Ларь (СИ) - Билик Дмитрий - Страница 22

— А вот прям раздеваться обязательно?

— Нет, конечно, это я такой любитель мужской красоты, — сморщил морду ежовик. — Так надо, чтобы Живень тебя сразу с охотником или другим нехорошим человеком не перепутал. Чтобы хист твой сразу различил. Мол, не случайный ты здесь прохожий.

Угу, я бы посмотрел на «случайного типа», который сюда забрел. Однако спорить не стал. Торопливо разделся, даже не из-за ощущения стыда, а скорее холода. Почему-то думалось, что если сделать все быстро, то организм быстрее привыкнет к ветру. Оказалось, это фигня, стало только холоднее.

— Куда идти? — едва не стуча зубами, спросил я.

— Туда, — махнул вперед рукой ежовик. — А там разберешься.

Первые шагов двадцать я сделал, постоянно оглядываясь на нечисть. Вообще все это тянуло на какой-то пранк. Мысль о том, что ежовик сейчас подберет одежду и убежит по лесным тропам вдаль, инфернально хохоча, как-то не покидала. Я даже вспомнил, что в лесу очень часто находят замерзших голых людей. Нет, там, конечно, все расстолковывалось с научной точки зрения. Вроде как организму кажется, что он перегревается, но в мире вообще много пытались объяснить мудрено, когда порой ответ хранился на поверхности — рубежники, нечисть, хист.

А потом все же вернулся и убрал одежду на Слово. Ежовик к моему недоверию отнесся спокойно, словно ничего и не произошло. Он так и остался стоять на том же самом месте, возвышаясь колючей твердыней. Даже не шевелился, поэтому его легко можно было спутать с каким-нибудь терновым кустом. Вскоре я и вовсе перестал различать нечисть.

И все продолжал неторопливо идти, подгибая пальцы и чувствуя, как всякая мерзость впивается в подошвы стоп. Блин, надо мыслить позитивно. К примеру, это очень хорошая профилактика от плоскостопия.

Правда, в какой-то момент все сторонние неурядицы отошли на второй план. Да что там, даже на третий. Потому что меня внезапно накрыло. Нет, не как в том лесу, где ты просто дергался от каждого шороха. Создалось ощущение, что я вроде как на суше, но в то же время под водой, и испытываю колоссальное давление.

И еще во владениях злобного лешего страх был неизведанный, непонятный. Здесь же ты четко осознавал, в чьих землях оказался. Потому что у хиста, самого невероятного из всех, с которым я встречался, был эпицентр. И я двигался прямо к нему.

Высокие деревья расступились, обнажив березовую рощу с крохотной цветочной полянкой. Несмотря на увядающее время года, она до сих пор была усеяна разнотравьем, частично только что вымахавшим, частично уже отцветшим.

Я остановился, набрав в руку немного земли. Та была влажная, жирная, маслянистая, поэтому не свалилась с головы, а налипла в районе лба.

— Пришел как гость просящий, ни равный, ни сильный. Внемли мне, хранитель лесов, скрытый во мгле корень, покой земли, страж тенистых ветвей.

Ветер, который все это время был моим верным спутником, неожиданно стих. Однако меня заколотило еще сильнее, чем прежде. Потому что трава проворно потянулась ко мне, ветви ближайших берез оплели тело, а цветы развернули свои бутоны ко мне.

Я почему-то думал, что Живень будет огромным полудеревом-получеловеком. Даже не принимая во внимание, что этот старый бог, эта верховная нечисть может быть далеко не антропоморфной. Только теперь, когда отступать назад было уже некуда, я вдруг понял, что все вокруг, включая землю, на которой я стою, — это и есть Живень.

Глава 11

Мне вдруг пришло в голову, что про меня давным-давно сложили песню. Еще задолго до моего рождения. И пел ее незабвенный Андрей Миронов в «Бриллиантовой руке». Достаточно лишь вслушаться в слова: «Весь покрытый зеленью, абсолютно весь, остров невезения в океане есть».

Ладно, согласен, океан немного не в тему. Зато все остальное подходило как нельзя лучше. Зеленью меня действительно накрыло с головой. Тонкие ветви берез, походившие на колючую проволоку типа «Егоза», в несколько слоев обвили туловище. Высокая трава, напоминавшая длинные толстые хомуты для стяжки кабелей, связала по рукам и ногам. Холодная земля, выступившая в роли магнита, притянула к себе.

