Княжич Юра V (СИ) - Француз Михаил - Страница 10

Нет, ну, подумаешь: буду бриться водой, без бритвы… ну, кто это заметит? Кому от этого хуже станет? Ведь, не может же это привести к действительно серьёзным последствиям, ведь правда? Ну, правда же?..

Ладно. Не будем об этом. Удаётся пока сохранять свою нормальную жизнь в том мире — и отлично. Будем следовать завету программистов: «Работает? Не трожь! Ничего не меняй!». Хоть и очень хочется.

Мои песни одобрили! Мои песни разрешили! Моя работа не пропала даром! Мой концерт состоится! И это прекрасно! Мир прекрасен! Погодка — отличная! Весна приходит! Солнце светит! И даже греет! Настроение на отметке: «Хочу всех любить! И приплясываю на месте без повода».

Что тут сказать? У меня вообще настроение, большую часть времени, хорошее. Не люблю грустить или злиться. Мне нравится улыбаться! И пофигу все проблемы, которые пытаются помешать мне это делать.

Однако, настроение настроением, а оружие забывать нельзя: стилет — потому что договорённость с Ректором всё ещё в силе: мой статус Одарённого должен быть виден сразу. Это только в клипах я позволяю себе снимать значок и ремень с кинжалом — не хочу выпячивать этот момент в творчестве, он придаёт слишком большую смысловую нагрузку, которая прямо-таки разрушает сюжетность историй, рассказываемых клипом. Рушит атмосферу.

А пистолет… ну, тут причина другая, хоть и не менее веская: нельзя такую опасную вещь оставлять без присмотра — самое надёжное для неё место, это у меня в оперативной кобуре. Сделал, блин, на свою голову, теперь таскай, мучайся…

Собрался и потопал на свои занятия: развивать свои возможности в вокале, игре на гитаре, общем понимании музыки и в языках, что б их!.. Вот стану Императором Человечества, введу на всей планете Единый язык — русский…

Замечено: когда занимаешься чем-то, что тебя на самом деле увлекает, что вводит тебя в состояние «потока», время начинает лететь незаметно. Словно бы по щелчку пальцев. Вот: только что было утро, я радовался солнышку и шёл в учебный корпус к своему учителю вокала, который устал уже быть в перманентном шоке от отсутствия границ моих голосовых способностей и скорости восстановления после любых самых рискованных экспериментов… Щёлк! И вот уже я сижу в столовой и делюсь своей радостью со всей нашей собравшейся компанией, видя на их лицах зеркальное отражение своей счастливой улыбки: они ведь тоже переживали! И даже поболее меня переживали! Для них же это вообще первая серьёзная творческая работа и первая возможность самореализоваться на большую аудиторию.

Это я, в случае неудачи этого проекта, легко (хоть и с неудовольствием) могу переключиться на другие, благо их хватает. Та же Алина в Питере времени зря не теряет, а я уже успел накопить новых русскоязычных идей, Дойч и Инглиш — успели изрядно поднадоесть. Да и настолько тяжёлый рок с настолько мрачным очарованием мне, всё-таки, чужд. Я предпочитаю несколько более светлые и легковесные вещи…

Щёлк! И вот мы уже выходим из машин, направляясь через площадь к строящейся сцене для финальных правок и натурной репетиции, привыкания к площадке и сцене.

Все улыбаются. У всех облегчение и воодушевление. Нет, пока ещё, предпремьерного мандража. Солнышко светит! Солнышко в самом зените…

И тут, без всякого «Щёлк!» на пути у нас стоит… Авкапхуру в своей сверкающей на весеннем солнце золотой короне-кокошнике. Тот самый Авкапхуру, что был тогда в делегации ЮАИ на Балу в Зимнем. Как и тогда, он был одет в хороший, дорогой тёмный европейский деловой костюм с галстуком, лакированные туфли в тон, и эту несуразную корону на голове. Дикое сочетание, которое не может не бросаться в глаза.

И расстояние до него не больше десяти метров. Он улыбается, гад. Предвкушающе. И даже на солнце глаза не жмурит, на солнце, которое светит прямо на него. Яркое, весеннее, полуденное… И так хочется ему спеть в лицо: «И, как вам только не лень, в этот солнечный день, играть со Смертью…»

В руке у него какой-то странный, черный, каменный нож с золочёной рукояткой, навершием которой является кость. И, почему-то я был уверен, что человеческая кость, а лезвие — обсидиан.

