Хозяин пустоши - Д Алекс - Страница 3

Семь минут…

Где-то далеко внизу, в эвакуационных коридорах Zeta и Delta, открываются шлюзы. Обслуживающий персонал Улья успеет покинуть остров до неминуемого удара. Остальные… Остальные станут легендой. Или цифрами в сводках. Если кто-то вообще будет вести хронику после этого дня.

Я медленно отворачиваюсь от окна. Ветер за стенами главной башни разносит запах озона и металла. Электрический привкус конца. Он близко. Очень близко.

Шесть минут…. И Улей исчезнет, словно его и не было.

– Приготовиться к полной потере соединения, – раздаётся голос Гейба. – Пока связь стабильна. Интерфейсы скачут, центральный узел переходит в автономный режим. Нам не удержать целостность систем.

Я слышу его, но уже не реагирую. Нам больше нечего удерживать, но он ждет… ждет повторного приказа. Подтверждения.

– Уходи, Гейб. Спасайся.

– А ты…

– Выводи людей, твою мать! – яростно рявкаю я.

– Понял. Исполняю. Дэрил … – связь обрывается, так и не позволив услышать, что хотел сказать преданный мне до мозга костей Гейб.

Пожалуй, он единственный в моем окружении, кому бы я доверил собственную жизнь… но не свои планы.

Одинцов стоит в прежней позе. Взгляд его застыл на огненных сигнатурах. Генерал не задаёт вопросов. Не требует исполнения приказов. Мы давно вышли за пределы человеческой игры. С тех пор как арена наших сражений расширилась до континентального масштаба. Но сейчас он просто смотрит в конец. И возможно, впервые по-настоящему принимает его.

– Следующей целью станет Полигон? – Одинцов озвучивает один из вероятных сценариев.

Кажется, я ошибся, до принятия «конца» генерал еще не созрел. В его голосе звучит такая неприкрытая скорбь, что мне становится смешно. По-настоящему, до боли в зубах. Не от злорадства, а, скорее, от контраста. Мы стоим на руинах своей эпохи, под гул умирающих систем, окружённые цифровыми тенями гибнущего мира, а он всё ещё цепляется за свое детище.

Проигнорировав его вопрос, я сжимаю пальцами переносицу и делаю глубокий вдох, подавляя внезапную волну усталости. Затем активирую новый слой интерфейса, не отображаемый в стандартной сетке. Его код зашифрован. Даже внутри системы он маркируется как фоновая телеметрия и уходит на отдельный физический носитель, не подключённый к основным ядрам Улья.

На прозрачной панели всплывают два светящихся индикатора. Два автономных биотрекера. Пульсарные чипы модели из последней линейки микроконтроллеров наблюдения. Это не спутниковая трассировка и не цифровая метка, а симбиотическая система, встроенная в костный сегмент за грудной клеткой. Её сигналы маскируются под естественную электромагнитную активность организма. Даже если Аристей попытается отследить их, он увидит только шум. Живой шум.

Чипы передают телеметрию раз в несколько секунд через квантовые импульсы на частоте, которую можно дешифровать только в пределах командного узла. Каждый импульс не просто обозначает координату. Он фиксирует дыхание. Пульс. Эмоциональный всплеск.

Я наблюдаю, как один из маяков пульсирует неподалёку от Астерлиона. Второй стремительно движется вдоль восточного побережья Камчатки. Их траектории вновь расходятся, расстояние между ними неумолимо увеличивается.

Я стискиваю зубы, подавляя яростный рык. Мои дети должны были встретиться. Два полюса одной системы. Две части замысла, в котором выживание вовсе не случайность, а условие перезапуска.

– Они снова далеко друг от друга… – тихо бормочу я, неотрывно наблюдая за мерцающими сигналами. – Их столкновение должно было запустить триггер заблокированной памяти, но теперь невозможно просчитать, как отреагирует подсознание Аридны. Эрик знает путь, но время работает против него. А Ари… она еще не готова.

– К чему? Хотя бы сейчас ты можешь мне сказать? – взглянув на табло с обратным отсчетом, сквозь зубы цедит генерал.

