Клинок мечты - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер" - Страница 2

В спальне с худыми стенками, над лавкой портного в Речном Порту, лежит на матрасе молодой человек. Правая рука у него забинтована, под тканью перевязки пульсирует рана. Он смотрит, как над коньками крыш восходит луна, с замиранием сердца прислушивается к шагам по скрипучим полам за дверью.

Зовут его Гаррет Лефт.

Часть первая

Разгар лета

1

По северной стороне забора взбирался плющ. Широкие листья зеленели столь сочно, что при свете фонаря казались почти что черными. Камни источали дневной зной, а ветер навевал то, что в середине лета считалось прохладой. От него пахло рекой.

– Потом вышли еще пятеро, – продолжал дядя Канниша, Марсен, растопырив пальцы. – И вот мы – я, Фриджан Рид и Старый Кабан, а вокруг нас целая дюжина долгогорских бандюг, а другого патруля и не видать, свисти – не свисти.

Маур напряженно подался вперед, точно ребенок, а не взрослый мужчина, проживший уже пару десятков лет. Гаррет прихлебнул еще сидра, стараясь не шевелиться. Канниш, который недавно тоже обзавелся синим плащом городского стражника, хоть сейчас его и снял, сложил руки и откинулся к стене, словно, вступив в стражу, тоже стал участником дядиных историй.

Марсен вытянул руки вдоль спинки лавочки и покачал головой, предаваясь воспоминаниям. С сединой в бороде и на висках, он разменял вторую половину пятого десятка и носил мундир с непринужденностью многолетней привычки. Этот мундир настолько с ним сросся, что снять доломан, короткую куртку, как это делали парни, ему не приходило в голову даже в жару.

– Так и что, вы тогда получили поперек задниц? – спросил Маур.

– Нет, – ответил Марсен. – А могли бы. Запросто. Те, как один, были бойцами Тетки Шипихи, а она падка на кровь, срань инлисская. Служебные жетоны без разговоров делали нас мишенями. Но мы были в Долгогорье. Вы, ребята, в Долгогорье бывали?

– Только по пути в университет или театр, – отозвался Гаррет.

– Значится, нет. Если идете в Притечье, держитесь реки, чтобы туда попасть. Долгогорье – настоящий лабиринт. По тому, как дома у этих инлисков сгнивают и тут же пристраиваются новые, их улицы сдвигаются от недели к неделе, а новые постройки сооружают их тех же досок, что и старые. Это-то нас и спасло. – Он кивнул. Зная, что будет дальше, кивнул и Канниш. – Один хлыщ держал масляную лампу. Склянку в дерьмовой жестяной коробочке. На него я и попер. Сам-то он увернулся, но я метил вовсе не в тело. Никак нет. Я пробил и стекло, и жестянку, и все вокруг обдало маслом. Мой клинок тоже. Все лезвие. Малость смахивало на картинку из священных преданий. Боги с пламенными мечами. Но то был просто-напросто я да немного дешевого масла. – Он поднял правую руку, выставив большой палец. – Видите – обжегся.

Маур негромко присвистнул. Узловатый шрам был уродливо-бледным, но боль хозяину шрама, видимо, была нипочем.

– Суть в том, что пацаны Тетки Шипихи увидали огонь и запаниковали. Вообще, мать их, забыли про нас. Ломанулись за водой. Мы завалили и повязали половину из них, до того как те поняли, что происходит. А прочие разбежались. Тамошний сброд опасен, но дай им отпор – только пятки засверкают. Так все и было.

– А что с пожаром? – спросил Гаррет.

– Пока у нас руки дошли до огня, местные уже все потушили. Долгогорье знает – как займется пожар, его уже не остановишь. Во многих домах у них вырыты колодцы. Настоящей опасности не было. Зато каков отвлекающий маневр! В этом половина победы.

– Превзойти противника умом не менее убийственно, чем силой и скоростью, – заметил Канниш. – Даже, наверно, поболее. Так говорит капитан Сенит.

