Муля, не нервируй… Книга 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 27

— Это так романтично! — всплеснула руками Танюша. А Ангелина Степановна и Надежда Петровна с пониманием переглянулись.

— И вот чем ты думал, Иммануил! — возмутился Адияков, — он же мог и убить тебя!

— Не должен был, — отмахнулся я, — я, если что, пару безотказных приёмов знаю.

— Но у него же был нож! — воскликнула Ангелина Степановна, — это безрассудное мальчишество, Иммануил!

— Во дворе курили мои коллеги. Так что мы втроём сразу скрутили его и отвели в милицию. Там почти рядом, — пояснил я.

Но рассказывать о том, что заодно я заступился за Жасминова и отдал справку о месте его работы и его сразу выпустили — не стал. Незачем им знать такие подробности. Зато хорошо, что завтра Жасминов с Ярославом уедут вечерним поездом к Ложкиной и Печкину. И я буду за них спокоен.

— Он же мог тебя убить, Муля! — возмущённо воскликнула Надежда Петровна, между тем с гордостью поглядывая на остальных, мол, видите, какой у меня сын.

— А почему вы за неё, ну за эту женщину, вступились? — заинтересованно спросила Таня.

— Понимаете, Таня, ведь эта пожилая актриса несколько дней из-за этого не ела и чуть не умерла от горя и физического истощения. Она просто легла на кровать, отвернулась к стене и приготовилась умирать. Представляете? Если бы её домработница не пришла ко мне, я бы даже и не узнал об этом!

Таня, Ангелина Степановна и Надежда Петровна синхронно ахнули.

— А что это за актриса? — спросил Иван Вениаминович, — я театральный мир неплохо знаю…

— Фаина Георгиевна Раневская, — сказал я и добавил, — только между нами это. Сами понимаете, уязвлённая гордость…

— Хорошая она актриса, — с важным видом эксперта кивнула Ангелина Степановна и торопливо добавила, — помнишь, Ванечка, как мы в прошлом году, когда ты из Белграда приехал, ходили в театр на спектакль с её участием? «Шторм» называется. Ты ещё тогда сказал, что кроме её игры там больше смотреть нечего?

— А наш Муля скоро едет в Белград! — не преминула похвастаться Надежда Петровна, — он руководит съемками первого советско-югославского фильма! Его даже сам Иосиф Виссарионович одобрил!

— Вот даже как? — кажется впервые Иван Вениаминович посмотрел на меня с интересом и явно одобрительно.

— Ну, мама, ну вот зачем ты так говоришь? — укоризненно и с должной скромностью я посмотрел на Надежду Петровну, в душе ликуя, как хорошо пошёл разговор, — я не руковожу съемками фильма. Я только написал, с помощью других артистов, сценарий. Режиссёром будет Йоже Гале, это югославский режиссёр. А я руковожу проектом. Это — разные вещи!

— А почему разные? — захлопала длинными ресничками Танечка. Этот разговор о знаменитостях и фильмах ей очень нравился. Когда она шла в гости, то явно не ожидала, что скучный московский «сын маминой подруги» вдруг окажется таким вот: заграничный фильм, знаменитые актёры, съемки, софиты, богема, аплодисменты и восторг толпы… флёр таинственности и шика. Такое Танечка очень даже любила. И хотя родители её из дома почти не выпускали, но её туда тянуло всегда.

— Потому что я занимаюсь скучными делами — смета, состав актёров, место для съемок и так далее. Никакой романтики.

— Смета советско-югославского фильма по-вашему неромантично? — хохотнул Иван Вениаминович, и они с Адияковым понятливо переглянулись.

И тут я понял, что общий язык с Котиковым найти смогу.

Когда дошло до перемены блюд перед десертом, мужчины вышли, как водится, покурить и выпить коньяка, на кухню (специальных курительных комнат, как в былые времена, в советских квартирах, само собой не было). Я, естественно увязался следом, игнорируя красноречивые взгляды Надежды Петровны, которая прямо мечтала, чтобы я остался с ними и послушал, как Танечка читает собственные стихи.

Нет, мне такого добра не надо. Даже из вежливости. Хватит с меня «Чернозёма и зернобобовых».

На кухне мы закурили, а Адияков разлил всем по хрустальным рюмкам тягучий тёмно-медовый коньяк.

— Это коллекционный марочный коньяк, — похвастался он, — мне один знакомый подарил. Сейчас таких уже не делают.

