"Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 (СИ) - Янковский Дмитрий Валентинович - Страница 41

– Здрав буде молодой витязь Микула, селянин подкиевский! – громко выкрикнул Извек, когда немного стихли захмелевшие голоса пирующих.

– Здрав буде! – охотно подхватили бояре, воеводы и заслуженные вои, расплескивая мед из чарок и кубков.

Микулка глянул на Извека и встал, повинуясь поданому десятником знаку.

– Благодарствуйте, храбрые витязи! – поклонился паренек и одним духом осушил чеканный серебряный кубок.

Тут же пьяный говор закрутился вокруг новичка, потому как мысли уже цеплялись за самое близкое и простое. Пророчили славное будущее, восхваляли смелость и находчивость. Паренек как-то неуютно себя почувствовал, не привык, чтоб его хвалили. Даже дед Зарян чаще казывал слово "дурень", чем скуповатое в его устах "молодец". А тут распелись прямо аки соловьи.

Да еще и воеводу Тита помянули. Мол какбы не его поспешность и дурь надменная, так взяли бы Полоцк куда меньшей кровью. Надо, баяли спьяну, старшим воеводой молодого Микулу сделать, вот то бы толк был. Ему, поди, и рать не надобна, коль он с десятком тиверцев стены одолел.

Сам Тит сидел хмуро, на насмешки не реагировал, только заливал кипевшую внутри злобу старым ромейским вином.

– Плохо дело! – задумчиво протянул Голос. – Врага ты себе нажил не самого слабого. Береги спину! Такой сзади ударит, даже не задумается.

Пир был в разгаре. Владимир встал с кресла и поднял руку, призывая к молчанию. Все почтительно затихли, а до кого не дощло сразу, те опомнились от многчисленых тычков в бока, побурчали и стихли.

– Бояре, воеводы и славные витязи! – сильным задорным голосом обратился к пирующим князь. – Вот и одержали мы победу, в которую не все верили. Теперь пойдем в столькный Киев, защищать покон и веру отцов-дедов наших. Худые дела творит брат мой Ярополк, не принял ни одной от меня грамоты, побил послов, посмеялся надо мной. А хуже всего то, что повинен он в смерти Олега Древлянского, а значит и против меня оружие точит. Говорят, что хочет он одного на Руси князя, чтоб вся власть в его руках была. Верно… Вот и будет ему один князь. Да только не тот, коего он на Киевский стол метил.

А коль возьмем Киев в свои руки, если помугут нам в том древние наши Боги, то будет старый покон и старая вера, и обычаи старые. Не позволю я ворогу по кускам Русь растащить, еше отберу и то, что за смутное время отпало. Пойдете со мной?

– Хоть к Ящеру в зубы! Куда позовешь, князь! – заорали пьяные голоса.

Владимир улыбнулся и с легким кивком продолжил:

– Не зря я верил в вас, соратники мои! Разрознена Русь, развалена, всяко племя себя мнит превеликим, а по сути что? Ломятся под ворогом аки прутики! А уж коль соберем мы эти прутики в вязанку, то кто их изломит? Пришло время славить Русь и словами и делами, и трудом и победами боевыми. Коль сядем в Киеве, соберу я всех кощуников, певцов-музыкантов, витязей могучих на знатный пир, с поклоном попрошу Руси служить, крепить ее славу и силу. И сделаем ее покрепче ромейской империи, что протянулась через два моря. Разве не русичи краше всех песни поют? Разве не наши вои в одиночку против целой рати биться в силах? Вот молодой витязь, безвестный Микула, что стдит праворуч от меня. Жил незнамо в какой глуши, а каков в бою оказался! Сколько по всей Руси таких безвестных героев? Всех созвать надо, всех в единый кулак соеденить.

Заорали воодушевленные воеводы, зазвенели кубки, полилось вино и мед. Владимир сел и присоеденился к веселой гулянке, шутил, смеялся со всеми.

У Микулки уже от меда и шуму начинала кругом идти голова, а пузо едва пояс с пряжки не срывало, так отяжелело от еды и питья.

Ближе к полудню князь покинул трапезную, пошел совет держать с воеводами. О чем – никто не ведал, но Тита с собой не взяли.

Паренек подметил, что народ потихоньку из-за столов разбредается на свежий воздух, решил и сам пойти пройтись, а то уже никаких сил сидеть не осталось. Он встал и на нетвердых ногах двинулся к черному выходу, придерживая рукой Кладенец, непривычно бивший в ногу. Оттуда до ворот ближе, а там и лесок, полежать на траве, облака поразглядывать. После такой еды это самое дело.

