Безумный барон 2 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 29

Остановившись в центре зала, он обвел всех тяжелым, печальным взглядом и начал говорить. И полилась не речь — песня. Ода поруганной чести и мужской дружбе. О том, как его род и род Рокотовых веками стояли плечом к плечу, как его отец и мой… то есть, отец того парня, в чьем теле я очутился, были не просто соседями — братьями по оружию. Голос его дрожал, когда он вспоминал «светлый образ» моего предшественника, и у некоторых особо впечатлительных лордов заблестели глаза.

А потом он перешел ко мне. И тут тон сменился. Печаль уступила место праведному гневу. Мой образ он не рисовал мазками — он лепил его из грязи и дерьма. «Безумный Барон» — не просто прозвище, а диагноз. Чернокнижник, связавшийся с силами, от которых содрогается сама земля. Убийца, предавший память своего отца. Вероломный зверь, похитивший невинную наследницу рода Шуйских, чтобы ввергнуть северные земли в пучину междоусобной войны.

Каждое слово выверено. Каждый жест отточен. Он не просто обвинял — он лепил из меня пугало, монстра, на фоне которого он и его семейка выглядели последними оплотами добра и справедливости. Я слушал и восхищался. В моем мире этот мужик сделал бы блестящую карьеру в политике. Врать так вдохновенно, так искренне, глядя прямо в глаза, — это талант.

«Анализ вербальной атаки. Используются методы психологического давления, апелляция к эмоциям, демонизация образа противника, — с бесстрастием патологоанатома констатировала Искра. — Эффективность воздействия на аудиторию… высокая. Концепция „вешать лапшу на уши“ выполняется им на профессиональном уровне. Что такое „лапша“? Это пищевой продукт из теста?»

«Это то, что ты сейчас жрешь вместе со всеми, подруга», — мысленно прошипел я, ощущая, как холод в груди сжимается в тугой, звенящий комок.

Орлов тем временем вышел на финишную прямую. Воздев руки к сводчатому потолку, он обратился уже не к лордам — к Легату и Инквизитору.

— И я спрашиваю вас, благородные лорды! Я спрашиваю вас, уважаемые представители Империи! — его голос гремел, отражаясь от каменных стен. — Доколе этот монстр, это исчадие ада, будет ходить по нашей земле и осквернять ее своим присутствием⁈ Где же он, этот трус, этот убийца Рокотов, который боится даже предстать перед лицом правосудия⁈

Зал замер, все взгляды были прикованы к нему. Он создал идеальный момент. Момент, когда толпа готова была разорвать меня на части, а представители власти — подписать смертный приговор, не глядя. Он ждал. Ждал оглушительной тишины, которая стала бы моим заочным приговором.

И он ее получил. На пару секунд.

А потом я сделал шаг вперед, выходя из тени, из нашего кокона невидимости.

«Искра, — скомандовал я мысленно, и это было похоже на щелчок выключателя. — Фас».

Поле искажения, державшее нас в тени, не просто исчезло — оно схлопнулось. Вся моя аномальная, чужеродная сила, которую я вливал в него и которую оно сдерживало, на долю секунды вырвалась наружу.

Не взрыв. Не огонь. Вспышка. Ослепительная, беззвучная вспышка чистого, серебристого света хлынула от моего меча, на мгновение заливая весь зал и заставляя всех зажмуриться, а свечи в люстрах — затрепетать и почти погаснуть.

Когда свет схлынул, я стоял в центре пустого пространства, образовавшегося вокруг меня. Люди инстинктивно отшатнулись, расступились, как вода перед носом корабля. Один, в своем потрепанном дорожном плаще, с гроссбухом в одной руке и с мечом, на котором едва заметно пульсировали темные вены, — в другой.

Тишина стала абсолютной. Орлов замер с воздетыми руками и отвисшей челюстью, похожий на нелепый памятник самому себе. Лорды таращились на меня, как на привидение. Легат Голицын подался вперед, его лисьи глаза сузились в щелочки. А Инквизитор Валериус… он впервые за весь вечер удостоил меня взглядом. И в этом пустом, безжизненном взгляде на мгновение промелькнуло что-то похожее на… интерес.

Я поднял голову, встречая его взгляд без страха. Мой голос, усиленный остатками той же силы, что создала вспышку, разнесся по залу — ровный, холодный и оглушительно громкий в наступившей тишине.

— Я здесь.