Тишина в отсеке становится густой, как болотная топь. Время сжимается, сворачивается в петлю. И в этот момент я ощущаю скользящее прикосновение к своему плечу, едва уловимое, но реальное, как память о сильнейшей боли. В следующий миг вдыхаю знакомый аромат, словно выжженный в подсознании. Он тёплый и горький, как дыхание прошлого, как тоска по несбыточному, как острое предчувствие утраты.

Диана. Она все это время была здесь, неподвижно застыв возле стены и не напоминая ни словом, ни жестом о своем присутствии. Как безмолвная тень, отрешенно наблюдающая за крушением нашей империи. Как совершенная оболочка, утратившая интерес к жизни и лишенная души. Смертельно уставшая. Выжженная и погасшая изнутри.

Она не вмешивалась, не пыталась как-то повлиять на процесс, не считала нужным принимать участие в обсуждениях, не оспорила ни одно мое решение. Даже когда система запустила обратный отчет, и я приказал заблокировать верхние сектора Улья, – Диана не шелохнулась, запечатав свои эмоции и мысли под непробиваемой броней. Но я знаю, отсутствие реакций, – это не смирение и не равнодушие, а крик, – яростный и отчаянный, резонирующий на доступных только нам двоих частотах. И, достигнув апогея, он прорывается именно сейчас, когда диалог с ненавистным ей генералом затрагивает судьбы наших детей.

– Скажи, во имя чего ты лишил меня сначала сына, а потом дочери! – в голосе жены звучит глухая боль, в глазах медленно оседает пепел, скапливаясь в пыльной глубине, где для меня не осталось ни одной искорки тепла. Лишь холодное отчуждение и немой укор, которые со временем трансформировались в новую форму ненависти, весь спектр которой направлен исключительно на меня. – Ты не имел права решать за них! За меня! За весь мир, который ты превратил в руины. Ради чего, Дэрил? – по бледным щекам стекают дрожки слез, губы подрагивают от подступающей истерики.

– Ты знаешь, ради чего, – тихо отвечаю я, опуская ладони на ее трясущиеся плечи и мягко сжимая. – Наши дети живы и достаточно сильны, чтобы справиться.

– Ты так в этом уверен? – яростно бросает Диана, задержав взгляд на пульсирующих датчиках, быстро отдаляющихся друг от друга. – Даже сейчас, когда моя маленькая хрупкая девочка оказалась в лапах нашего врага? А мой смелый отважный сын вынужден идти войной против собственного отца?

– Диана, эти ракеты запустил не он, – я крепче сжимаю пальцы, не позволяя ей вырваться.

– То, что не Эрик нажал кнопку, не отменяет его причастности к тому, что происходит сейчас. – В серых глазах поднимается кипящая лава, но тут же остывает, словно скованная арктическими льдами. – Ты помнишь, что сказал мне восемь лет назад, когда лучшие врачи боролись за жизнь Ариадны?

– Это роковая случайность. Она не должна была пострадать, – буквально дословно цитирую я свои же слова.

– А затем ты пообещал мне, что все исправишь, – тряхнув головой, яростно шипит Диана. – Ты поклялся, Дэрил.

– Они будут жить, Ди, – я подхожу ближе, беру её лицо в ладони и сталкиваю нас лбами. В этом соприкосновении больше, чем можно выразить словами. – Наши дети крепче и выносливее, чем ты думаешь. И гораздо сильнее, чем мы в их возрасте.

– Если бы я знала… – сдавленно шепчет она, взглянув мне в глаза. – Если бы я знала, во что ты превратишься… Я никогда бы к тебе не вернулась.

Каждое ее слово, как лезвие, заточенное годами молчания. Но я не злюсь и не защищаюсь. Я понимаю, потому что знаю и чувствую свою жену, как никто другой. Несмотря всю ее боль и накопленную обиду, мы давно проросли друг в друга, став единым организмом. Она может ненавидеть меня, но это чувство ничтожно мало по сравнению с тем, что нас соединило. Когда все закончится… мы не исчезнем, не растворимся в небытие, а продолжим жить в наших детях.

– Это ложь, Ди, но если тебе так проще принять свой собственный выбор, я не стану убеждать тебя в обратном, – погладив жену по мокрой от слез щеке, наклоняюсь к дрожащим губам. – Из Улья нельзя уйти. Им можно только владеть, а иначе… иначе владеть будут тобой. Я вознес нас на самую вершину, Ди. Туда, где никто и никогда не посмел бы причинить тебе боль.