Злой город (СИ) - Гор Александр - Страница 12

— С дороги собьёмся, растеряем друг друга.

Спешно отыскали речушку с высокими берегами и на её излучине встали за рощицей, примыкающей к руслу. Хоть там и дуло поменьше, но всё равно за зиму намело снега столько, что Минкин предложил вырыть в том сугробе несколько нор.

— Помёрзнем ведь, — опасались мужики.

— Есть на полуночи народы, что из снега себе целые дома строят. И в тех домах куда теплее, чем снаружи. Не как в наших избах, но даже в трескучий мороз от дыхания и разведённых костерков с потолка покапывает, как весной с крыш. Главное, что ветер не задувает.

В общем, пару нор вырыли, лапника да сена из саней на пол постелили, ветошью прикрыли. И те, кто сперва не поверил, сунув в них нос ради любопытства, ближе к ночи тоже принялись копать руками, палками, саблями, ножами такие же ухоронки. Две ночи в них просидели и день. И никто не замёрз. Только нахваливали, вернувшись из похода по нужде, как хитро наместник Серой слободы выдумал — в снегу греться.

Если не считать того, что невозможно было приготовить горячую еду, то, в общем-то, неплохо пережили буран. Единственное — доставляло беспокойство состояние историка, которому стрела-срезень угодила чуть ниже ключицы. Мало того, что крови много потерял, так ещё и рана гноиться начала, жар у старика поднялся. Вот Андрон перед последним переходом и послал вперёд сани с ним и ещё двумя охромевшими после нападения в сопровождении Жилина на коне, чтобы доктор готовился незамедлительно Василием Васильевичем заняться.

Как оказалось, вовремя его привезли. Ещё бы денёк, и заражение крови могло начаться. Так что теперь «толмач» и главный научный специалист по эпохе идёт на поправку.

Казнь «оборотней в погонах» на совещании «руководящего состава» полностью одобрили, хоть и возникло подозрение, что из-за этого на фоне конфликта с Юрием Святославичем у Серой слободы могут возникнуть большущие проблемы.

— Выкрутимся как-нибудь, — выразил общее мнение Нестеров. — Бог не выдаст — свинья не съест. Да и не до нас князюшке скоро будет, когда татары по окраине его земель прокатятся.

— Как бы он с нами разбираться того же Валаха не послал. Этот долго выжидать не станет, с огромным удовольствием кинется мстить.

— Так ты же, Андрон, говорил, что подстрелил его, — влез с замечанием Лесников.

— Подстрелил. Только тушки его я не видел: лошадь уволокла. Могла и об дерево приложить так, что мозги вылетели, а могла и до его людей благополучно дотащить. Если учесть, что говно обычно не тонет, то и вариант того, что он сюда явится мою голову требовать, тоже вполне возможен.

— Ну, как явится, так и воротится ни с чем, — отмахнулся Беспалых.

— А это уже, друг Сергей, мятежом называется. И хрен бы с тем князем. Хуже будет, если он даст указку пограничникам нас отлавливать. Очень уж не хочется с ребятами отношения портить. Кстати, вы Полкана в известность поставили о своих договорённостях с этим мурзой?

Михаил помотал головой.

— Рано ещё. Мурзу-то мы «нагрузили», у него аж глаза загорелись, но без хана он такое решить не может. Ну, а как Котян на наше предложение отреагирует, сам понимаешь, никто не может предсказать. Даже Сарыбаш. Как мурза говорит, Котян прекрасно понимает, что монгольского натиска ему не сдержать, придётся драпать к венгерскому Беле, с которым он уже ведёт об этом переговоры. Но хорошо было бы, если бы хан решился напоследок громко хлопнуть дверью. Всем хорошо было бы.

Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Так что между 23 февраля и 8 марта только на словах прошло совсем мало времени. Но оба праздника отметили. Ясное дело, не как День Советской Армии и Международный женский день. Ну, не понять «хроноаборигенам» такие названия. Просто «обозвали» из Днём защитника и Днём женщин. К 23 февраля каждому, кто когда-либо участвовал в боевых действиях, включая охрану древнерусских границ, на торжественных собраниях, проводившихся в крепости и Посаде, Беспалых, как «воевода», вручил боевые ножи, изготовленные по мотивам легендарного «ножа НКВД». Ну, и за особо отличившимися «ополченцами» из числа людей ХХ века закрепили персональное стрелковое оружие.

