Клинок мечты - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер" - Страница 5

– Где твое «там» оказалось сегодня?

– В одном цеху Речного Порта. У самой воды. Я добиралась прямиком на лодке. Так много народу! А парней с голой грудью больше, чем звезд на небе. И даже девчонок! – В полумраке свечи улыбка Теддан смотрелась аллегорией звериного удовольствия.

– В Речном Порту? Ты хочешь понести от какого-нибудь… торговца шерстью?

– Какого-нибудь сынка торговца шерстью с идеально выпуклой попкой, – сказала Теддан и развела руками, изображая в воздухе приемлемые для нее формы. А когда Элейна не засмеялась, добавила: – Да не будь ты ханжой.

– Я и не ханжа.

– Значит, это я потаскуха.

– Я не об этом вовсе, – сказала Элейна. – Я не хуже других ценю хорошую задницу. Только… Тебе нельзя постоянно куда-то бегать. Это опасно.

– Я надевала маску. Половина тех, кто там был, носили маски. Никто не знал, что это я. Не сердись.

Элейна прислонила руку к растрепанным, просоленным, закопченным волосам Теддан, и кузина, как ласковый котенок, вжалась головой ей в ладонь. Винные пары ее дыхания должны были казаться мерзким перегаром, но нет. Они воспринимались скорее экзотическими духами, которые Элейна держала у себя, но никогда не использовала. Чем-то прекрасным, но не для нее. Элейна убеждала себя, что грудь сдавливает лишь беспокойство и раздражение насчет Теддан, но понимала, что это не вся правда.

– Я за тебя переживаю, – сказала Элейна. – Только и всего.

– Я за тебя тоже. От нас так много хотят, да? – Голос кузины размяк и поплыл. – Они забирают у нас почти все, что мы есть, а потом еще и командуют, что делать с тем крохотным кусочком, который остался. А ты им веришь, родная. Страх пробирает, какая ты с ними доверчивая.

– Ты пьяная.

– А ты трезвая, и если бы только могла, я бы избавила тебя от всего этого. Я бы тебя спасла, ты же знаешь? – Из глаза Теддан выкатилась слеза, влага ярко блеснула при свече.

– Мы просто будем присматривать друг за дружкой.

– Всегда, – сказала Теддан, и Элейна почти сумела поверить, что та не лжет. – Навсегда.

Родственница улыбнулась, опускаясь на подушку. Вскоре Теддан уже легко и плавно сопела – ее дыхание так и не перешло в храп, и вскоре она затихла. Элейна лежала в полутьме, стараясь не ерзать, чтобы не потревожить ночную гостью. Сон возвратился неспешно, но на этот раз без сновидений.

Денайя Аббасанн принесла своему мужу, Бирну а Салю, троих детей. Первые два, мальчики-близнецы, умерли рано. Третья, Элейна, с трудом появилась на свет, и Денайя прожила недолго, успев почувствовать дыхание дочери и осенить дитя материнским благословением. Верней, такая история дошла до Элейны. Мать воспринималась ею исключительно со слов других. Изредка в мыслях удавалось вызвать образ женщины, немного похожей на нее саму, но старше, мудрее, счастливее. Но чаще у воображаемой женщины были темные волосы и глаза, колючий смех и постоянное, неизбывное недовольство Элейной и всем, за что бы та ни бралась. Мать представляла собой рассказ в ее голове, и в этом рассказе непременно упоминалась не слишком-то толковая дочь, поскольку именно того Элейна боялась.

После смерти Денайи Бирн решил повторно не жениться. Двоюродный дед Элейны, князь Осай а Саль, детей не нажил. Когда – если – Элейна обзаведется своими, те будут носителями крови а Саль, однако иного имени. Даже если отец все-таки женится вновь, Элейна следом за ним станет княгиней, а ее дети займут престол после нее, но уже не будут а Салями. Дом а Саль был самым могущественным в Китамаре и, по сути, уже увядал.

Но это не имело значения. Могущественные китамарские семейства делили и кровь, и постель, будто в необъятном глазу, сверхизысканном танце в бальном зале самой истории. Князь звался а Саль в течение четырех поколений, а два поколения до этого принадлежал Дому Рейос, а с полдюжину раз перед тем Дому Адрескат. Практически всякий раз, когда женщина занимала трон, менялось имя династии и город обновлялся хотя б по части родословной, если не каким иным образом. Такой вид перемен считался вполне допустимым.

