Анна Павлова и священный рубин - Алейникова Юлия - Страница 4

Он подвеску заметил, понял, какую ценность она собой представляет, и не отстал от Ирины, пока та не созналась, откуда взялась эта драгоценность. Можно было бы соврать, что это ее наследство, но увы: Ирина неоднократно рассказывала Алексею, что их семья, уезжая из России, потеряла все. Маме и бабушке даже пришлось заложить обручальные кольца, чтобы их семья на первых порах продержалась в эмиграции.

В будущем надо быть осторожнее с откровениями, сделала для себя вывод Ирина.

Что же касается Алексея, он был в ужасе от случившегося. Настаивал, чтобы Ирина немедленно вернула подвеску хозяйке с извинительным письмом. Выслала почтой, и немедленно!

Ирина еле отбилась, нажимая на то, что Павловой сейчас нет в Англии, а ее австралийский адрес она не знает. И потом, вдруг такая ценность затеряется в пути, что тогда? Алексей немного успокоился и согласился подождать.

Но тут неожиданно быстро решился их вопрос с выездом в Россию, Алексей в суете забыл о подвеске, и Ирина благополучно вывезла ее в Страну Советов.

Глава 1

Москва. 1937 г.

– Дуся! Мне страшно нужны деньги! – влетая в кабинет мужа, промурлыкала Ирина. – Сто рублей!

– Ирина, ты с ума сошла? Опять денег? Ты понимаешь, что я советский служащий, а не американский миллионер? – отрываясь от бумаг, возмущенно восклицал Зиновий Яковлевич.

С Алексеем Хохловым Ириша развелась еще в 1934 году. Времена были непростые, Ирина кожей чувствовала, как над мужем сгущаются тучи. Ирочка всегда была существом тонко чувствующим, а потому уловила эти веяния задолго до разразившейся трагедии и по совпадению вдруг поняла, что мужа уже не любит и дальнейшей жизни с ним не представляет, а тут еще очень кстати подвернулся высокопоставленный работник Наркомфина с хорошими карьерными перспективами и жилплощадью. В общем, все решилось само собой. Ирина вместе с сыном Толиком переехала в дом на Новинском бульваре. Алексея арестовали спустя девять месяцев после ухода Ирочки.

– Зюся, у нас через неделю премьера, ты же не хочешь, чтобы я пришла на банкет в какой-то застиранной тряпке? – Ирину ужасно забавляло имя мужа. Зиновий. И она взяла себе за привычку поддразнивать его, называть смешными ласковыми прозвищами, к тому же и вид у Зиновия Яковлевича был вовсе не грозный, а безобидно-недотепистый. Он был невелик ростом, округл, со смешной, похожей на капустный кочан головой, унылым носиком и близорукими глазами.

В молодости Ирочка ни за что бы не обратила на него внимание. Но с возрастом она поумнела и теперь уделяла внешности мужчин самое незначительное внимание. За исключением, разумеется, любовников – они у нее всегда были статными красавцами, а иначе в чем смысл?

– Ирина, какие тряпки? На прошлой неделе ты сшила себе роскошное платье и едва ли раз его надела! – продолжал упорствовать Зиновий Яковлевич. – К тому же я тебя уже не раз просил вести себя скромнее. Ты видишь, что происходит? Ты заметила, сколько у нас соседей сменилось за последний год, ты понимаешь, что сейчас не время для легкомыслия? Надо сидеть и не высовываться! – Состроив несчастное лицо, он демонстративно схватился за сердце. – И к тому же откуда такие деньги? Надо жить экономнее. Бережливей.

– Ну Зюсик, ну пожалуйста. Ну ты же знаешь, как для артистки важно хорошо выглядеть. Ну если хочешь, я скажу Вере, чтобы она не покупала мяса на этой неделе?

– Что еще за глупости, а что мы есть будем?

– Постные голубцы, или вот картошку, а еще я слышала, можно брюкву есть, – хитро посверкивая глазами, предложила Ирина, ласково поглаживая лысеющую макушку мужа.

– Ирина, ты нас разоришь! Ты нас погубишь! – Доставая из ящика стола деньги, Зиновий Яковлевич стонал.

– Скажу Вере, пусть купит сегодня твою любимую вырезку, – забирая у мужа купюры, пообещала Ирочка. – Вера! Верочка! – довольная, нараспев позвала Ирина. – Зиновий Яковлевич попросил приготовить его любимую говядину.