— А в Праге меня угощали винтажным коньяком пятидесятилетней выдержки, — не ударил в грязь лицом Иван Вениаминович, — вот где вкус и аромат!

Павел Григорьевич помрачнел: Прагу крыть было нечем.

— Отец, у тебя же есть наливка, которую Дуся на персиковых косточках настаивала, — пришёл отцу на помощь я, — держу пари, Иван Вениаминович, что вы такое не пробовали никогда, и эта наливка даст сто очков даже пятидесятилетнему коньяку из Праги!

— Не может этого быть! — загорячился Котиков, — ничто не сравнится с такими коньяками! Ты просто не пробовал и не знаешь!

Эх, если бы Иван Вениаминович только знал, что я пробовал. Правда в том, моём мире.

— А вот вы попробуете и сами скажете! — усмехнулся я.

Котиков с интересом посмотрел на Адиякова.

— Бутыль с наливкой в подвале. Десять минут — и я принесу, — воодушевлённо сказал Павел Григорьевич и, довольно крякнув, отправился за наливкой в подвал дома. Я точно знал, что Надежда Петровна эту наливку просто так трогать ему не разрешала. Но тут такой замечательный повод. Негоже дорогому гостю отказывать. Тем более, вдруг сватом станет.

Мы с Котиковым остались на кухне одни.

— А теперь говори, Иммануил, зачем отца отослал? — понятливо усмехнулся он и проницательно посмотрел на меня.

Я не стал строить из себя скромную пятиклассницу, тем более в любой момент на кухню могли прийти, поэтому сразу сказал:

— Мне нужно устроить встречу Фаины Георгиевны Раневской с её сестрой. Сестра живёт в Париже. Как это можно сделать, и чтобы аккуратно?

— Хм… — задумался Котиков, — вот это ты озадачил… хотя есть варианты. Но пока я не готов тебе что-то конкретное сказать. Нужно посмотреть, что там и как, — обтекаемо ответил он и хитро посмотрел на меня, — ну, и ты же, я вижу, парень неглупый, и понимаешь, что такие вещи просто так не делаются?

Я кивнул:

— Понимаю.

— Давай тогда — «за понимание» и выпьем, — Котиков поднял рюмку, мы чокнулись и выпили, закусывая тоненькими ломтиками посыпанного шоколадной крошкой лимона, которые оставила нам на блюдечке предусмотрительная Дуся.

— А вообще, я тебе так скажу, люди неблагодарные, — продолжил развивать мысль Котиков, — им делаешь добро, а когда нужно что-то в ответ, они или забывают. Или вообще во врагов превращаются.

— Во мне можете не сомневаться, — твёрдо сказал я, — если хотите, я даже расписку вам напишу.

— Да ты что, Муля! — возмутился Котиков, — как раз в вашей семье я нисколько не сомневаюсь. Мы же с твоей мамой росли вместе.

Я удивлённо на него посмотрел.

— Да-да, наши родители ведь дружили. Периодически ходили друг к другу в гости. Иногда брали и нас, детей. А ещё у нас были рядом дачи, в деревне. Так что в порядочности вашей семьи я даже не сомневаюсь. Старая косточка, как говорится.

Он хохотнул одному ему понятной шутке и лихо хлопнул ещё рюмашку коньяка. Мне не предложил. Но я не обиделся.

— Есть ещё второй вопрос, — сказал я.

— О! Да ты, я вижу, парень не промах! — пьяненько погрозил мне пальцем Котиков, но дружелюбно. — Ладно, говори…

— Расскажите мне, как жить нашим за границей? Что можно делать, что нельзя?.. — начал перечислять я, — особенно меня интересует, сколько валюты можно менять? И где брать, если не хватит? Нам же будут какие-то суммы на личные расходы выделять, как я понимаю? И в каком количестве можно перевозить через границу вещи? И какие вещи можно, а что нельзя?

В общем, я набрасывал и набрасывал вопросы, пока Котиков не рассмеялся. Отсмеявшись, он вытер глаза и сказал:

— Так, Муля, стоп! Чтобы ответить на все твои вопросы под номером «во-вторых», одного этого вечера не хватит. Тем более, сейчас бабы прибегут и Танькины стихи слушать потянут. Давай лучше сделаем так — приезжай-ка ты к нам в субботу на дачу. Поедим шашлыков, хлопнем по рюмашке. И поболтаем. И я там тебе всё расскажу.

Когда вернулся Адияков, мы уже обо всём договорились.