Что тут сказать? Тело моё действовало быстрее, чем думала голова. Точнее, быстрее, чем об этом можно было бы рассказать. Пистолет уже прыгнул мне в руку, а ловкие пальцы уже выполнили все необходимые манипуляции для начала стрельбы. Спусковой крючок нажат. Десять метров — это ж, буквально, в упор. Не промахнёшься. Даже целиться особо не надо. Просто, словно пальцем указательным покажи и стреляй.

Я не мог промахнуться. А пули в обойме все, как на подбор, Артефактные, «пробуждённые». «Непробуждённые» — в другой обойме. В запасной, хранящейся в специальном кармашке оперативной кобуры.

Я не мог промахнуться. Но я не смог и попасть.

Не понимаю, что именно произошло, но… я словно в солнечный луч или блик выстрелил. Пули пролетели насквозь, не причинив никакого вреда врагу. Не причинив вреда и не встретив сопротивления. Они даже не замедлились. Так же кучно и прямо полетели дальше в большую музыкальную колонку, установленную на сцене, со стороны которой появился этот южно-американец. Колонку пробило насквозь в четырёх местах, вызвав неприятный шум и искрение.

Враг стоял уже в пяти метрах правее, такой же самоуверенный и ярко освещённый весенним солнцем. А из груди моей торчит какая-то непонятная хрень: цепь-не-цепь, какой-то жгут непонятный, кроваво-красный и пульсирующий. Жгут, который тянется от центра моей груди к свободной руке Авкапхуру. Жгут, соединивший нас. Блестящий и… мокрый?

Я тут же попытался схватить этот жгут руками, одновременно пытаясь взять под контроль влагу, содержащуюся в нём.

Вот только, у меня не получилось ни то, ни другое!!! Моё тело и мой Дар меня не послушались!!! Я не мог шевельнуться. А, утративший контроль «Водный покров» на моём теле взорвался.

Взрыв получился недостаточно сильный, чтобы серьёзно повредить тело. Даже кожу не порвал — всё ж, слой этого покрова был совсем тоненький, «повседневный», а не боевой, да и спрессован не очень сильно, чтобы не доставлять дискомфорта при движениях и не снижать тактильную чувствительность. Так что, его взрыва хватило только на то, чтобы порвать на мне одежду и устроить «завесу» из брызг и водяного пара, скрывшую меня на несколько секунд от наблюдателей. Да и мне самому обзор заслонившую.

Поэтому, так неожиданно было увидеть рожу Авкапхуру в считанных сантиметрах от моего лица. И чуть не ослепнуть от солнечного света, который, словно прилип к его телу и короне. Прилип, усилился и обволок не только его тело, но и моё.

В следующее мгновение я всей своей спиной, задней частью ног и затылком почувствовал сильнейший удар, а мир окружающий завертелся и встал с ног на голову. Авкапхуру отдалился и оказался где-то на уровне моего пояса, почему-то торчащий под девяносто градусов ко мне. А впереди меня, прямо передо мной, перед моими глазами… небо? Голубое, весеннее, яркое и безоблачное…

Только ещё через пару секунд до меня дошло, что я больше не стою на земле, а лежу на чём-то твёрдом лицом к небу, а надо мной возвышается враг в блестящей на солнце золотой короне-кокошнике. Враг, уже спокойный, деловитый и никуда не спешащий.

А я… не в состоянии шевельнуть и пальцем. Да даже глаза, зудящие, веками закрыть не могу! И Дар не слушается! Я совершенно не чувствую Воду вокруг. Я даже кровь собственную не чувствую… хм, нет! Кровь чувствую. Но, лучше бы, наверное, не чувствовал, так как она не была полностью моя. Если прислушаться к себе, то становилось понятно, что она во мне, больше, чем наполовину, чужая! Чужая, мёртвая и агрессивная, активно борющаяся и подавляющая мою собственную, разъедающая и убивающая её. И именно из-за этого я не могу управлять Водой — все силы уходят на эту борьбу, на то, чтобы не проиграть в ней… слишком быстро, так как, о победе и речи не шло: чужая мёртвая кровь теснила и теснила мою.

А Авкапхуру, стоящий надо мной, спокойный и деловитый, передвигал по поверхности того, на чём я лежал, мои руки с ногами и крепил их к этой поверхности чем-то, фиксировал. Чем и как, я видеть не мог — глаза не шевелились.