Вера смотрела на невестку тяжелым неприязненным взглядом. Она была старшей незамужней сестрой Зиновия Яковлевича и вела у него хозяйство еще задолго до появления в доме Ирины Феликсовны. Невестку она категорически не одобряла. Видела насквозь. Но бороться с нею не пыталась, заранее признав свое поражение. К тому же Ирина, при всей своей противности и эгоизме, никогда не лезла в хозяйственные вопросы, не поучала, не делала замечаний. А ведь бывает еще и такое. Явится такая вот фифа и давай свои порядки устанавливать, а ты терпи, а то не нравится – изволь отправляться на все четыре стороны. А отправляться Вере Яковлевне было некуда.

– Ладно, – буркнула она еле слышно, но Ирина заметила ее неудовольствие и тут же радостно предложила:

– А еще купите себе пирожных, эклеров. Как вы любите.

«Вот ведь лиса, – сдерживая глупую довольную улыбку, подумала Вера Яковлевна. – Ко всем подластится».

– Вера, Толик из школы вернется, покормите его, пожалуйста. Надеюсь, этот противный мальчик из ячейки К5 не побьет его снова. – Семейство проживало в новом доме Наркомфина, в котором в свете современных веяний вместо квартир имелись ячейки. Дом был спроектирован в духе современных веяний, в квартирах не было полноценных кухонь, были маленькие спальни, зато большие, просторные гостиные. – Если этот хулиган не отстанет от ребенка, придется Толика из школы встречать, – вздыхала Ирина.

– Может, пойдете с родителями его побеседуете? – предложила Вера, хмуро глядя на невестку.

– Да что вы, Вера. Вы же знаете, что там случилось, – переходя на шепот, проговорила Ирина: слышимость в доме была ужасающая. – На прошлой неделе у мальчика отца арестовали, как можно туда ходить? Нет, нет. Лучше уж Толика из школы встречать. Ну, я побежала. – Легко целуя Веру в щеку, Ирина попрощалась и, прихватив сумочку и перчатки, выпорхнула из дома.

– Попрыгунья-стрекоза, – пробормотала ей вслед Вера.

Ирина спешила на репетицию в самом прекрасном настроении. Происходящие в их многоквартирном доме неприятности ее не беспокоили. Женская интуиция подсказывала Ирине, что Зиновию Яковлевичу ничего не грозит. Ее муж был человек невыдающийся. Совершеннейшая заурядность во всем. Бесталанный, некрасивый, зато усердный и преданный. Кому? Начальству. Партии, Родине, любому, кто накормит, приголубит, приютит, приласкает. Такие, как Зюся, не тонут. В этом Ирина была уверена.

Ирине было уже около тридцати – сколько точно, она никому не сообщала. Но походка ее была по-прежнему по-девичьи легкой – спасибо профессии, – осанка гордой, талия тонкой. По прибытии в Москву она без труда устроилась на работу в Большой театр: все-таки имя Павловой гремело по всему миру, и тот факт, что она танцевала в труппе великой балерины, сослужил ей хорошую службу. Ее приняли в театр, и поначалу у нее даже бывали небольшие сольные партии, но что-то не сложилось. В примы она не вышла. Кто-то считал, что ей не хватило трудолюбия и целеустремленности, а кто-то – что таланта. Но Ирина не горевала, ей хватало успеха не на сцене, так в жизни. А что за радость всю жизнь у станка простоять? Нет уж, увольте, в жизни и помимо сцены существует масса удовольствий. И Ирина в полной мере жизнью наслаждалась, хотя, конечно, иногда сожалела о покинутом Париже и о немолодом французском бароне, с котором познакомилась когда-то на корабле, а потом встречалась несколько раз до приезда Алексея. Но жизнь сложилась как сложилась, и в Москве люди живут.

После репетиции Ирина с подругой Шурочкой Весловой отправились к портнихе, затем в ресторан с одним хорошим знакомым, потом снова в театр. Домой Ирина вернулась поздно, весь дом уже спал. Выпив на кухне простокваши, заботливо оставленной ей Верой, Ирина, счастливая, легла спать. День прошел чудесно.

Засыпая, Ирина со счастливой улыбкой вспомнила, как во втором акте наступила на ногу противной задаваке Лиле Арнаутовой и как у той лицо скривилось.

– Верочка, доброе утро, Зиновий Яковлевич уже на работе? – появляясь на кухне в шелковом вышитом халате и с бигуди на голове, прощебетала Ирина.