Дядя прищурился и посмотрел налево.

– Ага, так и говорит.

Из дома раздался женский голос. Матушка Канниша, хозяйка ночной таверны, громко желала кому-то из гостей доброй ночи. Гаррет часто сиживал дома у Канниша, с тех пор как оба и Маур карапузами играли в мечевой бой на хворостинах, и понимал намеки с первого слова. Остальные тоже. Они с Мауром натянули через голову сорочки, а Канниш снова набросил на плечи синий плащ. Ни он, ни дядя сейчас на смену не заступали, но форма была предметом гордости. Заявляла о том, кем Канниш стал, и о его месте среди горожан.

– Можем двинуть в пивную, – предложил Маур.

– Заманчиво, – отозвался Марсен, – но пора двигать в казарму.

– У меня утреннее дежурство, – сказал Канниш, – а дяде собирать пошлину на Притечных Воротах.

Маур постарался улыбнуться.

– Тогда в другой раз.

Вчетвером они прошли под каменной аркой и зашли в дом. Слуги разбирали остатки ужина, а родители Канниша стояли в главном коридоре возле двух своих взрослых дочерей. Гаррету с детских лет трудновато было воспринимать старших сестер друга иначе как источниками мучений и объектами подросткового любопытства, но теперь они выросли, превратились в женщин и готовы были полноценно принять на себя семейные и деловые обязанности. Старшая недавно объявила о помолвке с сыном магистрата, и этот ужин в ряду других был посвящен празднованию будущего союза.

Гаррет с подобающим уважением поблагодарил отца и мать семейства за гостеприимство, а те рассмеялись, обнимая его. Купеческие дома Китамара вели меж собой беспрестанные войны, но оружием этих войн служили оказание взаимных любезностей, браки по расчету и хладнокровная оценка любых ситуаций – как выжать из них преимущество, не нарушая закон. Обычно бескровные, бои были от этого не менее напряженными. Решение, принятое почти два десятилетия назад – позволить троим мальчуганам вместе играть в семейных двориках, – наверняка что-то подразумевало, так же как приглашение друзей Канниша сегодня на ужин. Так оно и происходило в Речном Порту. Все значило больше, чем казалось на первый взгляд.

Канниш с дядей повернули на юг, направляясь к своей казарме. Маур и Гаррет побрели на запад. Лето было в зените, и кобальтовый оттенок висел на горизонте долгими, тягучими часами. Дворцовый Холм располагался от них к юго-западу, Старые Ворота сверкали фонарями и лампами по всему левому склону, словно холм был головой, повернутой почти в профиль и увенчанной короной – дворцом князя Осая. Канниш служил в страже уже полгода, однако все равно было странно бродить этой теплой благоуханной ночью без него. Будто кого-то не хватало.

Поначалу оба не разговаривали, а лишь шагали по темным улицам, их башмаки стучали то в такт, то сбивали ритм. На небольшой площади у гильдии свечников Маур вскочил на низкую каменную ограду, шатаясь, как очень неумелый акробат. Дойдя до конца, он спрыгнул, а затем вздохнул:

– Слыхал про то, что князю Осаю нездоровится?

– Я слухам не верю. Людям нравится судачить о том, как все вот-вот рухнет.

Маур хмыкнул – возможно, в знак согласия или же просто так. И вздохнул.

– Я тоже вот собираюсь вступить.

– Куда вступить?

– В городскую стражу. К Марсену с Каннишем.

– Ого, – сказал Гаррет.

– Не надо.

– Чего не надо?

– Чувствовать себя преданным. Я не выбираю его из вас двоих.

– Я так и не считаю, – сказал Гаррет. И секунду спустя продолжил: – Ты же знаешь, все эти его стариковские байки – чушь? Насчет девиц, вешающихся на синих плащей, и как стража выигрывает любую стычку. Любитель покрасоваться.