мужчин, женщин и детей.

Эти сны казались настолько реальными, что я проснулась с клинком в руке, но в захудалой комнате (которую толстуха нарекла лучшей) никого не было, кроме меня, кровати и полчища огромных тараканов.

Первым делом, я стряхнула их со своих доспехов. Во-вторых, из своих волос. Таракашки недовольно разбежались по щелям.

Подо мной была гостиничная конюшня – я видела ее из маленького окна, как и конюха. Он сидел у ворот, чистил яблоко кривым ножом и приговаривал что-то ласковое лошадям, которые беспокойно топтались в хлеве.

Никакого снега, падающего с неба; никакого ветра. Лишь зима во всей своей красе: холодная, спокойная и терпеливая.

Довольные жители расхаживали туда-сюда, здоровались друг с другом, улыбались. Их жизнь настолько проста, настолько… понятна, что меня пробрала зависть. Свидетели мне все мертвые и живые боги, я бы хотела быть обычным человеком с обычными глазами, пусть даже самого отвратительного цвета.

Отвернувшись от окна, я начала собираться.

Направляясь сюда, я на самом деле не верила, что обнаружу человека с мешком. Я просто решила, что буду спрашивать о нем в каждой деревне на пути в Таццен, Город Мудрости.

Теперь я знала, как человек с мешком выглядит, но искать его бессмысленно. Старуха – ведьма, и довольно одаренная. Ведьм и так сложно обнаружить, а эта еще и знает, что ее ищут.

Нет, в ближайшее время мне ее не видать, поэтому нет нужды оставаться тут. Буду следовать плану и дойду до храма Харсток в Таццене. А после – когда Бетисса подумает, что я о ней забыла – я случайно окажусь за ее прямой спиной. Пусть прячется, где пожелает. Я все равно найду ее.

И хорошо бы помыться в следующем поселении. Встряхнув нижнюю рубаху, я поняла, что сильно воняю. Не смертельно, но и обзавестись кучкой кожных вшей не хотелось бы. А с волос уже можно выжимать жир прямо на сковородку и смело жарить омлет.

Если не дойду до деревни в ближайшие два дня, решила я, то искупаюсь в снегу. Без мыльнянки, но сойдет.

Я надела верхнюю рубашку, которой тоже пора стираться, застегнула наплечники и наручи, затянула портупею и вставила клинки с мечом в ножны.

Плащ с медвежьим мехом высох, но мерзкий запах сохранился, хоть и не такой явный. Если пойдет снег, то замотаю и спрячу его. Медвежья накидка в лесу мне лишь для красоты: я не замерзну без нее. А перед поселком надену снова, дабы скрыть доспехи и оружие от любопытных зевак.

Выходя из «лучшей» комнатушки, я надела берилловые очки и спустилась вниз к прилавку, за которым уже хозяйничала толстуха.

– Приготовила? – спросила я.

Хозяйка, стоявшая ко мне спиной, взвизгнула от испуга и злобно повернулась, но узрев, кто стоит, на пухлом розовощеком лице тут же растянулась боготворящая улыбка.

– Миледи! – пропела она. – Уж выспались шо ли? Только ж недавно петухи погорланили…

– Мне пора. Ты приготовила все, что я просила?

– Канешно, миледи! – песня продолжалась, пока хозяйка доставала мне еду, бурдюк и лук со стрелами из-под стойки. – Я эта, еще пирога вам брусничного завернула, который вчера пекла.

– Спасибо. – напоследок сказала я, взяла все добро и направилась к выходу.

– Эта вам спасибо, миледи! Большое спасибо! А вы эта, все узнали-то вчера, шо хотели? – донеслось мне в спину, когда я одной ногой была на заснеженном пороге.