Я сделал паузу.

— И у меня есть пара вопросов к обвинению.

Глава 14

Весь этот курятник, полный напыщенных индюков в бархате и шелках, замер. Кто-то подавился вином; кто-то уронил кубок, и глухой стук в этой мертвой тишине прозвучал, как выстрел. Рожи вытянулись, как у двоечника, которого мамка застала за курением за сараем. Сценарий, где я должен был быть заочно осужденным пугалом, только что накрылся медным тазом.

«Анализ физиологических реакций. У объекта „Барон Орлов“ зафиксирован скачок артериального давления до критических отметок. Пульс — сто сорок два удара в минуту. Рекомендуется ввести внутривенно магнезию, но у нас ее нет», — с бесстрастием медицинского справочника сообщила у меня в голове Искра. — «Вероятность спонтанного инсульта — двенадцать процентов. Это считается успешным выполнением задачи?»

«Это считается хорошим началом, подруга, — мысленно я отмахнулся. — Молчи и сканируй дальше, идет сеанс одновременной игры».

Первыми, как и положено, из ступора вышли те, у кого вместо мозгов — набор простых рефлексов. Стража. Десяток лбов в шлемах, с деловитостью мясников, увидевших заблудшего поросенка, ринулись ко мне. Не с криками, нет. Молча, с лязгом выхваченных мечей, со скрежетом сапог по камню. Ощетинившаяся свора, готовая рвать.

Я даже не шелохнулся. Адреналин, который должен был бить по вискам, куда-то исчез. Вместо него — звенящая, отстраненная тишина в голове. Весь этот зал, полный перепуганных рож, вдруг показался не угрозой, а… задачей. Набором данных. Фигурами на доске, двигавшимися как-то замедленно, предсказуемо. Холод в груди не мешал — он прочищал мозги, убирая все лишнее. Например, инстинкт самосохранения.

Их порыв, уже готовый превратиться в короткую, но очень кровавую свалку, прервал властный, резкий жест. До этого сидевший с кислой миной, будто ему в вино уксуса плеснули, Легат Империи Голицын лениво поднял руку. В его скучающих глазах вспыхнул огонек, какой бывает у следователя из старого сериала, когда подозреваемый вдруг начинает путаться в показаниях. Ага, попался, голубчик. Сейчас мы тебя начнем колоть. Он не спасал мою шкуру, нет. Он просто увидел на доске новую, интересную фигуру, которая только что съела вражеского ферзя, и не собирался позволять пешкам смахнуть ее с поля раньше времени.

— Оставить, — его голос, спокойный и холодный, как сталь моего нового меча, без труда разрезал начавшийся было гул. — Это суд. Даже самый отъявленный преступник имеет право на последнее слово. Пусть говорит.

Получив приказ, явно противоречащий их внутренним установкам, стражники неохотно затормозили. Как псы, которых отогнали от миски с мясом. Они не ушли — они просто образовали вокруг меня кольцо, держа мечи наизготовку. Любое резкое движение, и эта тонкая ниточка приказа порвется. Но я получил то, что хотел — время. Несколько драгоценных секунд, чтобы перестроить план.

Этим решением Легат мгновенно перехватил инициативу, превратив самосуд Орловых в официальное, мать его, выездное заседание. Дирижерская палочка теперь была в его руках. Мой мозг аналитика тут же оценил расклад: Легату, как любому крупному игроку, нужна не справедливость, а сильная позиция и демонстрация власти. Ему нужны факты. Ему нужен скандал, который он сможет лично «разрулить». Что ж, скандал я ему обеспечу. Такой, что весь Север еще полгода икать будет.

До этого казавшийся ледяной статуей, высеченной из куска вечной мерзлоты, Инквизитор Валериус едва заметно повернул голову. Его пустые, безжизненные глаза впились в меня. И вот тут моя ледяная уверенность дала трещину. От него не несло силой — от него несло ничем. Пустотой, которая была на порядок страшнее моей. Мой внутренний холод, моя новая «суперсила», впервые съежился, как дворовый пес перед матерым волком. Он не собирался меня судить. Он собирался меня изучать. А потом, скорее всего, препарировать, чтобы понять, как я устроен. И от этого взгляда мой гениальный план только что обзавелся переменной, которую я не просчитывал. Этот мужик был не фигурой на доске — он был самой доской. Игровым полем. И он мог в любой момент изменить правила.