С женщинами вышло сложнее. Ну, где взять цветы в самые первые мартовские дни? Тем более, на такое количество. Пришлось посылать пацанву к реке, чтобы те нарезали веточек вербы. Забили ими кучу тары, но в тепле бассейна их почки распустились, и каждой из них вручили вот такие импровизированные «букетики» из трёх веточек. С пожеланием, чтобы все женщины были такими же нежными, как «котики»-цветочки вербы. Тоже пришлось выдумывать «теоретическое смысловое обоснование» такого подарка. Мол, в женщинах природа заложила возможность зарождать новую жизнь, ведь на месте этих цветочков со временем проклюнутся новые листочки и веточки.

Местным нововведённые праздники понравились. Пусть и поспорили с тем, что не очень-то своевременно чествовать женщин в пору, когда цветов отродясь не бывает, но Минкин только руками развёл:

— Так у нас было принято. Решите, что на следующий год нужно будет его перенести, значит, перенесём. Главное, женщинам внимание уделить, показать, что их любят и ценят, что они не «говорящий скот», годный лишь на самую тяжёлую работу, а такие же ценные люди, как и мужчины. А то и более ценные, поскольку только они способны продолжить человеческий род.

Как раз после женского праздника до Серой крепости с обозом елецкого купчика добралась талицкая знахарка Неждана. Заело ту, что какой-то воин её вздумал поучать, приговаривая, что сам-то он толком ничего не умеет, «а вот наш лекарь…». Решила съездить, глянуть, поговорить с этим лекарем, тем более, тот воин со странным именем Крафт объявил, что за учение лекарь из Серой слободы денег не берёт.

На удивление, все, кого она пользовала во время короткой остановки остатков дружины боярина Евпатия, либо уже выздоровели, либо почти поправились. Включая самого боярина, рану которого Неждана посчитала тяжёлой, сложно излечимой. И обитательницы Посада, у которых местный лекарь (а не повитухи) роды принимал, рассказали, что ещё ни разу не было, чтобы у кого-то после этого началась родовая горячка. И животами народ очень редко мается. А надо-то было всего лишь руки в чистоте содержать, мыть их со щёлоком или с густой вонючей жидкостью с названием «мыло». Сам же этот человек, «доктор», как его называют на здешний манер, каждый день ходит по избам да врытым в землю «куреням», проверяет, все ли здоровы, блюдётся ли там чистота, а тем, кто её не придерживается, устраивает знатную выволочку. Боятся его страсть как, даже больше, чем княжьего наместника, но любят, поскольку строгость его оправдана и на пользу идёт.

По-русски «доктор» говорит плохо. И даже многие его слова, скорее, напоминают те, которыми когда-то молились проездом бывавшие в Талице священники-«паписты», несколько лет назад изгнанные из Киева и с Руси за поношение православной веры. Но неплохо понимает, что ему рассказывала и показывала Неждана. Какая-то особая лекарская речь у него, которую затрудняется толмачить даже старик Василий Васильевич, едва-едва оправившийся после загноения раны от стрелы татей, напавших на обоз слобожан. Оправившийся, кстати, тоже только стараниями «доктора».

Очень поразило талицкую знахарку то, что показал он ей в блестящую трубку со стёклышками внутри. Просто две капельки, одна из склянки с только что вскипячённой водой, а вторая — с той же водой, но взятой с пальца Нежданы. Если первая была просто прозрачная, хоть и плавали в ней какие-то комочки, на вид, слизи, то во второй эти комочки шевелились, сцеплялись и расцеплялись. В общем, были живыми!

— Вот эта-то живность и переносит многие болезни. Убивает её горячая вода с мылом или крепкое вино, выгнанное из обычного или медов. Живность та везде: на руках, на одежде, на инструменте, которым ты раны обрабатываешь, на тряпицах, коими раны перевязываешь. И чем больше грязи, старой крови, засохшего гноя, тем больше вносится её в раны. Потому и нужно руки держать в чистоте, тряпицы для перевязки стирать или даже кипятить, а ножичек твой перед тем, как им для врачевания пользуешься, в кипящую воду опускать.