Сейчас я напоминал первоначальный элемент из фильма «Человеческая многоножка». И не скажу, что был от этого в грандиозном восторге. В первую очередь, наверное, оттого, что неплохо помнил сюжет. Однако самое благоразумное, что я сейчас мог сделать, — не дергаться. Конечно, до того, чтобы расслабиться и получать удовольствие, было очень далеко. Но представлялось, что если начать сопротивляться, то выйдет себе дороже.

Во-первых, появилось четкое понимание, что если я дернусь, то ветви и трава сомкнутся на моем теле так, что попросту не выберешься. Во-вторых, Живню надо показать, что я положительный во всех отношениях персонаж. В лесу не мусорю, ветки не обрываю, лешачих не убиваю. Ладно, только ветки не обрываю и не мусорю. В общем, не замышляю ничего плохого. Что называется — если зашел в чужой двор, то не стоит пытаться утащить мангал. Особенно, если на крыльце стоит хозяин с ружьем. В-третьих… Я определенно помнил, что было в-третьих, но мысли почему-то ускакали вдаль. И возвращаться не собирались.

Потому что очень трудно сосредоточиться, когда тебе надо выстроить общение с неведомой хтонью, а ты даже не знаешь, с чего начать. К тому же, если колючие ветви березы сначала чуть царапали кожу, то теперь всерьез впились, будто бы даже желая не просто напиться крови, а намереваясь порезать туловище на несколько непропорциональных кусков. Странные у этого персонажа методы, Северная Пальмира ведь не особо близко, а замашки чисто питерские.

— Что за хтонь? — внезапно прозвучало совсем рядом.

Я даже не понял, на что был похож голос. То ли на шелест листвы, то ли на звон полевых цветов, то ли журчанье ручья где-то вдалеке. А, может, все сразу.

— Какая хтонь? — искренне растерялся я.

— Ты, человек, сказал: «Неведомая хтонь».

— Это такое уважительное обращение, господин… то есть, товарищ Живень.

— Я тебе ни господин, и не товарищ, — глухо проскрипел, будто ломали свежую, мокрую кору дерева, хозяин рощи. — Ты пришел ко мне, разбудил, и весь бурлишь, бурлишь, как молодой родник, из-под камня выбравшийся.

У меня сейчас жестко разрывало шаблоны. Начнем с того, что внешне я вообще не ожидал, что и тропинка, и лесок, в поле каждый колосок — окажутся Живнем. Сюда можно отнести еще и то, что начальник леших не исторгал из себя слова, которые сразу необходимо высекать в граните. То есть, от него не веяло вековой мудростью и всяким таким, чем должно веять от уважающей себя старой нечисти. Но это нормально. Что называется, мои ожидания — мои проблемы.

А вот что Живень вдруг прочитал мои мысли, неприятно удивило. Сложно выиграть партию, когда противник знает твои карты. Хоть бы кто-нибудь меня в последнее время приятно удивил. Конечно, лучше бы молодая девушка, но куда уж тут с моей-то везучестью.

И только после долгих секунд молчания до меня наконец дошло. Все эти колючие ветки — не способ ввести Мотю Зорина без абонентской платы в лесной БДСМ-клуб. Подобным образом Живень подстраивается под меня, читает.

Почему-то вспомнились слова ежовика про то, что старый бог зрит в корень человека. И артефакты и прочие уловки не помогут.

— Так вот кто тебя ко мне привел, — зашелестела под ногами трава. — Ежовик.

Ага, видимо, он читает не все подряд, а только то, о чем я сейчас думаю? Как там было в «Охотниках на привидения» — ни о чем не думай? Ага, легко сказать. У меня мысли хоть и не особо интересные, но рождаются постоянно. Так, надо просто увести разговор в сторону.

— Вы его знаете?

— Я каждую тварь, что в лес часто заходит, знаю. Так уж повелось. Теперь говори, чего пришел? Я с людьми давно дел никаких не веду.

— У тебя… у вас далеко отсюда в лесу лежит мертвец. В смысле, лич, не знаю, как правильно его назвать на старославянском…

— Старославянском, — засмеялись бутоны-колокольчики, стуча на ветру друг о друга. — А мы с тобой на каком разговариваем? Знаю, что нежить там лежит, которая когда-то нечистью была. Да что с того?