Варвар-пришелец - Диксон Руби - Страница 49

Я задыхаюсь и через мгновение полностью сажусь на него. Раахош кладет руку мне на живот и… не двигается.

– Раахош? – извиваюсь я.

– Тише, – шепчет он, целуя меня в плечо. – Ты согреваешь его для меня.

Раахош

Если моя пара хочет поиграть, мы поиграем.

Я крепко прижимаю ее к себе, зачарованный новой позой. Ее идея о том, чтобы я согрел ее влагалище своим лицом, породила во мне новую фантазию, и вот моя пара отчаянно извивается на моем члене, будто пытаясь убежать. Но стоны, которые она издает, и дрожь в ее теле говорят мне, что на самом деле она никуда не торопится, а получает от этого удовольствие.

И я тоже.

Оставаться неподвижным, пока Лиз сидит на моем члене – сложно. Но я получаю не меньше удовольствия, наблюдая за ней: за тем, как она тяжело дышит и извивается. Это побуждает оставаться в таком положении как можно дольше, чтобы растянуть удовольствие.

– Раахош, – умоляет Лиз. – Двигайся.

– Двигаться? – я притворяюсь, будто обдумываю это. Ее влагалище плотно обхватывает мой член, а моя шпора упирается в ее задницу. Я чувствую каждую вибрацию, каждое движение ее тела. Ощущения просто невероятные… но самое приятное – ее реакция. – Я думал, ты хочешь поиграть, Лиз.

– Ты гребаный ублюдок, – она тяжело дышит и издает звуки мольбы, когда ее влагалище сжимается вокруг моего члена.

Это заставляет меня ухмыльнуться.

– Я думал, тебе нравится прелюдия. К тому же идея поиграть была твоей.

Она стонет и напрягается.

– Это… несправедливо…

Моя рассерженная, прекрасная пара. Я ласкаю руками ее тело, пока она сидит у меня на коленях. Мой член подергивается внутри нее, и приходится прилагать все усилия, чтобы не начать двигать им. Отсутствие движений сводит ее с ума, и когда она оборачивается, на ее лице читается раздражение. Она всегда злится, когда не добивается своего.

– Ты думаешь, я несправедлив? – дразню я, потому что нет ничего лучше, чем поддразнивать Лиз. – Я покажу тебе справедливость.

– Прошу, – стонет она.

Провожу пальцами по ее бокам, щекоча ее, как она пыталась щекотать меня. В силу огрубевшей кожи для меня это сущие пустяки, но Лиз реагирует остро. Она подергивается и дрожит, а затем кричит и еще крепче сжимается вокруг моего члена. Я понимаю, что она кончает. Рычу от восторга и изумления, приподнимая ее над собой, пока она кончает снова и снова. Прислушиваясь к ее телу, нахожу высвобождение в момент, когда влагалище Лиз сжимается, и изливаю семя в мою пару.

Утыкаюсь носом ей в затылок, прижимая ее и пытаясь перевести дух. Спаривание с Лиз всегда восхитительно. Не думаю, что мне это когда-нибудь наскучит, но иногда задаюсь вопросом, станет ли это рутиной? Перестанет ли бешено колотиться мое сердце, перестанет ли кхуйи петь от одной ее близости? Пока этого не произошло, я беспокоюсь, что наскучу Лиз гораздо раньше, чем она надоест мне.

Она дрожит, прижимаясь ко мне, а затем потирает руки.

– Мы можем переместиться в теплую постель? Не все из нас способны бегать по снегу в одной набедренной повязке.

– Ложись, а я принесу что-нибудь, чтобы вымыть нас, – отвечаю я, целуя ее.

Вид того, как Лиз, пошатываясь, будто я высосал из нее все соки, подходит к постели, вызывает во мне нелепое чувство гордости. Я спешу к огню, чтобы согреть воду, кинув в кожаный пузырь горячий камень из костра, чтобы ускорить процесс. Когда вода готова, я смачиваю кусочек меха и омываю свой член, затем подхожу к своей паре и мою ее ниже пояса.

Лиз наблюдает за мной с задумчивым выражением лица.

– Тебе лучше?

– Мне не было плохо.

Она недоверчиво фыркает.

– Ты был раздражителен. И не говори, что это не так, я хорошо тебя знаю.

Я пожимаю плечами.

– Трудно уходить, зная, что мое племя рассержено на меня, зная, что я всех подвел. Это гложет меня сильнее, чем я ожидал.

