Господин следователь 9 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 6

— Может, мне тебя запереть? — раздумчиво поинтересовалась Анька, переобуваясь.

— Ань, да куда я денусь? — возмутился я.

— Да кто тебя знает? Может, опять в библиотеку попрешься? Или уйдешь с архивариусом лясы точить. А тебе велено дома сидеть, отдыхать.

Чертовы доктора! Знаю я нынешнее лечение. При легких заболеваниях соблюдать покой, при тяжелых рекомендуют сменить климат. Федышинский сказал, что нужно соблюдать покой, так теперь Анька пытается меня держать в постели — мол, доктор велел. А вот в мое время медицина считает, что чем раньше больной начинает возвращаться к нормальной деятельности, тем лучше. Но мое мнение для сестренки не авторитет, зато к Федышинскому она прислушивается, тем более, что после поездки в Выксино, она умудрилась подружиться со старым лекарем, а этот циник и ворчун ее отчего-то зауважал. Девчонка второй вечер к нему бегает, о чем-то расспрашивает. Не иначе, изучает анатомию человека. Пусть изучает, дело нужное.

Подумаешь, в библиотеку сходил. Мне и нужно было кое-что уточнить по экспедициям к Северному полюсу. Сходу ничего не нашел, пришлось озадачить библиотекаря, чтобы за небольшое вознаграждение, поискал мне нужные материалы. Библиотекарь такие дела любит.

— Ваня, еще хотела сказать — я после уроков немножечко задержусь, забегу к Мусе, она мне котенка рыжего обещала. Говорит — три месяца, четвертый пошел, самое время отдавать.

С этими словами моя гимназистка подхватила портфельчик и убежала учиться.

Про котенка мы с барышней говорили совсем недавно. Все решили, обсудили, а заодно я сделал открытие, касающееся собственного организма. А когда открытия делать, если не в период болезней или ранений? Спросил у Аньки — почему она до сих пор не завела собственного кота, сколько можно уповать на соседских? Безобразие это, когда соседские коты отъедают харю на наших мышах! Аня ответила — мол, давно хотела, но Ольга Николаевна не велела. Дескать — у Ивана от кошек или котов чихание накатывает, глаза краснеют и слезы с соплями текут. К докторам еще в детстве водили, те ничего толкового не сказали, только руками развели — дескать, бывает. Мол у кого-то слезы на сено или цветы, а у Чернавского-младшего на кошек.

Не знал, что у меня аллергия на шерсть. Был у нас с Натальей Никифоровной котенок, общался я с тутошними кошками — и у исправника, и у сельской учительницы, хоть бы хны. Неужели сознание сумело изменить тело моего реципиента?

Но без кота, как говорят умные люди, жизнь не та. Да и мыши наглеют. Еще немного — придется самому ловить, а я на такое не подписывался. И квалификация у меня выше, нежели у кота-мышелова.

Я уже четвертый день на больничном. Лентовский, от своих «щедрот», разрешил мне сидеть дома аж две недели — до полного выздоровления. Сказал, что можно и дольше, а если понадоблюсь, так меня вызовут.

Дома сидеть скучно, но и на службу не рвусь. И что мне там делать? А дома — писать, писать, и еще раз писать.

Странно, почему, если ранена левая рука, то и правой приходится тяжело? Но разлеживаться дело неблагодарное, надо чем-нибудь заниматься. Понятно, «нетленку» не накропаю, а создам нечто среднее, проходное. И так, чтобы с пользой.

Но первое, что сделал, вернувшись в родные стены — написал подробное письмо маменьке и папеньке. Даже не просто подробное, а подробнейшее! Осознал, что гораздо проще написать правду (в слегка смягченном и урезанном виде), нежели пытаться замолчать происшествие в Избищах, и свое ранение. Если родители узнают о происшествии из других источников, да еще в вольном пересказе — быть беде. И не нужно, чтобы новость о ранении сына пришла в отчий дом из МВД или императорского дворца.

Надеюсь, пока рапорт исправника идет в Новгород (в почтовой карете — дня три), пока губернатор его читает, готовит собственное донесение в МВД — это еще день, а то и два, потом отправит в Санкт-Петербург (поездом — это ночь), родители узнают, что сын жив-здоров, только с царапиной на левой руке и синяком на груди.