Пять великих родов прежде были семью, двенадцатью и тремя – повинуясь дуновениям ветров судьбы. Порою гасла сила великих, и младшие дома – Эринден, а Лорья, Карсен, Мэллот, Фосс и дюжина других – ожидали возвышенья. Но Китамар был Китамаром, и через всю его историю, со дня основания до сегодняшнего утра, проходила нить, скреплявшая город воедино. На его престол не садился узурпатор, никогда. Ни один гражданский мятеж, сколь ни кровавый, не раскалывал власть и город. Если в ходе обучения сквозь слаженную симфонию прошлого до Элейны порой и долетал гул жестокости, то была лишь цена, которую они платили за мир.

Расслабленное, неподвижное лицо Теддан еще не отпустил сон, когда заря явила свои лучи промеж досточек летних дверей. Элейна смотрела на спящую, пока не уверилась, что сама не уснет, и тогда, не будя своенравной кузины, выскользнула из постели, а служанка в молчании обиходила ее и одела. Судя по тому, насколько глубоким был сон Теддан, им можно было хлопать в ладоши и распевать, но все же Элейна покинула свои покои очень тихо. Само поместье было широко и великолепно и позволяло принять по высшему разряду не меньше дюжины гостей, но сейчас тут были только она и отец. Гостевой дом годами стоял закрытым, южное и восточное крылья главного здания потрескались. Достаточно было северного крыла и прилегавших садов. Более чем достаточно.

Утреннюю пищу Элейна принимала в мшистом саду, устроившись под шелковым навесом, за столиком, оплетенным будто ненарочно вьюнками. Она пила охлажденную воду, сдобренную цитрусом, когда заметила экипаж. На карете были изображены эмблемы Братства Дарис, а стоящий сбоку мужчина носил цвета Дома Чаалат. Его лицо, будто залатанное паутиной шрамов от ужасных ожогов, все равно оставалось вполне симпатичным. По внешности, пусть не по имени, она его вспомнила. Более того, поняла, что означало его присутствие. Доев последние кусочки яйца с ячменной выпечкой, она махнула слугам убрать подносы и двинулась в сторону отцовских комнат. Приходилось делать вид, будто она не спешит, однако в горле рос ком напряжения.

Когда она достигла большого зала возле личной отцовской гостиной, то обнаружила выходящую оттуда отцовскую родственницу Андомаку Чаалат. Андомака улыбнулась своей бесцветной, добродушной улыбкой, но напряженность ее взгляда выражала озабоченность.

– Кузина, – молвила Андомака, – вы хорошо выглядите.

– Вы слишком милостивы ко мне. Я допоздна засиделась с подругой, – сказала Элейна и рассмеялась. – Похоже, дворцовая интрижка. А ваши дела идут хорошо?

Андомака замерла, как с ней иногда бывало, словно прислушивалась к музыке, которой не звучало ни для кого иного.

– Нет, – сказала она, затем поцеловала Элейну в щечку и пошла дальше.

Элейна направилась в гостиную. Сохранять безмятежный вид было больше незачем.

Бирн а Саль сидел на широком кожаном диване, разведя в стороны колени и свесив сложенные ладони. Помещение было до того просторным, что Элейна, пересеча половину зала, все равно чувствовала разделяющую их дистанцию. Отец чуточку приподнял голову, ровно настолько, чтобы ее видеть.

– Сюда приезжала Андомака, – сказала Элейна. Не в форме вопроса, но, по сути, задавая его.

– Не с родственным визитом. Она – верховная жрица Братства Дарис. Исполняет их таинства. Их и дядины.

– Мы не состоим в Дарис.

– Мы – нет, – согласился он, – но, по-видимому, у них существует обряд, который требует капельку крови ближайшей по родству персоны. – Он поднял руку. Виднелась красная царапинка на месте прокола. – Ответить отказом показалось мне грубостью.

– Исцеление?

– Заупокойная служба.

– Ох.

– Он еще не преставился, – сказал отец, опять опустив взгляд. – Но она сказала – умрет. Ему осталось недолго. – Бирн покачал головой. – Дедушка прожил до глубокой старости. Я думал, впереди ждут еще годы. Десятилетия. Я полагал…

Он оглядел гостиную, словно картину с изображением чего-то уже потерянного. Вот-вот он станет самым могущественным человеком в собственном городе, а выглядит как извозчик, потерявший любимого пса. Она знала, что отец скажет дальше, и пожелала, чтобы он промолчал. Хоть раз, хоть разок не заводил бы все ту же припевку.