Крик ночной птицы - Литвинова Дарья - Страница 3

– Таисия, дай-ка посмотрю тебя? Дай поздороваюсь?

– Женя, а ты почему в школу не ходишь? – спросил парень из управления. – Вот, учителя пишут, много пропусков…

– Пойду, – безразлично сказал Женя. – Потом.

– Так скоро уже каникулы!

– Значит, не пойду.

Добиться чего-то было сложно, как и растолкать пьяную бабку; сотрудница опеки оставила предписание, Мохова отобрала объяснение насчет последнего административного протокола, составленного на парня, и они покинули дом. Следом за ними вышел и Женя, скользнул в другую сторону и быстро, почти бегом припустил по проулку. Через несколько домов жили еще двое пареньков, к семьям которых также проявляла внимание опека: шестнадцатилетний Жора Филин и четырнадцатилетний Марк Марков; они приятельствовали, надо было предупредить. Филина Герлецкий поймал прямо у калитки:

– Щас ПДН подъедет, только что от меня.

– Валим, мои пьяные в хлам. – Жора, пригнувшись, побежал за угол дома, приятель – следом; они повернули в сторону тупика, где в самом конце улицы жил Марков со своей матерью-инвалидом. Марк был самым, если можно так выразиться, благополучным из троицы: он не пил, не пробовал наркотики, всегда ночевал дома и неплохо учился во вспомогательной коррекционной школе; на него был составлен всего административный протокол. Но из-за постоянных приступов эпилепсии у матери, отсутствия родственников, которые могли бы о нем заботиться, а также дохода ниже прожиточного уровня его семья также входила в группу СОП. Когда-то Филин заступился за Марка в драке, после чего тот прибился к двум друзьям, соглашался выполнять мелкие поручения и давал ночевать у себя, если у тех дома были скандалы или пьяные дебоши.

Марк наливал во дворе воду собаке. У него был унылый вид. Матери опять стало плохо, она упала и ударилась головой об угол стола, после чего уже второй день лежала и не вставала. Деньги закончились еще на прошлой неделе.

– Эмка! – позвал Филин через низенький забор. – Бросай ведро, комиссия едет.

Марков посмотрел на него угрюмо.

– Да пусть уже едет. Хуже не будет. Мать лежит, жрать нечего.

– Жрать найдем! А сдадут тебя в соцприют, вот начнется у тебя там жизнь, сортиры по ночам мыть, мыло хавать! Этого хочешь?

– Нет.

– Тогда валим.

Трое подростков крадучись выскользнули через веранду и ушли огородами. В это время Мохова безуспешно пыталась вразумить родителей Филина.

– На вашего ребенка составлено три протокола только за этот месяц! Вы понимаете меня? Где сейчас Георгий, вы знаете?

– На хер он нужен! – плюнул папаша, сидящий за столом. – Когда он уже в армию?

– Да он быстрее сядет, чем в армию пойдет!

– Ну и хорошо, с шеи слезет.

– Ну че ты говоришь такое, – упрекнула мать Жоры, старающаяся делать вид, что трезвая. – Сын твой все-таки. Он в комнате у себя!

– Да его нет дома, женщина! Вы хоть знаете, где он может быть?

– В комнате!

Разговора не получилось, действий – тоже; очередное предписание, очередной рапорт, и комиссия поехала дальше, по адресу Маркова. Там сотрудник опеки некоторое время безуспешно стучала в дверь, потом развернулась:

– Здесь никого. Оставлю записку, чтобы явились завтра…

– А-а, – донесся из-за створки слабый голос. – Что там… кто там…

– Здравствуйте! – встрепенулась Мохова. – Это полиция, отдел…

– Зайдите. Зайдите, зайдите…

Комиссия аккуратно зашла. В длинном коридорчике на раздвижном кресле возле батареи лежала полная женщина в грязном халате, с полотенцем на лбу. Она махнула рукой:

– Вы Марка проверять? Он ушел… вызовите мне врача…

– Какого врача?

– Врача… – Женщина закашлялась. – Пятый день живот рвет… помру. Марк телефон забрал. Я просила, чтобы врача вызвал… удрал он.

– Куда? – спросила Кийко. – Когда он был?

– Да только что… придурки его пришли… – Она снова надрывно закашлялась. – Филька с Женькой… сказали, что вы едете, он удрал. Врача…

В это время трое подростков думали, где взять денег.

