Крик ночной птицы - Литвинова Дарья - Страница 8

– У вас ребенок не замерзнет? Ветер.

Кожин намеренно не смотрел женщине в глаза, говорил спокойно, достаточно громко, рассматривал девочку; та не хныкала, испуганно молчала. Дико напрягала невозможность обратиться по имени.

– Давайте поговорим.

– Я все сказала.

Голос у женщины был хриплый, низкий.

– Ее зовут Лана Белякова, – материализовался справа Горин. – Я комитетским звонил.

Сказав это, оперуполномоченный тут же исчез; Кожин сосредоточился.

– Лана. Вы понимаете, что облили бензином ребенка?

– Да, – без эмоций сказала женщина.

– Уберите зажигалку. Ваш ребенок не должен страдать.

– Я знаю, что на меня вам наплевать, – тем же тоном продолжила женщина. – На мои требования. Может быть, хоть так вы меня услышите.

– Что вы хотите?

– Я все сказала.

Совершенно идиотская ситуация: не говорить же, что его не было в момент речи! Краем глаза Кожин увидел, что подъехало телевидение. Замечательно.

– Лана, послушайте меня. Убийцы вашего мужа понесут наказание. Для этого не нужно калечить дочку.

– Одного убийцу вы не поймали, второго выпустили. Если это не остановить, вы оправдаете третьего. Теперь о моем погибшем муже узнают люди и не дадут вам этого сделать.

В принципе, для привлечения внимания к делу она сделала все. С двух сторон толпу уже снимали. Резонанс обеспечен.

– Лана, посмотрите вправо.

Женщина дернула головой, как испуганное животное, увидела камеру, прижала ребенка крепче.

– Видите? – спокойно продолжал Кожин. – Вас снимает телевидение. Скажите свои требования на камеру. Труп уже ничего не скажет и бороться не сможет. Скажите свои требования и бросьте зажигалку как можно дальше от себя.

Впоследствии он еще выслушает от своего начальства, что необходимо было не допустить съемку, разогнать журналистов; но это будет потом. Сейчас он внимательно смотрел, как репортер, тоже не лишенный сострадания человек, просит жестами отдать ребенка; как Белякова отрицательно качает головой и сначала неуверенно, потом все более сильным голосом начинает говорить на камеру; как оперуполномоченный Горин, обежавший здание и теперь прячущийся за углом позади женщины, выжидает удобный момент.

– Одному убийце удалось скрыться. – Голос Беляковой звучал все громче. – И вместо того чтобы приложить все усилия, чтобы поймать его, наши правоохранительные органы выпустили второго убийцу! Я боюсь, что оправдают и третьего. В моих руках сейчас наша дочь. И я не хочу, чтобы она выросла, зная, что убийцы ее отца остались безнаказанными.

– Никакой логики, – пробормотал Жижков.

– Я прошу обратить внимание на меня! – Белякова сжимала дочь сильнее, но та так и не издала ни звука. – Я прошу справедливости! Я хочу, чтобы убийцы понесли наказание, пусть даже такой ценой!

– Но ваш ребенок…

– Пусть на их совести будет кровь не только моего мужа!

Горин начал тихонько выходить из-за угла. Жижков замер, потом подтолкнул Кожина; тот боялся только одного: чтобы репортер или оператор не привлекли к крадущемуся оперативнику внимания Беляковой. Но те вели себя профессионально и даже глазом не повели.

– И чтобы весь мир увидел, – почти крикнула Белякова, – до чего доводят людей…

Н-на! – Горин, тихонько, с сосредоточенным видом все это время, почти не дыша, подкрадывался к женщине, прыгнул, схватил ее правую руку и резко выкрутил; она закричала и выронила зажигалку, Горин дал по ней носком ботинка, и та отлетела к ногам Жижкова; капитан торопливо наступил на пластик, посмотрел на Кожина:

– Поднимать или отпечатки?

– В пакет, – махнул рукой майор, подбегая к женщине; ребенка уже забрала какая-то женщина в гражданском, наверное, с телевидения; Горин заламывал руку Беляковой и держал ее за шею, сгибая к земле. Она не сопротивлялась, только начала плакать. Несло бензином.

– Веди ее к нам, – сказал Кожин. – Лана, вам есть с кем оставить ребенка?

