Оракул с Уолл-стрит 7 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 2

Мы спустились в подвальное помещение, где создавался торговый зал с прямой связью с Нью-Йоркской фондовой биржей. Полтора десятка брокеров в черных костюмах склонялись над телефонными аппаратами, получая котировки и размещая ордера клиентов. На стене висела большая доска с текущими ценами акций, которые обновлялись каждые пятнадцать минут.

— Прямая линия с биржевым залом работает с девяти утра, — пояснил Эллиотт. — Комиссия за сделки одна восьмая процента, что на четверть дешевле среднерыночной ставки.

Я наблюдал за работой брокеров, слушал их переговоры с клиентами, изучал потоки ордеров на покупку и продажу. Обычно эта атмосфера финансовой лихорадки заряжала меня энергией, но сегодня я мог думать только о том, что Элизабет никогда не увидит этого зала, не напишет о революции в банковском обслуживании.

— Первые результаты объединения? — спросил я, возвращаясь в свой кабинет.

Эллиотт достал итоговый отчет:

— Общие активы составляют двенадцать миллионов восемьсот тысяч долларов. Депозитная база — шесть миллионов двести тысяч. Кредитный портфель — четыре миллиона пятьсот тысяч без учета проблемных активов.

Цифры впечатляли. За одну неделю Merchants Farmers Bank превратился из районного учреждения в один из крупнейших частных банков Нью-Йорка. Но это достижение было омрачено ценой, которую пришлось заплатить.

— Мистер Стерлинг, — сказал Эллиотт, заметив мое настроение, — позвольте выразить соболезнования по поводу трагической гибели мисс Кларк. Знаю, что вы тесно сотрудничали с ней.

— Благодарю, Томас, — ответил я, отворачиваясь к окну.

За стеклом расстилался финансовый район с его каменными громадами банков и брокерских контор. Я сжал кулаки, глядя на вечерний Нью-Йорк.

Империя росла, но каждый доллар прибыли напоминал о том, что я не сумел защитить единственного человека, который действительно мне дорог. Элизабет погибла из-за моих амбиций, и эта вина будет преследовать меня всю жизнь.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я с головой погрузился в работу.

Четвертый этаж бывшего здания Manhattan Commercial Bank на Уолл-стрит подвергся полной реконструкции за рекордные десять дней.

Вскоре я уже поднимался по мраморной лестнице с резными балюстрадами, любуясь результатом работы лучших дизайнеров и мастеров Нью-Йорка. Стены обшиты панелями из красного дерева, привезенного из Гондураса, а пол покрывал персидский ковер стоимостью восемь тысяч долларов.

Эллиотт встретил меня у входа в новое отделение «private banking», гордо демонстрируя латунную табличку с элегантной гравировкой: «Merchants Farmers Private Wealth Management — Established 1930». За стеклянными дверями французского производства открывался мир роскоши и эксклюзивности.

— Мистер Стерлинг, — сказал он, проводя меня в приемную, — мы создали пять персональных кабинетов для наших самых важных клиентов. Каждый оформлен в уникальном стиле.

Приемная напоминала гостиную аристократического особняка. Кожаные кресла Честерфилд табачного цвета, столики из слоновой кости, хрустальные люстры, отбрасывающие мягкий свет на картины американских художников в золоченых рамах. За стойкой из полированного эбенового дерева работала секретарша в элегантном темно-синем платье, говорившая на четырех языках.

— Кабинет семьи Вандербильт, — Эллиотт открыл массивную дубовую дверь.

Помещение площадью четыреста квадратных футов было оформлено в английском стиле. Письменный стол из вяза восемнадцатого века, кожаные кресла с фамильными гербами, библиотечные полки с редкими изданиями по экономике и истории. Камин из каррарского мрамора создавал атмосферу домашнего уюта, а окна с витражами выходили на внутренний дворик с фонтаном.

— Здесь Уильям Вандербильт будет проводить совещания семейного совета, — пояснил Эллиотт. — Стальной сейф встроен в стену за портретом Корнелиуса Вандербильта. Прямая телефонная линия с биржей и нашим торговым залом.