– Ммм, – Лиз ложится на бок, похлопывая по постели, чтобы я присоединился к ней. Я так и делаю и, устроившись рядом, притягиваю ее к себе. На ощупь она всегда холоднее меня, и я стараюсь не морщиться (сильно), когда она прижимает свои холодные ноги к моей теплой коже. – Ты бы хотел что-нибудь изменить? Если бы мог вернуться в прошлое и все изменить, ты бы сделал это?

Изменить прошлое? Не украсть Лиз, не обрести ее как пару, в тот момент, когда она получила кхуйи? Не провести время наедине с ней? Я фыркаю.

– Я бы ничего не стал менять, нет.

– Значит, перестань беспокоиться о последствиях, – она придвигается ближе, поправляя волосы, чтобы они не застряли у меня под мышкой, и прижимаясь ко мне. – Мы вместе, мне большего и не нужно. Мы станем охотиться, заниматься сексом, делать все, что нам заблагорассудится… и иногда приносить еду остальным, если они будут хорошо себя вести, – ее рука скользит вниз по моему животу. – Возможно, ты не знал, но я умею затаить обиду.

Я смеюсь. Не знать об этом?

– Моя пара, каждый знает это о тебе.

Она тоже смеется.

– Да, я не умею скрывать свои эмоции, и что с того?

Она не умеет, да и я тоже. В этом мы похожи. Я провожу пальцами по ее мягкой, шелковистой гриве и не могу перестать беспокоиться о том, что Лиз будет несчастна со мной. Меня преследует тень прошлого моей семьи. Я был молод, когда родители умерли, но помню их ожесточенные ссоры и ненависть матери к отцу. Где-то глубоко внутри я ожидаю, что Лиз отвернется от меня, выказав свое презрение точно так же, как моя мать презирала отца. Это воспоминание заставляет меня сказать следующее:

– Если ты захочешь вернуться, я пойму.

Лиз тяжело вздыхает.

– Раахош, я бы не стала тратить время на то, чтобы похитить Аехако и разозлить все племя только ради того, чтобы провести с тобой одну ночь. Когда ты уже поймешь, что, говоря «все или ничего», я действительно имею это в виду?

– «Все или ничего»?

– Это означает, что я с тобой до победного конца. Что бы ни случилось, это будут Лиз и Раахош, Раахош и Лиз… а потом еще и Рашиззл, или как мы назовем нашего бедного ребенка. – Она берет мою руку и кладет ее на свой плоский живот. – Ты, я и ребенок. И мне плевать, если помимо вас в моей жизни больше не будет ни одной живой души. Понимаешь?

– Понимаю, – довольно отвечаю я, обнимая ее. – Я постараюсь не быть таким… молчаливым.

– Ты не был молчаливым, – поправляет меня Лиз. – Ты был раздражительным. Просто… мы наконец-то вместе, и я такая классная. Ты должен быть на седьмом небе от счастья.

Она права. Она потрясающая, и я действительно безумно счастлив, что мы вместе.

– Ты права. Я больше не буду раздражительным. Я буду постоянно шептать тебе на ушко о том, что я счастлив… как ребенок, – я вспоминаю человеческую женщину, которая сломала ногу и которая болтает без умолку, сводя Хэйдена с ума.

– Как Джози? – Лиз смотрит на меня с издевкой, затем садится и хватает меня за руки, будто пытаясь удержать. – Ты мне нравишься таким, какой есть. Тебе не обязательно все время болтать. Я просто хочу, чтобы ты был со мной. Вот и все.

Я понимаю, что она имеет в виду. Когда я рядом с ней, мне нужно жить настоящим моментом, а не беспокоиться о прошлом или будущем. Я киваю и, вырвавшись из ее хватки, сам беру ее за руки.

– Я думаю, что должен быть сверху, если мы снова собираемся спариться, – говорю я, глядя на нее с вызовом.

– Кто сказал, что мы собираемся спариться? – возражает Лиз.

– Я, – и отпустив ее руки, я тянусь, чтобы подразнить ее сосок. – Или ты слишком устала?

Она медленно вздыхает, а затем смотрит на меня с прищуром.

– Играем в «камень-ножницы-бумага» на то, кто будет сверху.

– Что? – хмурюсь я, – Что это такое?

– Еще одна игра, – она демонстрирует мне фигуры руками, объясняя, какая из них бьет какую. В детстве я играл в подобные игры с Векталом, правда, у нас были другие фигуры. – Ты готов? – спрашивает она, выставляя кулак. – Считаю до трех.

Досчитав до трех, она оставляет руку сжатой в кулак, в то время, как моя ладонь раскрывается.