– Бабушка…

– Хорошо.

Подбежал Сушин из ОДН, сказал, что девочку отдали подъехавшей скорой…

– …И что теперь будет?

Глаза у Ланы были сухими и покрасневшими. Ей нужно было покурить, но еще не принесли другую одежду, а рисковать никто не хотел.

– Предъявят тебе покушение на убийство, – пожал плечами Краев. Он приехал с вызова и сразу оказался в гуще событий: Белякову завели в его кабинет. – Какого ты хера ребенка бензином обливала?

Лана дернула плечом.

– Ну вот, теперь поедешь к следователю, там будешь рассказывать. Прав тебя на ребенка лишат, саму посадят. Оно стоило того?

В РОВД не смолкали телефоны. По двум телеканалам в срочных выпусках дали репортаж с места происшествия, даже без монтажа, и теперь руководство требовало объяснений. Естественно, уже досталось всем, кто был на месте и не предотвратил видеосъемку, и это было только первой волной.

– Тут вещи принесли. – В двери показалось лицо Голикова. – Пускать можно? Бабушка вроде.

– Вещи забери, пусть ждет стоит.

– Мама, – тихо сказала Лана. – Дайте увидеть ее.

– Успеешь.

– Тут это… спрашивает, что с девочкой? Иди поговори, я посижу. – Оперативник сменил его, сев за стол напротив. Краев вышел в коридор, плотно закрыл за собой дверь. Немолодая женщина с бледным лицом стояла возле стены, держа в руках большой пакет.

– Что с Ланой, что с Милочкой?

– Милочка – это внучка ваша?

– Да, да…

– Лана облила себя и ее бензином, стояла с зажигалкой. Удалось обезвредить.

– Да что вы говорите такое…

– Выпуск новостей вечерний посмотрите. Девочку отвезли в больницу, в дежурной части спросите куда, они оставили координаты. Это с одеждой?

– Господи, да как же так…

Женщина закрыла рот рукой. Краев взял пакет.

– Идите, идите, – сказал он. – Мало ли, что там в больнице понадобится. Внучке вы сейчас важнее.

Несмотря на все смягчающие обстоятельства, Лане Беляковой вынесли приговор по п. «в» ч. 2. ст. 105 УК РФ – «Покушение на убийство малолетнего». Ее отправили отбывать наказание на восемь лет, и это даже для представителя обвинения было довольно сурово; прокурор ждал слов «условно». Милану отдали под опеку бабушке.

– Так она не в аффекте была? – спросил Горин, услышавший спустя несколько месяцев результат задержания.

– Экспертиза показала, что нет. Но лично мне казалось, – сказал Кожин, – что она была в безумии.

Минина вызвали в дежурную часть, когда он уже собирался идти домой; рабочий день в полиции ненормированный, но сегодня был редкий случай, когда участковый закончил с бумагами, планерку не проводили, а вызванный на вечер человек позвонил и попросил перенести визит. Участковый сдался не сразу.

– Без выезда никак? Или завтра с утра зайти?

– Нет. Соседи уже трижды звонили.

– Ну как обычно, позвонят, потом спать лягут…

– Надо съездить, – повторил дежурный. – Там ситуация… в квартире вонь, никто не выходит, а неделю назад были громкие крики. Как при драке. Ну тогда никто не стал выяснять, вроде быстро закончилось. А сейчас родственник тревогу забил, что никто не открывает.

– А я там что сделаю? – глупо переспросил Минин. – Уже не дерутся.

Дежурный посмотрел на него насмешливо.

– Там уже передрались, – хмыкнул он. – Теперь трупом воняет. За опером зайди, там Краев сегодня на сутках.

Участковый прошел через двор к корпусу уголовного розыска и следствия, нашел кабинет Краева, заглянул; тот печатал что-то, сверяясь с лежащими рядом бумагами.

– Там выезд, – не заходя в кабинет, сказал Минин. – Дверь закрыта, обстановка странная, соседи беспокоятся.

– Опять ты, – не высказал радости Краев. – Опять воняет?

Минин кивнул.

– Они там совсем разума лишились? Опять мне бабкин мусор разгребать?

– Нет, в квартире сильно кричали, а потом перестали. Неделю назад, – уточнил Минин. Оперативник посмотрел на него как на ненормального.