– Таксиста грабанем, – решил в итоге Филин. – Только надо, чтоб на рейсе давно был.

– В смысле?

Марк тревожно посмотрел на Филина, на Герлецкого:

– Как – грабанем?

– Как! Поедем, остановимся в заброшках; я сзади накину удавку, буду держать. Вы пока его прошерстите.

– Тупая идея, – сказал Герлецкий. – А если у него только безналичка?

– Тогда просто покатает нас. Хотя бы сколько-то да будет.

– Я не хочу никого грабить.

Марков мотал головой. Он даже отступил на шаг, чтобы показать, насколько ему не нравится эта идея. Герлецкий смотрел на него равнодушно; он догадывался, что Филин все равно уломает пацана.

– Не хочешь грабить – можешь душить. Мы прошмонаем.

– Я вообще не хочу в это встревать! Ребята! Можно что-то другое найти, я еду могу у продавщицы попросить…

– Давай мозги не делай, – грубо сказал Филин. – С нами, нет? Если нет, вали домой, там как раз мусора приехали.

– С вами, но…

– Без «но».

Таксиста они нашли скоро; Филин сделал вид, что интересуется работой, оставив подростков на остановке метрах в ста. Они разговорились с владельцем подержанного «Опеля»; меньше чем через десять минут Филин дал сигнал своим подельникам.

– Нас в Бурково, там покажу куда.

Герлецкий посмотрел на приятеля с сомнением, но промолчал, Марков стоял с несчастным лицом.

– Давай, бро, ты вперед, – сказал Филин Герлецкому. – Меня укачивает. Садись. – Он с усилием пихнул Маркова в салон. Тот сел; Филин обошел машину, сел позади водителя. Марк двинулся к окну и стал смотреть в него, до белых костяшек сцепив пальцы рук. Он очень жалел, что не остался дома. Было тяжело, противно, душила ненависть к вечно болеющей бесполезной матери, но дома не было так тягуче, изнуряюще страшно.

Филин тоже смотрел в окно, но мысли у него были совсем другими. Он прикидывал, что, если отобрать у водилы не только лаве, но и машину, можно добраться до Белой Калитвы, а там у него недавно откинулся дружок, занимается техникой; недавно звонил, вроде на лад дело пошло. Пока спохватятся искать машину, ее уже разберут…

Герлецкий смотрел прямо перед собой и ни о чем не думал. Ему все осточертело уже давно. И если выбирать между приютом и преступлением, он выберет преступление.

Лана готовила рис с говядиной, когда муж позвонил и сказал, что задержится, отвозит клиентов в Бурково. Очень далеко; женщина привыкла, но все равно огорчилась. Опять ждать его за полночь. Они познакомились четыре года назад, когда Олег еще работал на заводе; вскоре от завода осталось здание, от работы – обида за сокращение, долги и «Опель Кадет» на память. Олег стал таксовать сразу же, сначала просто катался в поисках клиентов, потом пошел в фирму. После его официального оформления Лана сразу перестала переживать: ведь такси вызывают по телефону, телефон можно отследить, а значит, совершать преступления в отношении таксистов невыгодно, потому что легко попасться. И руководство фирмы контролирует безопасность своих водителей, отслеживая подозрительные заказы. Это сказал ей Олег, и о том, что это чушь собачья, Лана не имела понятия. Она очень верила своему мужу.

– Бурково, – сказал таксист. – Дальше куда?

– А вот тут поверни…

Филин знал эту местность, потому что до десяти лет прожил в поселке со своей бабкой. Сразу за указателем было здание заброшенной свинофермы, а перед ней – небольшие домики, тоже пустующие. Таксист повернул, поехал медленнее: дорога была разбита.

– И притормози. Я до ветру выйду.

Филин сделал вид, что потянулся к двери, и когда таксист поставил авто на «ручник», прыгнул вперед и захлестнул у него на шее самодельную удавку из капронового шнура. Мужчина схватился руками за шнур, попытался протиснуть пальцы между ним и горлом; Филин надавил. Герлецкий кинулся шуровать в бардачках: купюры, кошелек – все шло в карман, какой-то браслет, мелочь он тоже вытряхнул на руку. Таксисту удалось левой рукой открыть дверцу, он рванулся, и Филин не удержал удавку; мужчина упал на землю, стал натужно кашлять, поднимаясь. Филин выскочил из машины, рявкнув Маркову: