Шеф с системой в новом мире (СИ) - "Afael" - Страница 11

Я тщательно убрал все следы своего пиршества, спрятал треснувшую кружку и ржавый обломок ножа в тайнике и, убедившись, что меня никто не видит, бесшумной тенью скользнул обратно к казарме.

Прокрасться внутрь незамеченным было не менее сложной задачей, чем выбраться. Скрипучая дверь, храп, который мог прерваться в любой момент, кто-то, ворочающийся во сне… Но я справился.

Когда снова лег на свои жесткие, колючие нары, мир ощущался уже совсем иначе. Да, здесь по-прежнему воняло потом и безысходностью. Да, солома по-прежнему впивалась в спину, но я заработал маленькую, но согревающую победу. Я засыпал не с сосущим чувством голодной пустоты, а с привкусом дикого лука на языке и с четким планом на завтра. Впервые за все время в этом аду заснул с надеждой.

Следующий день был таким же адом, как и предыдущий. Тот же рев Прохора, те же неподъемные ведра, тот же тупой нож и горы грязных овощей, но я уже воспринимал все это по-другому. Унижения и боль больше не были моей единственной реальностью. Они стали временным, досадным препятствием на пути к моей цели. Весь день, выполняя механическую работу, я мысленно прокручивал план предстоящей ночной вылазки, оценивал риски, выбирал лучший маршрут к курятнику.

Когда ночь снова опустилась на крепость, а казарма наполнилась храпом моих товарищей по несчастью, я был готов. Сегодня я был сильнее, чем вчера и шел за белком. За яйцами, которые должны стать следующим кирпичиком в фундаменте моего возрождения.

Я направился к хозяйственному двору, где, по моим наблюдениям, находился курятник. Воровать целые яйца или, не дай бог, кур, было чистым самоубийством — за такое здесь вешали без разговоров. Я не собирался этого делать, а надеялся на другое. На человеческую лень и страх и моя надежда оправдалась.

Рядом с курятником была небольшая ямка, куда, видимо, сбрасывали отходы. Там, среди перьев и помета, я увидел их. Три яйца. Все три с трещинами на скорлупе.

Я осторожно поднял их, ощущая их хрупкость. Моя первая мысль была такой же, как у любого человека из моего времени: «Какое расточительство!». И тут же следом вторая, более важная: «Почему? Почему не отдать их слугам? Нам, поварятам? Для нас это был бы пир!»

Я стоял в тени, перебирая в уме возможные причины. Ответ пришел сам собой.

Я просто представил себе Прохора. Представил, как одна из служанок подходит к нему и, кланяясь, просит отдать ей треснутые яйца для каши. Я почти услышал его брызжущий слюной рев: «Что⁈ Чтобы ты, падаль, нажралась тухлятины, а потом свалилась с кровавой дрисней⁈ А если ты после этого к господскому столу прикоснешься своими заразными руками? А если хворь по всей кухне пойдет? Чтобы я из-за трех паршивых яиц под кнут попал, а то и в колодки⁈ В яму все! И чтобы я не видел, как вы там копаетесь!».

Вот оно. Все дело было в страхе. В паническом, иррациональном страхе перед наказанием. Для Прохора и ему подобных риск отравить господина, даже теоретический, несоизмеримо выше ценности любой еды для челяди. Проще установить одно железное правило: «Все, что вызывает хоть тень сомнения — в отбросы». Это была не просто инструкция, это была их форма страховки жизни и здоровья. Жизни и здоровья господ, разумеется. На наши жизни им плевать, но они боялись нас как потенциальных переносчиков заразы.

В этом их страхе будет моя сила. Они выбрасывали то, в чем не были уверены, а я, с моим Даром, мог быть уверен на сто процентов.

Я сосредоточился на яйцах в руке, активируя [Анализ].

[Объект: Яйцо куриное (треснутое) — 3 шт.]

[Анализ образца № 1: Биологическое заражение (высокое). Проникновение Salmonella. Непригодно в пищу.]

[Анализ образца № 2: Биологическое заражение (низкое). Риск умеренный. Употребление возможно после длительной (не менее 15 минут) термической обработки при температуре 90°C.]

[Анализ образца № 3: Биологическое заражение отсутствует. Свежее. Микротрещина. Употребить в течение 2 часов.]

Два из трех были мои. Это джекпот. Белок! Драгоценный, чистый белок. Я аккуратно завернул их в подол своей рваной рубахи и уже собрался уходить.

В этот момент дверь ближайшей стражницкой казармы со скрипом отворилась.

Я замер, вжавшись в темную, холодную стену курятника. Мое сердце ухнуло куда-то в желудок. На крыльцо вышел стражник. Я узнал его широкую спину и заспанную, опухшую физиономию. Глеб. Тот самый, что частенько будил меня утром пинками.

Глеб не смотрел в мою сторону. Просто вышел подышать ночным воздухом, потянулся так, что хрустнули кости, и зевнул, а потом остановился, глядя на темный двор.

Он стоял прямо на моем пути отступления. Я был зажат в ловушке, в нескольких метрах от своего мучителя, с краденым в руках. Любой шорох, любой неосторожный вздох, и он повернет голову. Тогда мой путь к выживанию закончится, так и не начавшись.

Глава 6

Я замер, превратившись в часть тени от стены курятника. Каждый мускул в изможденном теле свело от напряжения. Дыхание застряло в горле. В подоле рубахи лежала моя драгоценная, хрупкая добыча — два съедобных яйца, залог будущего восстановления, а в нескольких метрах от меня, на ярко освещенном крыльце казармы, стоял Глеб. Мой мучитель и невольный тюремщик.

Он не смотрел в мою сторону. Его взгляд был устремлен на пустынный двор, подсвеченный луной. Глеб потянулся так, что хрустнули кости, шумно зевнул, а затем спустился с крыльца и встал, расставив ноги, прямо на тропинке. Эта зараза просто решила опорожнить свой мочевой пузырь, и журчание стало еще одним звуком в этой напряженной ситуации.

Разум, обостренный опасностью, работал как хронометр. Я анализировал все. Расстояние до него — не больше десяти шагов. Уровень шума — низкий, лишь ветер и далекий лай собаки. Освещение — предательски яркое пятно у крыльца и спасительная, густая тень там, где я стоял. Я был в безопасности, пока он не повернет голову. К сожалению, эта скотина перекрыла единственный безопасный путь отступления. Любая попытка обойти его по открытому пространству двора обречена на провал — он меня заметит.

Время тянулось, как густой сироп. Секунды превращались в минуты. Я чувствовал, как хрупкая скорлупа яиц давит мне на живот. Одно неловкое движение, и я не только разобью свой будущий ужин, но и выдам себя. Глеб закончил, встряхнулся и, затягивая тесемки на штанах, повернулся, чтобы идти обратно в казарму.

В тот самый миг, когда его широкая спина повернулась ко мне, я сорвался с места. Не бежал, а скользил, двигался так, как учили меня на многочасовых стажировках в Японии — бесшумно, экономя каждое движение. Пронесся мимо него, когда он делал первый шаг по скрипучим ступеням крыльца. Глеб не обернулся.

Я почувствовал укол адреналина, а затем — волну чистого, пьянящего облегчения, когда снова оказался в спасительной тени своей поленницы. Проскользнул в свой тайник и только там позволил себе выдохнуть. Руки дрожали, но не от страха, а от пережитого напряжения.

Я аккуратно вынул яйца и перевел, почувствовав себя настоящим триумфатором. У меня есть белок! Драгоценный, чистый, легкоусвояемый белок.

Приготовление кушанья стало священным ритуалом. Я не мог позволить себе роскошь омлета или глазуньи в ее классическом понимании, но у меня имелась смекалка и Дар.

Первое яйцо, то, что Система пометила как [Риск умеренный], требовало длительной термической обработки. Я еще днем стащил с кухни старую, треснувшую глиняную кружку. Она немного пропускала воду, но не критично.

Наполнив ее водой, аккуратно опустил туда яйцо и поставил на самый край своего импровизированного очага, на камень, который был не раскаленным, а лишь очень теплым. Вода не должна кипеть, нужно лишь поддерживать высокую температуру. Это будет примитивная версия техники су-вид.

Второе яйцо, помеченное как [Свежее], я решил приготовить иначе. Разогрел центр своего плоского камня сильнее. Нашел в своих скудных запасах крошечный кусочек свиного сала, который стащил из отходов пару дней назад, и смазал им горячую поверхность. Раздался тихий, аппетитный треск. Затем аккуратно, стараясь не повредить желток, разбил яйцо прямо на камень.