Облаков и впрямь набежала целая отара, но они были белыми и игривыми, как ягнята, прыгающие на голубом лугу неба. Микулка отвязал коня, миновал восточные ворота, разминая пыль новенькими воловьими сапогами, перешел гостинец и увалился в траву на окраине леса, оставив Ветерка порезвиться на воле. Облака играли вверху, меняли очертания, соеденялись друг с дружкой и разбегались послушные ветру.

Паренек с грустью вспомнил Диву, единственного своего живого друга, если не считать благосклонного к нему десятника Извека. Дивушка… Милая, таинственная. Добрая… Где она сейчас, кому помогает? А может сидит и грустит в своей пещере у моря.

Паренек погрузился в мечтательную полудрему и с трудом выкарабкался из нее, заслышав близкий треск веток под чьими-то ногами. Он вскочил, еще ничего не воспринимая вокруг, едва разлепив тяжелые веки. И тут же его сбили тяжелым ударом. Микулка потянулся за спину, ища рукоять, но ее там не было, а болтавшийся на поясе меч только мешал двигаться. Он пополз на четвереньках и снова получил сокрушительный удар по ребрам, да так, что чуть дух из него не вышибло.

– В омут его тяни! – раздался знакомый суровый голосище Тита. – Тут недалече. И добавь ему, чтоб не дергался.

– А меч? Забрать?

– Да ну его к Ящеру! Чтоб потом по мечу нас и отловили как татей? Пусть остается, быстрее на дно утянет.

Микулка прикинулся безсознательным, расслабился и позволил тянуть себя через густой подлесок. Слегка открыв один глаз он разглядел через сетку ресниц спешащего за ним Тита, а тянувшего видно не было, но силен… Тянет словно вол, долько ветки трещят. Паренек как бы невзначай наткнулся рукой на рукоять меча, напрягся, собрал все силы и выхватил тяжеленный клинок.

– Тита бей первым! – посоветовал Голос, но Микулка и без того уже рванулся к воеводе, извернувшись змеем из рук тянувшего.

Клинок сходу проклюнул медные бляхи доспеха и хрустнул грудными костями, выпивая из злодея живой дух вместе с парившей кровью. Паренек выдернул меч, опасаясь напуска сзади, но не успел повернуться, рухнул как подкошенный, сбитый тяжеленной палицей с ног.

5.

Все плыло. Плыли запахи сырого леса, плыли горячие звезды, продираясь сквозь черные ветвы деревьев, плыло само небо и земля под спиной. Плохо… Тошно… Земля ненадежная, скользкая, мокрая… Уж не дно ли омута? Да нет, тогда звезд бы не было видно.

Смех хрустальный… Один голосок, ему другой вторит. Девки…

Шевелиться Микулка не мог, но дышал легко и нигде ничего не болело, только слабость в теле пригвоздила спину к размякшей глине. Запах первых весенних цветов… Манящий, по ночному пьянящий, непрошенно щекочущий ноздри и загоняющий в тело теплую жизнь. Что-то белое перед лицом и снова хрустальный смех со всех сторон. И опять звезды, плывущие словно листья в реке.

– Ой, глядите! – прозвенел едва различимый сквозь смех голосок. – Очнулся утопленник наш!

– Так зачем вытягивала? – весело спросил другой голос, ничуть не хуже первого. – Было бы нам во веки веков развлечение! Часто ли добрый молодец в нашу глушь забредает?

– А интересно на живого поглядеть! Он такой… тепленький… Поглядим-потешимся, а утопить завсегда успеем. Вот водяной осерчает, ежели мы его к себе утянем.

Девки прыснули смехом в два голоса.

– Еще бы! Так у него было две жены, а так кто из нас теперь к нему под корягу полезет, коль такой молодец под боком имеется?

"Эге…", – подумал Микулка, – "Плохо дело, ежели к русалкам попал. Утопят пока сил не набрался. Сиди потом в омуте, ублажай их похоть ненасытную. Ну и дела."

– Не трусь! – фыркул Голос. – Девки как девки. Только волосы зеленые и тинкой припахивают. А утопят они тебя не больно, зато в бабах недостатку век знать не будешь. Чего разлегся, тудыть растудыть! Или впрямь удумал на дне прохлаждаться? Вставай!