Я осмотрел оборудование: современный телефонный коммутатор, шифровальная машинка для конфиденциальной переписки, сейф немецкого производства с комбинационным замком. Все продумано до мелочей.

— А кабинет Роквуда?

Мы перешли в соседнее помещение, оформленное в более современном стиле. Стальная и стеклянная мебель, карты нефтяных месторождений на стенах, географические схемы трубопроводов. Рабочий стол из черного гранита, кресла обтянутые кожей крокодила, барная стойка с коллекционным виски.

— Мистер Роквуд предпочитает деловую атмосферу, — объяснил Эллиотт. — Здесь он будет планировать международные нефтяные операции и координировать финансирование новых проектов.

Я представил себе, как Роквуд проводит здесь закрытые совещания с партнерами из Техаса и Оклахомы, обсуждает сделки на миллионы долларов, строит планы экспансии в Венесуэлу и Мексику.

— Какие услуги мы предлагаем этим клиентам? — спросил я.

Эллиотт достал папку с презентационными материалами:

— Льготные кредиты под залог ценных бумаг по ставке четыре процента годовых, это на два процента ниже рыночной. Управление семейными трастами с комиссией один процент от стоимости активов. Налоговое планирование через оффшорные структуры.

Мы прошли в специальное хранилище, где размещались банковские сейфы повышенной защищенности. Стальная дверь толщиной шесть дюймов, круглосуточная охрана, система сигнализации, подключенная к полицейскому участку.

— Арт-банкинг, — продолжал Эллиотт, показывая климатизированные камеры для хранения картин и скульптур. — Мы принимаем на хранение произведения искусства, антиквариат, ювелирные изделия. Плюс финансируем покупку коллекций под залог уже имеющихся ценностей.

В одной из камер уже хранились картины кисти французских импрессионистов, принадлежащие семье текстильных магнатов из Бостона. Моне, Ренуар, Дега — полотна стоимостью несколько сотен тысяч долларов каждое.

— Целевая клиентура? — уточнил я.

— Семьи с состоянием свыше пяти миллионов долларов, — ответил Эллиотт. — На данный момент у нас десять таких клиентов с общим капиталом тридцать два миллиона долларов.

Я кивнул, мысленно подсчитывая потенциальную прибыль от обслуживания американской элиты. Но радость от успеха снова омрачалась мыслями об Элизабет. Она бы оценила иронию ситуации: банк, который начинался с кредитов ирландским грузчикам, теперь обслуживает потомков железнодорожных баронов и нефтяных королей.

— Мистер Стерлинг, — сказал Эллиотт, заметив мое настроение, — отделение готово к открытию. Завтра утром мы принимаем первых клиентов.

— Отлично, Томас. Но помните: «private banking» это не только роскошь. Это доверие, репутация, абсолютная конфиденциальность.

Мой кабинет на втором этаже главного здания превратился в командный центр международной экспансии. На стенах висели карты мира с отмеченными финансовыми центрами, графики валютных курсов и схемы корреспондентских отношений между крупнейшими банками Европы и Америки. За письменным столом из клена лежали телеграммы из Цюриха, Лондона и Каракаса.

О’Мэлли стоял у окна, изучая шифрованное сообщение от нашего представителя в Credit Suisse. Его обычно невозмутимое лицо выражало сдержанное удовлетворение результатами переговоров.

— Босс, — сказал он, поворачиваясь ко мне, — швейцарцы согласны на открытие представительства в Цюрихе. Минимальный капитал пятьсот тысяч швейцарских франков, что составляет около ста тысяч долларов.

Я отложил финансовые отчеты и взял телеграмму. Патрик Маколи, наш агент в Швейцарии, сообщал о завершении предварительных переговоров с руководством Credit Suisse. Швейцарский банк готов предоставить офисные помещения и лицензию на обслуживание американских клиентов в Европе.

— Какие услуги мы можем предложить? — спросил я.

О’Мэлли развернул схему операций:

— Валютные операции, конвертация долларов в европейские валюты, хранение ценностей в швейцарских сейфах. Плюс инвестиционные услуги для американцев, которые хотят диверсифицировать активы в Европе.