И все бы ладно, сидел бы я себе на «больничном», жизни радовался, читал книги, привел бы в порядок наброски будущего фантастического романа (или повести) о первопроходцах Северного морского пути, как начали докучать посетители. Отчего-то жителям Череповца понадобилось нанести визит судебному следователю, справиться о его здоровье.

У меня побывал предводитель дворянства Галльской, управляющий казенными заведениями Лебедев, члены Окружного суда едва ли не в полном составе! А еще — мои коллеги по Благотворительному комитету, гласные городской Думы и прочие лица, которые мне на фиг не нужны. Подозреваю, что народ мучило любопытство — как он там? Жив или нет?

Еще ладно, когда появились Иван Андреевич Милютин с дочерью. Городского голову я уважаю, тем более, что мои девчонки у него коляску умыкнули. Кстати, он сам-то в этот день как, пешком ходил?

И с Марией Ивановной мы почти друзья. Еще она молодец, прихватила любимые пирожные Ани. Ну, и я к ним неравнодушен.

Мария Ивановна снова посетовала, что нет у нас репортеров, описывающих подвиги следователя Чернавского, а Городской голова предложил издавать местную газету. Впрочем, подумав, пришел к выводу, что пока такое издание нерентабельно. Грамотных что в городе, что в уезде, не так и много, а для умеющих читать губернских да столичных изданий хватает.

Так что, с Лентовской и ее папой мы провели время с пользой, кое-что обсудили. Например, узнал, что проект железной дороги Санкт-Петербург готов, а теперь они желают, чтобы я его глянул. Но от такой чести я отказался. Не инженер-путеец, в дорогах ничего не понимаю. Нет, пусть делают несколько экземпляров, рассылают по инстанциям. Не сомневаюсь, что государь-император даст «добро», то пусть Милютин начинает изыскивать деньги, подбирать инженерно-технический персонал, искать рабочих. Впрочем, в таких вещах купец-миллионщик разбирается лучше, нежели следователь. Я лишь усвоил, что по проекту 40 тысяч рублей за версту не выходит, пришлось закладывать пятьдесят. Стало быть, дорога от Петербурга до Вологды обойдется в 20 миллионов рублей. Десять миллионов купцы найдут — в железной дороге не только наши и вологодские купцы заинтересованы, но и ярославские с рыбинскими, но нужно еще десять найти. Если император их даст или, хотя бы твердо пообещает, то весной можно начинать топографические работы, потом рубить просеку, начинать строительство.

Нет, в книжках про попаданцев прогресс быстрее идет.

Я поинтересовался — как там подружка Зиночка, на что получил ответ, что покамест Зинаида Дмитриевна деньги из дела не требует, но опять «засветилась» на почте с переводом в двести рублей. Опять «до востребования г-ну Синявскому».

Не стал пока говорить Лентовской, что решил-таки воспользоваться положением отца, попросил батюшку, чтобы тот по своим каналам проверил — нет ли у Сыскной полиции какого-нибудь компромата на господина Синявского Игоря Модестовича? Если, разумеется, он тот, за кого себя выдает.

Батюшка должен понимать, что не часто сынок чего-то просит, да и сумма у Зинаиды Дмитриевны солидная — триста, если не пятьсот тысяч. Уж пусть она деньги в железную дорогу вложит, нежели отдаст аферисту. Но товарищ министра мне пока ответа по запросу не отписал, да и быстро такие дела не делают.

Надеюсь, сегодня никого не принесет? Тогда можно вытащить черновики и поработать.

Читал в подростковом возрасте повесть «К далекому полюсу». Автор Константин Самойлов. Или Самойленко. Возьму ее за основу, но немного творчески переработаю.

Итак, у нас есть девушка. Пусть это будет Катя. Может, дать ей фамилию Татаринова? Впрочем, сойдет и без фамилии.

Есть два молодых человека — Петр и Павел.

Нет, два имени на одну букву брать не рекомендуют, читатели запутаются. Значит, Петр Иволгин и Андрей Синицин. Две «птичьи» фамилии? Тоже нет. Так что, пусть Андрей будет Таубергом. А зачем нам немец? Хрен с ним, пусть будет Петровым.